Грязь сделалась превеликою; лощинки бывшие накануне сухи, наполнились водою и превратились в быстрые реки, которые надлежало переходит вброд. К утешению нашему мы думали, что Варнаки остались позади и уже более вас не обеспокоят, особливо в то время, как все наши ружья и пистолеты совершенно замокли.
Проехав версте пять по дороге, остановились в 1-м часу пополудни кормить лошадей. Едва успели разбить палатку и развести огонь, как услышали очень близко два ружейных выстрела, от которых Якуты наши тотчас упали ниц, a в то же время с разных сторон появились семь человек, из коих двое шли прямо к нам, имея совсем готовые ружья. не ожидая ничего доброго от таковой встречи, стали мы хвататься за свои замоклые ружья. Хвостов не могши скоро достать своего, с одною саблею побежал навстречу к ним и подойдя к атаману спросил. Что вам надобно? как вы смели подойти к военным людям? положи ружье, или я велю по вам стрелять. Сей смелый поступок устрашил атамана. Он велел товарищам своим положить ружье и сказал: мы, видим, что вы военные люди и ничего от вас не требуем. Прочие разбойники также кричали нам: не пали! не пали! Между тем однако же атаман, посмотрев с некоторым удивлением на Хвостова предложил ему идти с ним в их палатку, отстоящую но его словам не далее ста сажень от сего места. Хвостов, чтоб не показать себя оробевшим от его предложения, отвечал: пойдем. Он вошел с ними в палатку, где набралось их более десяти человек. Один из них стал с ним говорить грубо: молоденек брат ты, а шумишь много: и начал его трепать по плечу. Хвостов видя, что дерзость сия может также и других ободрить к наглостям, решился в тоже мгновение из всей силы ударит его в щеку, так что разбойник не устоял на ногах. Потом подняв саблю сказал: еже ли вы что-нибудь против меня подумаете, то дешево со мною не разделаетесь; я один справлюсь с вами, a при том и товарищи мои близко. Разбойники оцепенели. Атаман закричал на виноватого, говоря ему: ты забыл что ты Варнак, a его высокоблагородие государев офицер. После чего велел ему кланяться в ноги Хвостову и просить у того прощения. Таким образом заключен был мир с разбойниками, которые потом не только уже не помышляя ничего у нас отнять, но сами предлагали нам все что имеют кроме сахару, извиняясь тем, что не нашли оного ни у одного купца. Мы не приняли услуг их, a сказали им, что бы они не вздумали сделать чего нибудь потихоньку, если хотят мирно расстаться с нами; но они уверяли, что ни как не осмелятся учинит того, и что они совсем не такие разбойники как об них разумеют; что бежали от крайности и тяжкого содержания, что берут от купцов нужное только им, и что никогда не решаются убить кого-либо, иначе как защищая себя.
Поутру отправились мы в путь безо всякого помешательства от наших соседей. В 10-ти верстах от брода через Белую, кормовище называется Серьгах Сибихтя, потом Сияльлях Тумул (гривы вешаны), 10 верст далее Отырежас Тис, a после Сюльлях Тумул (грязное место), хребет потому так названный, что в дождливое время тут бывают ужасные грязи и — Бадараны, то есть глубокие жидкие топи. От последнего дождя произошло весьма много ручьев, кои должно было переходить вброд, так как и многие рукава Белой. Все они текли с чрезвычайною быстротою по каменному дну. Через один рукав нельзя было перебраться в обыкновенном месте и мы искали другого, объезжая по топкому болоту. Найдя несколько способное, стали переходить; но многие лошади вязли и падали в воду, перемочили весь экипаж, который вытаскивая и мы перемокли.
Все товары и вещи перевозимые по Охотской дороге укладываются в сумы, сделанные из бычачьих кож, которых швы так хорошо замазываются смолою, что из всего укладываемого в них ничего не подмокнет, хотя бы сума и вводу упала; но как кампания не имела нужды заботиться столько же о сбережении нашего экипажа, как своих товаров, a мы по новости ничего в том не разумели, то нам дали как нарочно гнилые и изорванные сумы, в коих большая часть вещей совершенно испортилась.
Потом проехали мы Бастын Харатит (первый черный лес). Сих Харатитов сряду три, каждый длиною около 10-ти верст, a последний не много более. Проезжая Бастын Харатит в левой стороне оставили каменную гору, называемую Тыллах-Нюра (ветреный камень), потому что будто около него всегда дует сильный ветер; однако же когда мы ехали мимо оного, тогда совершенная тишина стояла. Вечером, проехав речку Мухтулу или Кондратову, остановились кормить лошадей на Opmo Xapamum (второй черный лес). Дабы перебраться на ярмонку, где мы, расположились ночевать, надлежало наперед перейти ручей вброд. Что бы узнать глубок ли он, послали находившегося при почте для охранения оной Якута, вооруженного луком. Таковых называют батаста (оруженосец) [3]. хотя ручей не имел более 21/2 сажень ширины, и в обыкновенное время совсем высыхал, однако же в сие время был так глубок, что батаста принужден был переплыть через оный: чего ради мы развьючив лошадей перегнали их вплавь, a кладь и седла на себе перенесли, положив через ручей деревья.
Вместо слова брат, употребляемого у нас когда кого кличут, по Лене говорят Товарищ, a Якуты Дагор, то есть друг.
Поутру поднялись мы с места. Около полудня пошел дождь, но скоро перестал и небо опять сделалось ясно. Мы ехали между двумя хребтами, по пади, где течет выходящая из Чагдальского хребта речка Чегдалка, которую мы перешли до 15-ти раз вброд, и сверх того еще столько же ручьев, наводнившихся от дождей. Чагдалка впадает в Белую. Почтовые лошади были так худы, что одну из них принуждены мы были оставить на дороге с Якутом; нанятые же напротив все очень хороши, так что ежели бы все были такие, то верно бы могли мы переезжать от 60 до 70 верст в день, что значит очень много по столь дурной и каменистой дороге, по коей не подкованные лошади скоро подбивают копыта.
Иногда мы рвали много голубики и красной смородины, кою здесь кислицею называют; смотрели на белок и бурундуков (зверьки по менее белки, шкура их красно-седая с белыми полосами), которых собака наша отыскивала и загоняла на деревья; что и служило нам единственным провождением времени. Изредка стреляли попадавшуюся дичь.
Представляющиеся нам горы были разнообразны: иные оканчивались острыми вершинами, наподобие сахарных голов; другие имели вид куполов, некоторые поросли лесом, но большая часть из оных покрыты были мелким, камнем. Иногда хребты с обеих сторон так часто переменяли положение свое, что казалось будто мы отовсюду окружены горами.
