Вернувшись в Истад, Валландер и Линда долго разговаривали. На следующее утро Валландер проснулся поздно — ему всегда хорошо спалось, когда Линда оставалась в его квартире. День Рождества выдался ясным и морозным. Они долго гуляли в Песчаном лесу. Она рассказывала о своих мечтах и планах. В качестве рождественского подарка Валландер обещал ей возместить часть расходов, если она поедет учиться во Францию, — сколько сможет. Ближе к вечеру он проводил ее на вокзал. Он хотел отвезти ее на машине, но она предпочла поезд. Вечером Валландеру было одиноко. Он посмотрел по телевизору какой-то старый фильм, а потом стал слушать «Риголетто», сожалея, что не позвонил Рюдбергу, не пожелал счастливого Рождества. Но теперь было уже поздно.
Когда на второй день Рождества, в день подарков, Валландер в семь утра выглянул из окна, с неба на Истад сыпался дождь со снегом. Ему вспомнились теплые каирские ночи — и то, что нужно как-то отблагодарить Радвана за помощь. Он сделал пометку на листке бумаги и оставил на кухонном столе, а потом приготовил себе плотный завтрак.
В участке он появился к девяти. Поговорил с сотрудниками, которые дежурили ночью. В этом году Рождество прошло в Истаде на удивление тихо. Итак, теперь он снова серьезно займется расследованием убийств. Формально это были два разных дела, хотя он был убежден, что сестер Эберхардссон и Ингве Леонарда Хольма застрелил один и тот же человек — или люди. И не только потому, что пистолет один и манера та же. Был еще общий мотив.
Он сел за стол и уставился на свой рисунок. Потом вывел в центре пирамиды большой вопросительный знак. Вершину, к которой так стремился его отец, он должен найти.
После двух часов размышлений он понял. Им нужно сосредоточить свои усилия на выпавшей связке. Некая структура — возможно, это была какая-то организация — перестала работать, когда разбился самолет. Тогда одна или несколько неизвестных личностей быстро вышли из тени и начали действовать. И убили троих.
Спокойно, подумал Валландер. Для чего, зачем? Чтобы предотвратить утечку информации. Мертвые молчат.
Может быть, так. А может быть, совершенно иначе.
Он подошел к окну. Снег повалил гуще. Это потребует времени, подумал он. Вот с чего я начну наше следующее совещание. Мы должны понимать, что разгадка этого случая потребует времени.
Глава 7
В ту ночь Валландера мучил кошмар. Он снова был в Каире. Радвана рядом не было. Но теперь он вдруг начал понимать, что говорят прокурор и судья. Сбоку от него сидел отец в наручниках, и Валландер с ужасом услышал, что отец приговорен к смерти. Он вскочил, чтобы протестовать, но его никто не слушал. Тут он вынырнул из сна на поверхность реальности. Проснулся весь в поту и долго лежал совершенно неподвижно, глядя в темноту.
Этот сон настолько вывел его из равновесия, что он встал с постели и пошел на кухню. По-прежнему падал снег. Уличный фонарь слегка покачивался от ветра. Полпятого утра. Он выпил стакан воды. Взял в руки полупустую бутылку виски, но поставил на место. И вспомнил, как Линда однажды сказала: сны — это предвестники. Они подают весть тебе, даже если снятся совсем другие люди. Валландер не видел смысла в том, чтобы пытаться разгадывать сны. Если ему приснилось, что отец приговорен к смерти, то что это значит для него, Валландера? Что смертный приговор вынесен ему самому? Или, может быть, это имеет отношение к тому, что его беспокоит здоровье Рюдберга? Он выпил еще воды и вернулся в постель.
Но сон не приходил. Мысли блуждали: Мона, отец, Линда, Рюдберг и наконец всегдашняя точка отсчета — работа. Он вспомнил свой рисунок — треугольник с вопросительным знаком в центре. Но у пирамиды тоже разные краеугольные камни, размышлял он в темноте.
Он проворочался до шести утра. Потом встал, наполнил ванну и сварил себе кофе. Чашку кофе он взял с собой в ванную и до половины седьмого нежился в теплой воде. Неприятно было даже подумать о том, чтобы выйти из дома, в эту жуткую непогоду. Но теперь у него хоть есть машина, которая заводится.
В четверть восьмого он вставил ключ в зажигание. Двигатель тотчас заработал. Он доехал до участка и припарковался как можно ближе к дверям. Потом, пробежав под дождем со снегом, поскользнулся и едва не упал на лестнице. В приемной зоне сидел Мартинссон, листая журнал для полицейских. Увидев Валландера, он кивнул.
