- Как можно такую предпочесть какой-либо иной?.. - Павел удивился, насколько выразительна речь старушки, по одной только интонации единственной фразы следует, что молодая женщина разведена, оставлена. А ведь озвучена только эмоциональная вершина: дескать, невероятно, не может быть.
Официант исчез в своем укрытии, женщина и мальчик ушли из поля зрения Павла и старушки.
- ...К тому же, вы одинок... У вас нет семьи, простите, простите...
Эти слова были чуть раньше. Они не просто продолжение отгадок, а подготовка, определяющая логику следующих предложений. Предложений не как грамматической суммы слов, а именно призывов к действию. Вот сейчас она говорит вроде бы совершенно другое, невинно кося глаза и наивно выделяя интонацией провокационный смысл фразы:
- Вы не просветите меня, каким образом сейчас заводят знакомства мужчины и женщины? Я имею в виду зрелых, отдающих себе отчет в собственных поступках людей. Ну, те, которые заинтересованы в серьезных отношениях? Без разных там глупостей... Быть может, приглашают за свой столик... в каком-нибудь кафе? Вы знаете... ну, это я так просто, так сказать, возрастные фантазии... Если бы я... - увы, мое время прошло, - и все же, если бы я, допустим, была заинтересована в некоем подобном... Думаю, что в данных условиях, например, в доме отдыха, где работает вечернее кафе... это было бы совсем не трудно. Впрочем, весьма возможно, я ошибаюсь, - нравы изменчивы. Но одно несомненно: я бы атаковала. Вернее, - атаковал... - она засмеялась, прикрывая рот сморщенной тонкой ладошкой. - Мой будущий... или, вернее сказать, прошлый муж нашел меня на танцах! Вернее, это я его нашла!... Ой, простите! Не поймите меня превратно: мы с вами, то есть пара "я - вы", не в счет! Я совсем не о том. Отнюдь, отнюдь! Не подумайте! Ах!..-ха-ха!...
Павлу трудно сдерживаться, и он тоже смеется. Наверное, впервые за все время пребывания в доме отдыха. Вспорхнули с мозаичного тротуара голуби. Из веранды с затененными стеклами опять выглянул официант. Женщина и ребенок на секунду подняли головы, отвлекаясь от своего семейного общения, от своих праздных веселых забот.
У женщины, сидящей на корточках, поворот головы, на длинной, с четким продольным рельефом шее, напоминает движение удивленной птицы. Каштановая волна, попав под солнечный луч, пронзивший вековую чинару, вспыхнула, разлилась по поникшему плечу: рука снимает с детской коленки назойливых муравьев. Засмеявшись (по-своему - ребенку), она быстро распрямилась, выходя из профиля в анфас, царственную грацию которого подчеркнул вздрогнувший на бедрах, мгновенно разглаживая поперечные складки, темно-красный, с бархатным отливом халат. Серебряно сверкнула, от глубокого выреза на груди до колен, гирлянда из маленьких застежек-кнопок.
...Это не сон. Просто это продолжалось целый сладкий год. Казалось, в этом и было его спасение после отставки. Она встречала его в невинном шелковом халатике на застежке-молнии. Язычок металлического зиппера возле нежной выемки на шее имел запах и вкус. Ритуал, который с невероятной скоростью вгонял в транс, гасил внешнее солнце, зажигая исподний, тайный огонь...
Когда из школы приходили ее почти взрослые дети, нетерпеливо звонили в дверь - три длинных, - зиппер визжал, соединяя, казалось, в ровный шов обрывки времени - до и после. Она бежала к двери, он шел на кухню, целомудренно пил остывший чай, выглядывал из дверного проема: привет, молодежь, как успехи, а мы вот тут с вашей мамой чайком...
Через сколько времени это случилось? Ах, да, разумеется, через сладкий год. Он позвонил, отступая от сложившегося расписания. Улыбаясь в дверной глазок (он уже любил ее детей, мальчика и девочку, - не по годам взрослых): три нетерпеливых длинных. Она открыла, все было как всегда: невинный халатик и... Даже показалось, что это именно он, Павел, сидит сейчас на кухне и пьет остывший чай и машет рукой: привет!..
"Не верю!.." (Впрочем, это, похоже, из сегодняшнего дня.)
Как тривиально, оказалось. А ему виделось, что все было так волнующе оригинально, и в этой оригинальности - спасительная суть: он закусывал этот язычок-лепесток, который имел запах и вкус, зубами (затылок касался ее точеного подбородка), и медленно опускаясь на колени, зная, что произойдет..., - он не будет открывать глаз, пока хрустящий, иногда заедающий, замочек не достигнет дна своего пути, когда, щелкнув, разведет окончательно половинки гладкого, приятного щеке... Господи, как разочаровывающе обыкновенно!..
"Привет!.."
