— Ну, с этим трудно согласиться, — Труханов, пытался расшевелить собеседницу. — А как же маньяки — ведь им всё равно свои или чужие?
— А вы разве не замечали, что каждый раз, прежде чем с вами что — то случается, вы сначала получаете порцию зла словом, взглядом за дело, или из завести, или просто от чужой злобы?
Особенно страшно зло кровное. Порой за виновную мать страдает ребёнок. Иногда что — то творит сын, а воздаётся его родителям, на которых ему совершенно наплевать.
У Ларисы опять навернулись слёзы и она повернула голову к окну. Белые, пушистые волосы, небрежно завязанные тонкой атласной лентой, закрывали её профиль. Лишь по вздрагивающему изящному подбородку было видно, что она плачет.
— Можете вы сказать что — то конкретное о Дмитрии Антоновиче? Вы же тоже из числа самых близких людей. — Евгений понимал, что Ларисе сейчас впору было кричать от обрушившейся на её хрупкие плечи беды, а не предаваться воспоминаниям. Но без её показаний ему было не обойтись. Он как хирург, должен был вскрыть гнойник, а не поглаживать его с осторожностью.
— Нет, близкой я никогда не была. Вадим как — то сразу не допустил меня в семью. Может потому, что никогда не относился ко мне серьёзно? — Лариса опять заплакала.
Труханов никак не мог понять, кого она больше жалеет: себя или Темниковых.
— Может, поговорив о вашем муже? — предложил Евгений.
Но и к этому разговору Лариса, похоже, ещё не была готова. Одному богу было известно, что сейчас творилось у неё на душе. Она лишь виновато посмотрела на Труханова, в глазах которого читалось разочарование.
— Ведь были у Вадима друзья? Возможно какие — то серьёзные планы? — Евгений надеялся получить хоть какую — то зацепку.
— Конечно, — рассеянно ответила Лариса.
— Конечно, что? — переспросил Евгений.
— Друзья были.
Лариса порылась в ящиках и положила Труханову на стол дорогой мобильный телефон: — Это телефон Вадима. Возьмите на время. Там номера его друзей. А в свои планы он меня не посвящал.
Труханова тронула такая наивная простота Ларисы. Немного поколебавшись, он всё же положил телефон в свой карман.
— А были у Темниковых явные недоброжелатели на ваш взгляд? Такие, которых трудно было не заметить?
Евгений крутил в руках авторучку, понимая всю бесполезность заполнить протокол опроса. Словно поддавшись его настроению, ручка упала под стол. И в довершении этого маразма, свитер подленько зацепился за крепление стола.
— Снимите свитер, я зашью, — очнулась Лариса.
Подумав, что лучше избавиться от дырки, чем выслушивать глупые намёки коллектива, Евгений стянул с себя свитер и остался с голым торсом.
И в дверях, принеся с собой немалую порцию холода улицы, нарисовалась Лаврищева.
— Ларочка, я по привычке своим ключом открыла. Ты не возражаешь? Ну как ты деточка? — поинтересовалась Людмила Григорьевна покровительственным тоном мачехи. — Да у тебя молодой человек? — Нисколько не смутилась она двусмысленности сцены.
— Это из милиции — Труханов Евгений Витальевич, — чувствовалось, что Ларисе были не очень приятны оба визита. Даже непонятно, чей неприятен больше?
— Евгений Витальевич, вы же видите в каком Ларочка состоянии. Не беспокойте её хотя бы несколько дней. Это я вам как врач говорю!
Лаврищева ухмылялась, глядя на красного как рак милиционера.
— Ларочка, собирайся, поедем к нам. Что ты всё одна, да одна? — Теперь Людмила Григорьевна уже старательно игнорировала Труханова. — Поедем, с девочками пообщаешься! Яна вчера с отдыха прилетела и у неё новый ухажёр из «Лукойла».
Лаврищева театрально принялась застёгивать только что расстёгнутые ею пуговицы на своей шубе, усиливая давление на психику Ларисы.
Лариса явно мешкала, виновато поглядывая на Труханова. А доктор Лаврищева была сама надменность.
Евгений понял, что поговорить с Ларисой по душам ему сегодня не судьба. Он натянул свитер и с сожалением закрыл свой блокнот, в котором так и не записал ни слова. Хотя на мобильник Вадима он продолжал возлагать некоторые надежды.
— Всего доброго, молодой человек! — не терпящим возражений голосом попрощалась Людмила Григорьевна с Трухановым, властным взглядом красивых глаз бесцеремонно подталкивая его к двери.
Уходя, Евгений постарался поплотнее прикрыть за собой дверь. Почему он был уверен, что непременно должен это сделать.