— Вот пишут, что мы должны стать лучше, — сказал он угрюмо. — И прежде всего наладить отношения с широкими слоями общественности.
— Отлично сказано, — откликнулся Валландер.
Он постоянно помнил то, что случилось с ним уже больше двадцати лет назад в Мальмё. Однажды в кафе к нему кинулась какая-то девушка и стала обвинять в том, что он ударил ее дубинкой во время разгона демонстрации против войны во Вьетнаме. Он не забудет этого никогда. И не важно, что отчасти из-за нее он потом получил удар ножом, который мог бы стать смертельным. Он не мог забыть выражения ее лица — выражения полного, абсолютного презрения.
Мартинссон швырнул журнал на стол.
— Тебе никогда не хотелось уйти? — спросил он. — Заняться чем-нибудь другим?
— Каждый день хочется. Но не знаю, чем бы другим я мог заняться.
— Можно устроиться в службу безопасности частной компании, — сказал Мартинссон.
Валландера удивил этот разговор. Ему всегда казалось, что Мартинссон лелеет мечту в один прекрасный день стать начальником полиции.
Потом он рассказал о своем посещении дома, в котором жил Хольм. Услышав, что дома была только лишь собака, Мартинссон выказал обеспокоенность.
— Там живут по крайней мере двое, — сказал Мартинссон. — Девушка лет двадцати пяти — я, правда, ее не видел, и мужчина — его зовут Рольф. Рольф Нюман, кажется. Ее имени я не помню.
— Там была только собака, — повторил Валландер. — Во дворе, на цепи.
Они решили подождать до девяти, а потом собрать совещание в переговорной. Мартинссон считал, что Сведберг, скорее всего, не придет. Накануне вечером он звонил и сказал, что слег с температурой: простуда.
Валландер пошел в свой кабинет. Все как обычно: тридцать три шага по коридору от порога. Иногда ему хотелось, чтобы что-нибудь случилось, чтобы коридор оказался вдруг короче или длиннее. Но все было нормально. Он повесил пальто и сдул со спинки стула пару волосков. С каждым годом его все больше беспокоило, что волосы редеют.
В коридоре раздались быстрые шаги, и вошел Мартинссон с листком бумаги в руке.
— Второй летчик идентифицирован, — сказал он. — Только что пришло сообщение из Интерпола. Это Айртон Маккенна. — Он стал читать. — Родился в 1945 году в Южной Родезии. С 1964 года — пилот вертолета вооруженных сил бывшей Южной Родезии. В шестидесятые годы много раз был представлен к наградам. За что, спрашивается? За то, что бомбил чернокожих?
Валландер имел весьма смутное представление о том, что происходило в бывших английских колониях в Африке.
— После 1980 года, — продолжал Мартинссон, — Айртон Маккенна переехал в Англию. С 1983 по 1985 год отбывал срок в тюрьме в Бирмингеме за контрабанду наркотиков. Потом о нем ничего не известно, пока в 1987 году он не появился в Гонконге, где подозревался в том, что нелегально переправлял через границу людей из Китайской Народной Республики. Бежал из гонконгской тюрьмы, убив двух охранников, и с тех пор находится в розыске. Идентификация точная. Это именно он разбился с Эспиносой под Моссбю.
Валландер подумал:
— Что мы имеем? Два летчика, оба сидели за контрабанду, на самолете, которого не существует, пересекают на несколько минут границу Швеции, и на обратном пути самолет терпит аварию. Это предполагает две возможности. Или они что-то привезли, или что-то увезли. Поскольку никаких следов приземления самолета нет, надо думать, они что-то сбросили. Что можно сбросить с самолета, если не считать бомб?
— Наркотики.
Валландер кивнул и склонился над столом:
— Комиссия по расследованию авиакатастрофы уже начала работать?
— Это дело небыстрое. Но ничто не указывает на то, что самолет был сбит, если ты это имеешь в виду.
— Нет, — ответил Валландер. — Меня интересуют только две вещи. — Были ли в этом самолете дополнительные баки с горючим, то есть насколько издалека он мог прилететь, и был ли это несчастный случай.
— Если самолет не был сбит, то что это может быть кроме несчастного случая?
— Возможно, саботаж. Впрочем, маловероятно.
— Это был очень старый самолет, — сказал Мартинссон. — Нам это точно известно. В 1986 году он врезался в склон холма под Вьентъяном и разбился. После чего его снова собрали. Иными словами, он был в очень плохой форме.
— Когда реально комиссия по расследованию собирается начать работать?
— Завтра. Самолет уже перевезли в Стуруп, в отдельный ангар.
— Наверное, тебе надо быть там, — сказал Валландер. — Вопрос о дополнительных топливных баках очень важен.
