А между тем когда в группе одни девочки – это отрицательно влияет на их поведение. Когда девочкам не перед кем кокетничать, они становятся на занятии пассивными, холодными, замкнутыми, некоторые даже надменными.
Когда же в группе одни ребята, то они становятся угрюмыми, у некоторых из них появляется по отношению друг к другу агрессивность.
Занимался я с этой группой с удовольствием и не раз думал: «Слава те господи, наконец-то с группой повезло!»
В группе не было девочек с выдающимися способностями, но не было среди них и троечниц. Было ясно, что из них получатся хорошие доктора, ибо у каждой из студенток было доброе сердце, врожденное чувство такта, милосердие – все те качества, которые так необходимы врачу. Порой, глядишь, доктор совсем не глупый человек, но заносчив, не тактичен, весь сам из себя, а раз так, то и нет у него перед больными авторитета.
Сколько прелести, правды, веселости, детской наивности и задора светилось в глазах этих девочек, а между тем им было по двадцать два – двадцать три года, когда человек, опираясь на свой жизненный опыт, уже понимает, что «жизнь прожить – не поле перейти».
У нас между второкурсником, который смотрит на жизнь сквозь розовые очки, и шестикурсником разница очень большая. Когда я бываю во втором учебном здании, где обучаются студенты младших курсов, то, глядя на них, чувствую совсем другую ауру и завидую преподавателям, которые обучают студентов на младших курсах.
На шестом курсе у девочек от углов глаз к вискам появляются первые едва различимые морщинки, у некоторых – первые на голове седые волоски; кто-то уже осознает, что в жизни сердца радость и печаль – словно две неразлучные подруги, что «жизнь прожить – не поле перейти», и что такое несчастная любовь, они уже знают не понаслышке. К этому времени жизнь перед отдельными студентами вследствие многих причин развертывается как бесконечная цепь вражды и жестокости, как непрерывная грязная борьба за место под солнцем. Некоторые из них уже сделали первые неверные шаги и смотрят на жизнь, словно со стороны, холодными, чужими и враждебными глазами. Они ощущают усталость души, едкую плесень в своем сердце. Попробуй на любовь к медицинской науке таких студентов расшевели.
Когда студент, а в еще большей степени студентка, оканчивает после шестого курса университет – это для них очень ответственное в жизни время. Время уходит и нужно создавать семью, а это сопряжено, помимо всего прочего, и с разрешением множества материальных вопросов – далеко не у каждого студента богатенькие родители, которые могут предоставить молодой семье жилье. Год от года у нас все меньше и меньше девушек в студенческие годы выходят замуж, а уж о парнях я и не говорю. Гляжу я на студентов и с грустью сознаю, что романтизм уходит из современной жизни. Мне кажется, что теперь особенно сложно устроить свою жизнь умным, честным и порядочным девушкам.
Порой, глядя на некоторых студентов, как парней, так и девушек, я вспоминаю строку из романа «Война и мир». Лев Николаевич написал: «Наташа хотела замуж и вообще…» Несколько десятилетий многие умы старались понять, что хотел сказать гениальный писатель этой фразой. Если же теперь наших студентов спросить об этом, то они не задумываясь дадут односложный циничный ответ. Беда только в том, что сексуальная революция не сделала нашу молодежь счастливее – стало больше разбитых сердец и несчастных судеб.
На предпоследнем занятии староста группы, маленькая, стройная, тонкая, хорошенькая девушка, смотрит на меня лукавыми, умными глазками и кокетливо спрашивает:
– А вы нас завтра на зачете мучить не будете? – При этом вся группа так смотрит на меня, что я с трудом сдерживаю набегающую на мое лицо улыбку.
– Буду спрашивать строго, за красивые глазки диплом не дают. – Девочки не поймут: в шутку я говорю или всерьез.
– А мы думали, вы нам автоматом поставите зачет.
– Учите, ко всем я настроен позитивно и доброжелательно, – заверил я группу.
На следующий день мы разобрали тему, и меня спровоцировали девочки на откровенность. Я стал им рассказывать, как мне работалось после окончания института в участковой больнице, так что времени на зачет и не осталось. Староста группы собрала у всех, подготовленные к зачету истории болезни и зачетки и я, не беря греха на душу, всем проставил зачет. Расстались мы очень радушно.