19
Сплюнув с досады и немного пожалев себя, любимого, Труханов вернулся в отдел. Его боевой настрой разбился о непроницаемую стену, словно специально возведённую на его пути. В груди его клокотала бессильная злоба на Лаврищеву.
— Врач! — бессильно злился он на Людмилу Григорьевну. — О Ларисе она беспокоится, как же? Она боится, что та в расстроенных чувствах случайно может вымести сор из избы. Значит, есть, что скрывать! Или она просто надсмехается над ним?
Но, если отбросить ощущения, то возможно, что Лаврищева: — Обеспокоена предстоящей ответственностью? — перед глазами Труханова почему — то отчётливо прошёл текст психиатрического освидетельствования из предыдущего дела. Но он не понял — почему?
— На, это тебе на десерт после обеда! — Опять не справившись со своей некрасивой привычкой, Труханов подленько разрядился на своём подчинённом и положил телефон Вадима на стол Зеленину.
— Заблокирован! — обрадованно сообщил Алексей, но тут же осёкся под строгим взглядом начальника и пообещал: — После обеда займусь.
— У Самохиной был? — ещё не отошёл сердцем Евгений.
— Вчера, — отозвался Алексей. — Ни дома, ни у родителей, ни у своих знакомых, ни у друзей Самохин не появлялся. Не вернулась и собака. И на счёт выкупа до сих пор никто не позвонил. А то можно было бы спихнуть дело в УБОП.
В ритуальном агентстве так же все в неведении. Одна надежда на то, что он сбежал к любовнице и пока боится объявляться.
— А что, такая имеется? — оживился Труханов, обретя надежду.
— Теоретически возможно. А практически пока неизвестно. Во всяком случае, мне легче жить с этой мыслью, — взглянув на часы, Алексей подвёл разговор к логическому концу.
После обеда Евгений решил заскочить к Лиле домой. Ночью она звонила ему на мобильный и срочно просила его приехать к ней. Если бы это была не Лиля, то вполне возможно, что он сразу откликнулся бы на призывный крик женской души.
Когда Труханов уже взял в руки куртку, на его столе зазвонил городской телефон.
— Отдел по борьбе со всякой нечестью в Москве слушает! — Алексей протянул свою длинную руку и взял трубку. — Вас хочут, — с извинением в голосе он сунул трубку Труханову.
Евгений с интересом повернул к телефону.
— Слушай Жень, у нашего Серёги в эту субботу день рождения, — напомнил Труханову его бывший одноклассник Мишка Лужков, однофамилец Московского мэра. — Мы ведь никогда ему ничего не дарили. Просто поздравляли по телефону и всё. Но тогда парадом командовала его мамаша. А теперь он совсем один. Давай хоть в этом году ему что — то подарим.
— Давай подарим, — согласился Труханов, — только вот что?
— Надо подарить что — то нужное и что бы по нашим деньгам, — ещё больше замутил вопрос Лужков.
Этот приземистый толстяк ещё в школе умел навести тень на плетень, всегда оставаясь при этом в стороне.
— Слушай, Лужок, ты же мэр, тебе ли мелочиться? — Труханов опаздывал и ему сейчас было не до пустой болтовни.
Звонок был безусловно серьёзный, но не по делу.
— Был бы я мэром, я бы тебе приказал, а так просто прошу, как человека с опытом дознавательной работы: позвони Серёге, выведай, что ему сейчас нужнее всего и перезвони нам, а мы скинемся.
Труханов по мобильнику набрал Сергея. Трубку долго не брали, наверно Серёги не было в комнате. Евгений хотел было уйти по своим делам, но тут Сергей перезвонил сам.
— Серёга, у тебя ведь днюха намечается? — Труханову уже было не до дипломатических тонкостей. Он опаздывал. — Скажи не задумываясь, что тебе хочется больше всего?
— Больше всего мне хочется иметь здоровые ноги, — немного подумав, грустно сказал Сергей. Мне иногда снится, что я босиком бегаю по траве или по лужам.
Голос Серёги сильно изменился. Наверно расстроившись, он отключил телефон.
Серёгины мечты оказались гораздо серьёзнее небезграничных возможностей его друзей. Но беспокоило Труханова другое: накануне его дня рождения он случайно напомнил другу о его неполноценности.
— Ты, главный борец с нечестью! Быстро подорвался со стула и на опрос по очередному адресу!
Евгений с ненавистью взглянул на Алексея, словно он был действительно в чём — то виноват.
— И что бы к вечеру напрягся и придумал, что подарить Серёге — колясочнику! — приказал он Зеленину, опять сделав его козлом отпущения.
