На третьем заседании, состоявшемся в середине сентября, епископы, оказавшиеся в большинстве — при ожесточенном сопротивлении меньшинства, — заявили, что при создавшейся ситуации они не в силах выполнить поставленную задачу и что дальнейшие заседания Собора также не смогут ее решить. Это — прерогатива короля, который должен прежде всего заботиться о сохранении порядка и мира в стране, и поэтому королю следует отпустить их домой, в свои епархии.
Однако Теодорих не согласился с такой постановкой вопроса. Едва сдерживая накопившееся раздражение, он ответил участникам Собора так: решение возникшей проблемы, скорее всего, затянется слишком надолго, если он будет заниматься ею единолично. И поскольку эта проблема является церковной, то он отныне дает им полную свободу действий; теперь у них есть одна, священная обязанность: при любых обстоятельствах всеми кажущимися им пригодными средствами — а он считает, что процесса над Папой так или иначе не удастся избежать, — обеспечить спокойствие и порядок в стране.
А на четвертом заседании Собора, состоявшемся в октябре, подавляющее большинство его участников проголосовало за следующее решение: Отцы Церкви[28] не имеют права вершить суд над Папой; за все свои дела он ответит перед Божьим Судом. Симмах был признан невиновным во всех преступлениях, в которых его обвиняли. Ему были возвращены все его церковные права и всё церковное имущество.
Излишне говорить о том, что подобное решение Собора ни в коей мере не могло устроить сторонников Лаврентия. Не обрадовало оно и Теодориха. Провизантийская партия немедленно вернула в Рим своего прежнего кандидата на папский престол; к тому времени Лаврентий уже успел стать епископом. А король предоставил событиям идти своим чередом. Целых четыре года обе партии вели ожесточенную борьбу друг с другом, которая ограничивалась, к счастью, лишь пространной литературной полемикой.
Состав этих партийных группировок уже был описан выше. Участникам Собора удалось втянуть в эту четырехлетнюю вражду епископов почти всей Италии; подавляющее большинство из них (в особенности епископы Северной Италии, возглавляемые Лаврентием, архиепископом Медиоланским) поддерживали Симмаха. Все наиболее влиятельные римские аристократы были втянуты в этот длительный конфликт. Партия сторонников анти-Папы, во главе которой стоял Фест, пользовалась сильной поддержкой византийских политиков, которые тысячами нитей были связаны с римской аристократией. Эта партия сосредоточила в своих руках довольно большую власть, а ее кандидат, Лаврентий, имел в своем распоряжении папскую резиденцию в Латеранском дворце. А вот Симмаху пришлось поселиться за пределами Рима, в новом епископском здании, построенном рядом с базиликой св. Петра; так зарождался Ватиканский дворец Папы Римского. Лаврентий смотрел в будущее с большим оптимизмом, о чем ярко свидетельствует такой факт. На стенах главного нефа величественной базилики св. Павла находились поясные портреты римских епископов (подобные «медальоны» с изображением высших Божественных пастырей украшали стены базилики св. Петра, церкви Латеранского дворца в Риме и церкви Сан Аполлинаре ин Классе в Равенне). Лаврентий приказал добавить к ним свой собственный портрет, дабы перед глазами верующих всегда было яркое доказательство его тесной связи с апостолом Павлом и со всей пришедшей ему на смену иерархией священнослужителей.
Рис. 36. Главный неф базилики святого Павла
Напряженная борьба двух партий длилась до 506 года. Перелом в этой борьбе наступил после того, как Теодорих изменил свое отношение к сторонникам Лаврентия. В 506 году Папа Симмах отправил к Теодориху александрийского диакона Диоскура, которому удалось убедить короля в необходимости немедленного вступления в решительную борьбу с провизантийскими приверженцами анти-Папы. Причины, руководствуясь которыми Теодорих нарушил столь долго сохраняемый им нейтралитет, нам не известны; о них мы можем только догадываться. О том, что в 504 году король вел с гепидами тяжелейшую Сирмийскую войну, мы знаем; победив в этой войне, Теодорих присоединил к своему королевству часть северных территорий Балканского полуострова, что привело к началу серьезного конфликта с Византийской империей, который длился в течение целого десятилетия. Нетрудно предположить, что в подобной ситуации королю не оставалось ничего иного, как нарушить сохранявшийся им до этих пор нейтралитет, поскольку сторонники Лаврентия выступали за усиление влияния Византии как в Риме, так и во всей Италии, так что перемену в отношении Теодориха к ним можно объяснить, скорее всего, чисто политическими соображениями. Именно в то время король выступил в защиту Симмаха, и сделать это ему было уже намного легче, потому что духовные лица, входящие в состав обеих партий, стали склоняться на сторону Симмаха. И без того настроенный против Византии, король решительно выступил против провизантийской аристократии, поддерживавшей Лаврентия; так благодаря вмешательству Теодориха и его поддержке строго ортодоксальной партии сторонников Симмаха в 506–507 годах был преодолен раскол в римской Церкви.