Порой мелькает в течение года группа за группой, закончится учебный год, наступит лето и все они к началу нового учебного года сотрутся из твоей памяти, а группу девочек, которые были на цикле пульмонологии несколько лет назад, я до сих пор помню. Где же вы сейчас, девочки? Разбросала вас судьба по России.
Следующая группа, которая пришла на пульмонологию, была невыразительной, лица у всех, как у деревянной куклы. В памяти о ней осталось только то, что входит в конце цикла ко мне в кабинет староста группы. Лицо у него круглое, подпухшее, словно у почечного больного и сам он какой-то малоподвижный, рыхлый, способностей к наукам у него – никаких.
Он кладет передо мною на стол стопку зачеток и как нечто само – собой разумеющееся произносит:
– Принес.
– И что же?
– Распишитесь.
– С какой стати?
– Перед нами группа была, вы же расписались.
– Сравнили божий дар и яичницу! Они не то что вы, все знают! Заходите по двое, по трое ко мне в кабинет, если ответите – получите зачет.
– А мы не учили.
– Тогда зубрите до посинения, и милости прошу в это же время ко мне через неделю.
30
Преподаватель вуза не только читает лекции, ведет практические занятия, занимается на клинической кафедре лечебной работой, но он также должен выдавать методическую и научную продукцию. Каждые пять лет у нас переизбрание по конкурсу, который объявляется в республиканской газете. Преподаватель пишет по многим разделам отчет, в том числе и по науке. Чем больше опубликовано научных работ, тем лучше.
Поместить же тезисы в сборнике Республиканской или даже Российской с международным участием, конференции – проще простого. К примеру, в Казани выходит шесть раз в году ваковский журнал «Практическая медицина» и с некоторых пор дополнительный седьмой номер, который, надо полагать, финансирует Республиканская клиническая больница. Он формируется из статей сотрудников РКБ, формально он рецензируется, но туда «сливают» все: и то, что не принято к публикации в другие журналы, и то, что уже опубликовано, но закамуфлировано под другим названием. Образно этот номер у нас называют «братской могилой» и никто его не воспринимает всерьез и не читает.
У нас время от времени проводятся на различных уровнях научные конференции. Тезисы конференций в большинстве случаев не рецензируются, главное – заплати взнос и будешь опубликован. Впрочем, в последнее время и большинство научных журналов свою деятельность осуществляют на коммерческой основе. К примеру, наш «Казанский медицинский журнал», который не финансируется из бюджета, а спонсоров раз-два и обчелся, чтобы пополнить ряды подписчиков, просит авторов статей представить квитанцию на годовую подписку, а иногородним, чтобы опубликоваться, следует заплатить за страницу восемьсот рублей. Но это, в сравнении с некоторыми центральными московскими журналами – по-божески. Особенно задирают цену фармакологические научные журналы. Как-то мы направили статью в центральный фармакологический журнал. Там с ней ознакомились и нашли элемент рекламы на фармакологический препарат, хотя, по-нашему мнению никакой рекламы там не было. Вердикт редакции был таков: «Тысяча долларов, и статью опубликуем». Для некоторых преподавателей и научных работников – это непосильная ноша, и они вынуждены отказываться от публикаций.
В последнее время в отчетах кафедры стали учитываться только статьи в центральных изданиях, и шеф нам сказал, что каждый преподаватель должен за пятилетие написать две статьи, но многие до этого уровня, особенно кому не нужно защищаться, не дотягивают.
Если же говорить о науке серьезно, то, я думаю, никто так глубоко и решительно не обессмысливает ее, как это делается на нашей кафедре. А кафедра наша по официальным отчетам числится одной из лучших в университете.
Шеф у руля нашей кафедры более двадцати пяти лет. За это время он постарел, полинял и потускнел, но спеси в нем год от года только прибавляется.
Есть зависимость от никотина, наркотиков, карточной игры и некоторых других пагубных привычек, а у него зависимости две: от денег и власти.
Он многого на этом поприще достиг, но ему хочется все большего и большего. Шефу нашему невдомек, что чем больше желаний – тем меньше свободы, чем меньше нужно человеку – тем более он счастлив.
Искусной дипломатической игрой шеф создает себе авторитет среди тех, кто на два вершка по уму его ниже и не способен его раскусить, таких он любит. Не зря Салават Зарифович говорит: «Ты только погляди, кого он к себе приблизил. Среди тех, кто под его руководством защитил докторскую, нет ни одной интересной личности. А уж про их ум я и не говорю».
