Да.
— И сделал это зубами? — вскричал Конрой.
Вновь движение правой ноги.
— И вырезал вам язык кинжалом?
Да.
Конрой выпрямился и стал тереть глаза тыльной стороной руки, всем своим видом выражая удивление и непонимание.
— Столько тайн! — воскликнул он. — И столько ужасов!
Затем он достал записную книжку и открыл ее на странице с рисунком, который, как мы теперь знали, означал китайское слово «куэй». Инспектор поднес записную книжку к лицу старика.
— Вы знаете, что это, мистер Дигер? — спросил он.
Рисунок произвел на старого, израненного коллекционера самое жуткое впечатление. Лицо его, если такое возможно, побелело еще сильнее, в глазах отразился неизбывный ужас. Ничего подобного мне никогда еще не доводилось видеть. Все свои силы старик вложил в быстрое движение правой ноги, задрожавшей мелкой дрожью.
Да, он знал, что это.
— Это китайское слово, не правда ли? — спросил инспектор.
Да.
— На вас напал китаец?
Старик пошевелил левой ногой. Нет, это был не китаец.
— Так кто же? — воскликнул инспектор.
Несчастный старик пытался ответить. Его губы дрожали, он весь напрягался в бесплодном усилии заговорить. Я наклонился к нему и приложил ухо к его рту, надеясь, что он издаст хоть какой-то членораздельный звук. И мне показалось, что он бормочет: «Ооооээээ, ооооээээ».
— Куэй! — вскричал я. — Он пытается произнести слово «куэй»!
Старик шевельнул правой ногой.
— Это так, мистер Дигер? — спросил Конрой. — Вы пытаетесь сказать — «куэй»?
Да. Он пытался произнести слово «куэй».
— Вы хотите сказать, что на вас напал Куэй?
Правая нога снова дернулась! Да!
— Господи! — воскликнул Конрой. — Но «куэй» означает «дьявол».
Правая нога старика задрожала.
— На вас напал дьявол? — крикнул инспектор Конрой.
Да. На старика напал дьявол!
— Я отказываюсь что-либо понимать! — вскричал Конрой.
— Я не знаю, что обо всем этом думать, если только здесь не поработал Сильвио!
Он принялся расхаживать по комнате, тогда как я повернулся к раненому. Дигер пытался привлечь наше внимание. Он изо всех сил шевелил правой ногой, в глазах застыла жалобная мольба.
— Погоди минутку, Томми! — воскликнул я. — Вы хотите сказать что-то еще, мистер Дигер?
Старый коллекционер пошевелил правой ногой.
— Что же? — спросил Конрой.
Но инспектору никак не удавалось придумать нужный вопрос. Наконец я склонился над стариком и снова приложил ухо к его рту, посоветовав раненому расслабиться и попробовать издавать звуки горлом. Я стал внимательно прислушиваться — и вот в глубине его горла зародился клекочущий звук. «Но, но, но» — казалось, произносил он.
— Ночь? Это вы пытаетесь сказать? — спросил я.
Правая нога дернулась.
— Какая ночь? Сегодняшняя?
Да, сегодняшняя.
Конрой наклонился к нему.
— Вы хотите сказать, что этой ночью он нападет снова? Правая нога пошевелилась. Да.
— И вы думаете, что этот… этот Куэй вернется?
Да.
— Тогда мы будем ждать его здесь, — сказал Конрой и решительно сцепил зубы. — И если человеку под силу его остановить, мы это сделаем.
Глава тринадцатая Существо на лестнице
За исключением послеобеденного часа, который я посвятил осмотру Дороти Кроуфорд и других моих пациентов, мы с детективом Оливером провели весь день в старом особняке Грамерси-Парка. Ближе к вечеру Дигер уснул, но остальное время находился в полном сознании, хоть и испытывал значительную слабость: сказывались раны и пережитое им ужасное потрясение. На протяжении дня он не раз пробовал заговорить со мной и даже начинал было шевелить ногой, словно просил, чтобы я вновь обратил-лся к нему с вопросами. Но все было напрасно: я оставался непреклонен, считая себя не вправе так истощать его силы.
Инспектор Конрой не выходил из своего кабинета в полицейском управлении, где раздавал приказания детективам, которых отправил наконец в Чайнатаун; инспектор надеялся, что им удастся разузнать что-нибудь полезное, пусть и не слишком полагался в этом на своих подчиненных. Прибыв в восемь вечера в дом Дигера, Конрой раздраженно сказал, что все они вернулись с пустыми руками; они узнали только, что «куэй» означает на китайском «дьявол», а это нам уже было известно.
