"МЕНЯЮ ЖЕНУ НА ШИФЕР".
Человек был ликом ужасен и вровень с нами пьян. А ещё — очень напоминал высохшего от скудной закуски алкоголика-дизелиста. Одного из тех, кто хоть на месяц, но скрывается в геологоразведочных партиях от неодолимой тяги к спиртному. Я угадал, он был бульдозеристом, а потом горнорабочим в Гиссарской геолого-съемочной партии. Работал на участке Пакрут — Кумарх.
— Послушай, послушай, дорогой! — услышав о Кумархе, воскликнул я и стал внимательно вглядываться в глаза собеседника.
— Ну конечно! Видел я тебя в 1977-ом году в конце сезона. Ты неделю или даже меньше работал на Восточном участке!
Мужичок заулыбался, неприятно обнажив, давно не чищенный феррум, и довольно оригинально ответил:
— Бачил мою репу на доске Совдепов! Да, там я и вкалывал! Духовка свистела, на метр не подойти! Пока Варакин меня не шуганул.
Я тут же пояснил Серёге:
— И, знаешь, за что его выгнали? — Исчез новенький бульдозер С-100, и пропал ни с кем-нибудь, а вместе с этим симпатичным гражданином с лучезарной ухмылкой.
Поехали искать по свежим следам. Сначала следы бульдозера аккуратно по колее шли. Правда, они несколько раз обрывались у самого края дороги! Закончились все эти чудеса прямо перед буровой.
Слегка помятый, бульдозер стоял на обочине и как ни странно — тарахтел. В кабине, храпел пьяный "пилот" Федя. Ребята хорошо его взбодрили и развернули на 180 градусов.
— Ну, шифернулся пару раз под откос, кирной был в доску, а этот гад пархатый физию мне, как иконку расписал, и уволил…
— Да, Варакин с такими фруктами, как Гуськов Фёдор Иванович, особенно не церемонился! Хорошо помню, он сказал мне с досадой: "Жаль, классный бульдозерист. До сих пор не понимаю, как он, ночью, пьяный, по таким крутым спускам на дорогу выбирался…"
Мы еще немного потрепались о нашем крутом главном инженере, вспомнили начальника партии Вашурова, бригадира проходчиков Елизарьева и других. Все замолчали.
Федя вытащил из ближайшей пепельницы отслужившую спичку, с минуту поковырял ею сначала в ушах, потом под чёрными и корявыми ногтями, затем достал из бокового кармана пиджака поллитровку "Столичной", не спрашивая, разлил по стаканам, придвинул их к нам, тронул бутылкой и сказал:
— Давай, мужики, тяпнем, разговор есть!
И тут же, не дожидаясь нас, выцедил водку мелкими глотками, занюхал блестящим от грязи рукавом и, часто оглядываясь на дремлющего бармена и возившуюся в углу судомойку, стал рассказывать тихим, переходящим в шепот, голосом.
И вот что он нам поведал:
В середине восьмидесятых, как раз перед кровавыми событиями в Душанбе, Федя работал в геологической партии, переоценивающей месторождения и рудопроявления золота в Ягнобской долине. Он с товарищем занимался расчисткой старых штолен, пройденных вручную еще в середине 50-х годов на месторождении Уч-Кадо. Жили они там же, в палатке, поставленной на промплощадке. Участковый геолог приходил раз в неделю из базового лагеря, привозил продукты, документировал и опробовал, очищенные от многолетних обвалов, штольни давал новые задания и уходил. Золота особого на этом месторождении не было — так, встречались отдельные короткие участки с содержанием 10–15 граммов на тонну.
И вот, когда почти все уже было сделано, они получили последнее задание: По кварцевой жиле пробить вручную небольшую рассечку длинной 3–4 метра. После пятой отпалки они увидели в забое золото. Крупные, с кулак, самородки сидели в кварцевой жиле, рассекавшей забой от почвы до кровли.
Рассказ Феди был обильно сдобрен крепкой феней и мимикой, достойной самого Джима Керри. Воспоминания о золотых самородках внезапно прервались жутким кашлем. Было очевидно, что Федя подавился собственной слюной от распиравших его эмоций. Внезапно он закатил глаза. Мы, ни минуты не раздумывая, начали его отхаживать, потому что урка ещё не сказал самого главного.
А когда Сергей приготовился делать ему искусственное дыхание, "старатель" прищурился и заржал:
— Ну что, соколики! В грудях мандраж, в колбаске раж!
Меня разрывало от злости, но я кивнул, потому что понял, — рассказ действительно интересный. Отдышавшись, Федя продолжил:
— Когда мы растолкали по рюкзакам куски породы с желтяком, в рассечку нарисовался Васька-геолог. Сразу перо достал и начал металл царапать.
"Золото, факт! — И добавил:
В Душанбе — заварушка. Русских режут. Все наши семейные уже смылись. Я зашел по пути, вас предупредить". Он хотел сказать "пока", но не успел — я ударил его по кумполу булыжником!
Мы слушали, не перебивая. Федя понял, что заинтересовал нас и зашёлся диким хохотом. Его слюни долетали до нас. Я взорвался, но Кивелиди опередил меня. Брезгливо утираясь, он резко спросил:
— Какого хрена ты нам байки травишь? Не с кем больше язык почесать? И почему ждал столько лет?
Тракторист продолжил, как ни в чём не бывало:
— Кончай, братки, икру метать, слушай сюда! Потом, для верности, я замочил и напарника своего! Оттащил его вглубь штольни, взял, сколько смог золотишка, рванул капитально вход и в Душанбе отчалил.
Потопал через Зидды. Там мне местные таджики сказали:
"Не ходи дальше — убьют". Но я пошлепал, хоть и щекотно было. На попутке догреб до Варзоба а чуть ниже, на двадцатом километре, когда водила побрызгать вышел, меня засекли в кузове местные из кишлака и с дрынами кинулись ко мне. Потом я узнал, им мулла сказал: "Гасите русских!"
Я прямо сверху, из кузова сиганул в речку. Река там, братаны, — чистая Ниагара! Волны — "девятый вал"! Камни — с пивной ларёк! Одно слово — Цунами! А на мне мешок с добычей! Я топориком сразу на дно поканал! Там еще пару раз долбанулся об камни и захлебываться стал!
Все, думаю, хана, писец котёнку! До смертинки — три пердинки. Скинул рюкзак, из последних сил вынырнул и выплыл у Варзобского озера. Там опять ко мне пацанва бросилась с палками и кирпичами! Короче, я, как последний навоз, кувыркался по реке аж до самого города. Не поверите, братва, плакал, как сука! Век воли не видать, но воды в реке прибавилось! А мешок с добычей глючит мне до сих пор!
Там, ниже по реке, наверное, россыпь образовалась. Можно золотой песочек мыть!
Я взял Фёдора за грудки и с подозрением спросил:
— Ну а почему раньше туда не пошел? За золотишком-то?
— Да в этот же день меня повязали — сказал Федя, вырвавшись из моих рук и, опустив глаза.
— Натырился залечь в пустой норке на улице Федина. Не знал, что русаки самооборону держат везде, особенно в микрорайонах.
И. как говориться, мой корабль заплыл не в ту гавань! Из самопала прилетела сольца в жопу, потом отмантулили сапогами и сдали ментам. Тянул три года за мародерство. Там трепанись кому про золото — сразу в расфасовку отправят…
