— Втроем?
— Да нет. Я думаю нам надо взять с собой таджика. Без своего "пресс-секретаря", без тесной работы с общественностью нам не обойтись. Есть у меня давний приятель, взрывник он, живет, правда, далеко, в Нагзе. Это в пяти километрах от Рамита, вверх по Сардай-Мионе. Парень сообразительный, коммуникабельный. Разболтать, правда, может, но это — технические трудности. Надо его выманить в Душанбе и переговорить. Хотя зачем? Мы пойдем на Уч-Кадо через Рамит и его зацепим по дороге. Погостим пару дней, разузнаем обстановку и вперед!
— А почему не через Зидды?
— В Зиддинке рыбы мало. Никто на рыбалку не ездит. Сразу вызовем подозрение у местных. Нет, по-моему, надо идти через Рамит. Это самый лучший вариант. От Нагза до реки Арху — километров двадцать по грунтовой дороге. Там бросим машину и пойдём пешком по конной тропе.
— На всё это деньги нужны. Долларов триста. Может Федю попросить? Но ведь зарежет, сука, кого-нибудь! А нам приключения на седалища сейчас не нужны… Хотя кого здесь зарежешь? Нищета кругом. Ну ладно. Сотню баксов я найду, а там — посмотрим.
— А есть у тебя покупатель? Я помню, ты что-то рассказывал о каком-то миллионере из Шахринау.
— Давай, Черный, не будем "шкуру неубитого медведя" продавать!. Потом разберемся — кому и почём!
Есть у меня кое-какие мысли на этот счет…
— Не хочешь сейчас сказать — не надо! Только потом молчи, когда будем "пролетать на фанерке" мимо Парижа! Мне кажется…
— Смотри, смотри, — прервал меня Сергей и легким кивком указал на, вошедшую в пивную, девушку.
Эффектная, в коротком платье, она гордо прошла мимо нас к прилавку и, бросив пару слов бармену, тут же повернула к выходу.
— У Вас о-очень красивые ноги, маде… мадемуазель! — обронил я, развязно глядя в её чёрные глаза. — Особенно левая! Она гораздо длиннее правой!
— Болван, — зашипел на меня Сергей после того, как за девушкой захлопнулась дверь.
— Это дочка Каримова, он хозяин здесь! За нее тебя через мясорубку пропустят, котлет наделают и собакам скормят! Это к её папаше я думал подвалиться с золотом!
Мы расстроились. Добавили еще, и совсем захмелели. Тут на соседний стул запрыгнула симпатичная белая кошечка и стала ластиться ко мне,
— Смотри, персиянка! — обрадовался Сергей. — Твоей Лейлы землячка. Давай угостим ее!
— Конечно, в чем же дело, — ответил я и, обернувшись к стойке, крикнул бармену:
— Гарсон! Три Виски… Три Вискаса с содой! Живо!
Бармен, молодой таджик, подошёл к нам и на чистейшем русском языке презрительно выдал:
— Пьянь залётная! Кончайте выступать! А то будет Вам и вискас и сникерс и тампакс! И всё в одно место! Это Вам не Россия! И не семидесятые годы. Давайте, отчаливайте, пока целы!
От его агрессивности мы немного протрезвели и быстренько удалились. Понимали, что затевать скандал не время и не место.
Пока шли, Кивелиди меня наставлял: "Пойдешь дворами.
К ментам и солдатам местным — не подходи! По-русски не разговаривай. Машину увидишь, — прячься! У нас тут каждая ночь — Варфоломеевская!"
— Да знаю я! В девяносто втором году, на Мостопоезде, меня солдаты грабанули — часы и кошелек отняли. Потом приказали куртку кожаную снять, которую мне мать только что на последние деньги купила. А я прикинул, какая разница, от кого смерть принимать — от солдат сейчас или от матери через час и побежал восьмёрками! Второй раз может не повезти. Тем более, голодных сейчас больше, чем тараканов в столовой!
Выкурив по последней сигарете, и поговорив за жизнь еще немного, мы разошлись до завтрашнего дня. Я пошел к Лешке Суворову, у которого мы с Лейлой имели кров и пропитание.
2. Пристанище и хозяин. Федя становится Фредди. Появились соперники. Сборы в дорогу.
Старый мой приятель и однокурсник Лешка Суворов жил один в бараке на улице Дзержинского. Поблизости так и остался стоять бюст Сокола Революции. В юности я не раз задавал Лешке вопрос о необходимости присутствия около его дома бюста Лучшего Чекиста Прошлого, Настоящего и конечно — Будущего.
И Алексей Суворов сурово мне отвечал:
" Он стоит здесь затем, чтобы ни одна любопытная сволочь не проникла на мою улицу и не узнала, как я живу!"
Деревянные бараки для русскоязычных переселенцев стали появляться в Душанбе на заре Советской власти. Люди, с помощью которых теоретики марксизма — ленинизма готовили прыжок из феодализма в коммунизм, прибывали со всех концов Советской страны. Родители Лёхи также приехали строить Светлое Будущее. Но они не дожили до своей Мечты. Может это и к лучшему…
Мы заняли одну из комнат, с облупившимися обоями, прогнившим полом и обвалившимся потолком. Я подремонтировал всё, что сумел. Воздвиг из досок и старого матраса ложе. Лейла вымыла пол, подклеила обои и повесила занавески, найденные в комоде.
Жену и двоих детей Лёха отправил в Россию к знакомым. Обещал воссоединиться месяца через два. Но подзадержался. Домик, в котором он родился и вырос, могилы родителей, или ещё что-то, чего не выскажешь словами, не отпускали его.
Маленький, сухой, с внимательными глазами, он любил застолья, пышных женщин, анекдоты, шутки… Его выдумке мог позавидовать знаменитый Остап Оглы ибн Сулейман.
Планы быстрого обогащения рождались в его кудрявой голове так часто, что времени на их претворение в жизнь не оставалось. Следствием этого маленького недостатка были: чёрный полуразвалившийся барак, еда — что бог пошлет, и задумчивые глаза мученика — мыслителя…
О разговоре в пивбаре я пока молчал. Таков был уговор с Серёгой. Но совсем ничего не сказать я не мог, потому что Лешке, как никому, нужна была какая-то надежда. Месяц назад у него по всему телу пошли язвы. Его пытались лечить, но безуспешно. В конце второй недели врачи развели руками: "Эффективных лекарств нет, и вряд ли они появятся в ближайшее время". Посоветовали двигать во Францию или Германию. Лёшка не внял добрым советам и пошёл на прием к Марусе, живущей поблизости и практикующей с помощью заговоров, спиртовых настоек и мануальной терапии. Она сделала всё, что смогла и чуточку больше, потому что, когда Суворов говорил о ней, его лицо делалось счастливым.
— Скоро, Леша, у нас будет достаточно денег на хороший портвейн и приличную ливерную колбасу, — тихо сказал я, потом вынул бомбу "Памира" из видавшей виды пластиковой сумки и продолжил:
— Возможно, наскребём и на лечение! Где-нибудь в Штатах…
— Что-нибудь надыбал? — недоверчиво спросил Суворов, и в его глазах загорелся давно потухший огонёк.
— Да, мой хороший! Наклёвывается экспедиция. Похоже, проклятые капиталисты интересуются оловом Кумарха. Надо бы туда сбегать и взять пробы. Как ты на это смотришь?