— Старые китайцы, — сказал инспектор, — отказываются говорить о дьяволе, а молодые утверждают, что больше не верят в древних демонов; теперь их сменил христианский дьявол. Они считают, что это разные дьяволы.
— Ночь покажет, — отвечал я, — дьявол это или нет.
До одиннадцати мы просидели в библиотеке, обсуждая все подробности дела и пытаясь связать убийства судьи Маллинса и государственного прокурора Стэнли с нападением на старика Дигера и гибелью полисмена. Мы ни на шаг не приблизились к разгадке тайны. Мы были убеждены, что в преступлениях в Грамерси-Парке замешан Сильвио, но Дороти Кроуфорд молчала и мы ничем не могли подтвердить свои подозрения.
— Придется нам подождать, — заметил инспектор. — Может, ночь принесет нам что-то новое.
— Я полагаю, и Дороти Кроуфорд сможет нам кое-что рассказать, — сказал я. — Надеюсь, завтра она найдет в себе силы говорить.
— Как она?
— Все еще была без сознания, когда я последний раз звонил в больницу, — ответил я, — но пульс приходит в норму и ей заметно полегчало — пожалуй, впервые с тех пор, как ее увезли из этого дома. Я велел, чтобы за нею внимательно наблюдали, особенно около полуночи, и ни в коем случае не разрешали ей покидать больницу. Также я дал указания запереть дверь в ее комнату и, если потребуется, удерживать пациентку силой.
— Ты правильно поступил, — сказал Конрой. — Кто знает, что она способна вытворить в состоянии одержимости?
В половине двенадцатого мы начали последние приготовления к встрече с неведомым врагом, о котором предупреждал нас старый коллекционер. Решено было, что я останусь наверху с Дигером, тогда как Конрой и Оливер будут ждать в библиотеке, то есть там, где впервые появился таинственный гость. Сестру мы отпустили на ночь, рассудив, что не имеем ни права, ни причин подвергать ее возможной опасности.
— Нас троих вполне достаточно, — сказал Конрой, — чтобы дать отпор любому.
Конрой и Оливер устроились за столом, причем последний мог видеть окна, а инспектор сидел лицом к двери, через которую никто не смог бы проникнуть незамеченным. Я поднялся наверх, в гардеробную рядом со спальней, где лежал Джером Дигер. Здесь я закрыл все окна на засовы и расположился в большом кожаном кресле таким образом, что мог видеть одновременно и дверь и комнату старика. Теперь я был уверен, что мимо меня никто не сумеет проскользнуть.
В кармане у меня лежал тяжелый автоматический пистолет, побывавший со мной во Франции во время войны; в руке я сжимал трость эбенового дерева, такую массивную, что одним ударом я мог бы раскроить противнику череп. Я знал, что Конрой и Оливер также были вооружены. Похоже было на то, что мы хорошо подготовились к любому повороту событий.
Без четверти двенадцать я заглянул в спальню старика и вернулся в кресло. Мы не знали, когда ожидать нападения и состоится ли оно; мы могли только ждать. К тому же мы не знали, чего именно нам ждать; нам было только известно, что враг наш обладает колоссальными возможностями; и чем больше я размышлял о том, что произошло до сих пор, обо всех этих таинственных и почти непостижимых событиях, тем яснее понимал, что ожидающее нас предприятие потребует всех наших сил и мужества. И все же, думал я, трое крепких вооруженных мужчин наверняка сумеют защитить старого коллекционера от любой опасности.
Прошло несколько минут, показавшихся мне целой вечностью. Грамерси-Парк недаром считается одним из самых тихих районов Нью-Йорка; ни в доме, ни вне его не слышалось ни звука, только ветер посвистывал среди деревьев в парке и раскачивал лозы и плющ, которые чуть касались каменных стен здания и издавали легкий шорох.
Мирные звуки успокаивали; я едва не задремал и встрепенулся, услышав бой курантов Метрополитан-Тауэр всего в нескольких кварталах от особняка. Я сосчитал удары. Полночь — время, когда все злое, как верило человечество с незапамятных времен, покидает свои норы и логова и властвует над землей.
И почти сразу же, не успела смолкнуть последняя нота, в самой атмосфере старого дома что-то ощутимо изменилось. Воздух будто сгустился, зараженный злом, и меня охватило чувство отчаяния и ужаса, заставившее кровь похолодеть в жилах. Я не замечал никаких внешних признаков этих перемен и не слышал ничего необычного. И все же я был уверен, что вот-вот произойдет нечто ужасное; я беспокойно оглядывался, ощущая близость чего-то неизъяснимо зловещего и страшного: подобное испытал я, когда мы с инспектором Конроем вошли в дом государственного прокурора Стэнли.