...Он надрезал кожу у самого горла, затем, поддев, довел лезвие до самого низа живота. Кожа расползлась на груди, обнажая белое мясо. "Как будто бабу раздеваем", - пошутил один из разведчиков, наблюдая, как Павел разделывает ворону, - "а я думал, общипывать будем, как курицу". Это было в тех же проклятых горах, когда несколько суток они пробирались к своим, без воды и пищи. (Вертолет не прибыл в назначенное место, они только слышали его шум за соседней горой, ошибка была совсем невеликой, но "достаточной", покружился и улетел.) С "лимонками", но без единого патрона (благодаря душману, который спровоцировал их на бесполезную перестрелку), поэтому обходя на всякий случай любые селения и вообще любые живые шумы. ...Им повезло: сначала они поймали какого-то грызуна, потом подбили камнем неосторожную ворону. А на третью ночь, когда они уже почти совсем высохли, пошел сильный дождь, ливень, по камням потекли грязные ручьи... В следующую ночь они развели костер, - они решили, что все трудности и опасности позади. Город был уже близко, за небольшим перевалом, который контролировали правительственные афганские войска...
- Вы опять о чем-то задумались, - напомнила о себе старушка. - Чай совсем остыл. Можно, я закажу еще чайничек? Это прелесть. - Она резво привстала и изящно, звонко щелкнула пальцами правой руки, подняв ладонь на уровень лица. Громко обратилась к невидимому официанту: - Эй, где вы там! Молодой человек!... Я тоже заказываю чай. Заказ аналогичный предыдущему!...
Павел опять не удержался и улыбнулся, так комично выглядела соседка. Сквозь эхо воспоминаний, из которых он только что вышел, улыбка получилась вымученной, он сам это чувствовал.
- Вы смеетесь над моим ископаемым жестом? - она повторила щелчок. - Это я для вас... Вы часто грустите. Не надо, уверяю вас. Вы мне не поверите, но я уже, какой бы не была причина вашей тайной печали, сопереживаю вам. Чем бы я могла вам помочь? Все это глупо, конечно, это, простите, возрастные сантименты... Но в принципе, кто-то должен... Я - конечно, вряд ли. Не тот запал... Даже на это, - она опять сделала движение пальцами, на этот раз они издали только шелест, - нужна энергия. А вот если бы...
Она повертела маленькой седой головкой, раз за разом устремляя обеспокоенный взгляд туда, где только что играли женщина и мальчик.
Неразлучная парочка снова оказалась совсем рядом. Женщина и мальчик уже сидели на корточках у водоема с форелями, которые, возвышаясь темными спинками из мелкой воды, вяло уворачивались от ручонок мальчика. Иногда мальчик звонко смеялся и хлопал ладошкой по воде. При этом его мама зажмуривалась и смешно трясла каштановой челкой в сверкающем бисере мелких брызг.
- У меня к вам предложение... Вернее, просьба, как к рыцарю... Здесь не так уж много особей одного с вами полу, а уж рыцарей!.. - не знаю! По крайней мере, - не созерцаю.
Павел с шутливой готовностью распрямил спину и склонил голову на бок: само внимание.
- Давайте сегодня вечером... Закажем столик, к примеру... - она покосилась на тех, кто играл с форельками, - скажем, на... четверых. И кого-нибудь пригласим в качестве третьего и четвертого. Просто так, как бы между прочим, случайно. Это ведь классика - в том, что иногда только маленький шаг отделяет нас от великого. Но вот сделать его - не всегда хватает смелости. Мешают условности. Извините за нравоучительный пафос.
Павел изобразил, как мог, шутливую мину:
- Понял. Прямо так, как в классике, подойдем к случайному прохожему и предложим, без лишнего пафоса, - он отвернул голову в сторону, хрипло обращаясь к невидимому прохожему: "Третьим будешь?"
Старушка поддержала игру и отвернулась в сторону противоположную: "А четвертым?.." С тем же хрипом. По всему было видно, что в молодости этот ныне седой милый одуванчик был неутомимым генератором идей, возможно, отчаянных.
- Эта? - женщина смеется вместе с мальчиком. - Эта? Ну, же, сынок! Эта? Смотри, какая красивая, спиночка блестит!..
Бывший офицер и старушка невольно умолкли, залюбовавшись воплощением непосредственности, покоя и счастья...
- Эта? - очередной раз восклицает женщина, и, услышав утвердительный ответ, облегченно показывает официанту пальцем на рыбину: - Вот эта.
Гарсон, на секунду загородивший каштановую голову стриженым затылком, ловко выхватил сачком из воды трепыхающуюся форель и унес, оставляя на кафеле мокрый след, в глубь стеклянной веранды.
Слышен характерный шум разделки, затем запах жареной рыбы. Женщина и мальчик сидят за соседним столиком в молчаливом ожидании и, влюблено глядя друг на друга, улыбаясь, чуть поднимая подбородки, втягивают в себя аппетитный запах. Кажется, ее красивые ноздри при этом страстно, плотоядно подрагивают.