Рис. 37. Портрет анти-Папы Лаврентия в базилике святого Павла
Предпочтение, отданное Теодорихом Симмаху, сыграло чрезвычайно большую роль в истории Церкви. Арианский правитель Италии оказал в 498–507 годах большую услугу римской Церкви, позволив ей использовать в борьбе с византийской пропагандой, успешно насаждавшей монофизитство под императорским флагом Энотикона, свои собственные силы; в конечном итоге ей удалось полностью избавиться от восточного влияния.
И ортодоксальные церковные круги были чрезвычайно благодарны Теодориху за это. Состоявший в дружеских отношениях с самыми знатными римскими аристократами медиоланский диакон Эннодий, который в годы начавшейся в Италии схизмы выступил с апологией партии Симмаха, в последующие за окончанием схизмы годы стал выразителем чаяний духовенства Северной Италии, посвятив Теодориху блестящий панегирик. Чрезвычайно интересным был тот факт, что хвалебные речи в адрес арианского правителя, который был к тому же и варваром, исходили из уст одного из самых известных ортодоксальных священников римской Церкви, считавшегося правой рукой своего епископа. В этом панегирике говорится о том, что люди, постоянно подчеркивающие религиозное противостояние готов и римлян, очень далеки от истины. Для всей Италии, и особенно для Рима, говорит Эннодий, было счастьем, что сюда пришел Теодорих. Это случилось по велению самого Господа Бога, и король знает, что всеми его делами руководит Создатель и что всем своим успехам он обязан Его милостивому Провидению. По милости Бога, а не надменного византийского императора стал он королем и правителем Италии. Всеми его делами и помыслами руководят разум, стремление к справедливости и соблюдению законов. По мнению Эннодия, Теодориха следует поставить выше Александра Великого, так как остготский король сделал гораздо больше, чем македонский царь:
«Того держала в неведении относительно истинной религии (!) мать всех заблуждений — невежество. Тебя с самых первых шагов твоей жизни сделала просвещенным любовь к Высшему божеству (!) и к полному живительной силы учению (!). Ты никогда не считал, что обязан своими успехами только самому себе; этим и объясняются твои победы. Ты очень хорошо знаешь, что ты предполагаешь, а Бог располагает. Ты делаешь все для того, чтобы добиться счастья; но когда это тебе удается, ты не забываешь, что этим обязан Создателю; в силе, зоркости и отваге ты — король, в кротости, милосердии и доброте ты — пресвитер…
Под твоим счастливым скипетром повсюду воцарился благословенный мир, буквально везде появились ростки новой полнокровной духовной жизни…
В правителе Италии с редкой гармонией соединились две противоположности: в гневе он так же великолепно ужасен, как и гроза; в радости — так же милостив и прекрасен, как безоблачное небо. Он не успеет еще открыть свои уста, а послы по выражению его лица, доброму или сердитому, уже знают, что их ждет — мир или война. В тебе заключена такая масса достоинств, что каждая из них, взятая в отдельности, достаточна для того, чтобы считать человека совершенным. О, как хотелось бы, чтобы к плодам этого Золотого века добавился королевский отпрыск от тебя! Как было бы хорошо, если бы на руках у тебя играл наследник твоего королевства и если бы он воспринял от нас ту уверенность в счастливом радостном завтра, которую мы положили к твоим ногам!»
Само собой разумеется, что к этим восторженным похвалам нужно относиться с известной долей скептицизма ведь они исходили из уст панегириста. И тем не менее Эннодий вовсе не был всего лишь придворным льстецом. Несколько лет спустя он дает такую же, весьма высокую, оценку Теодориху в частном письме к одному южногалльскому епископу:
