не оказалось. Я перевернул эти послания. На обоих была двойная печать из темно-красного воска.
Настолько темного, что он казался почти багровым.
Достав бумажник, я вынул фрагмент, обнаруженный под полом в квартире Эббота. Этот воск был точно такого же цвета, что и тот, которым запечатали письма. С краю одной печати я заметил скол и приложил к нему кусочек воска – и размер, и форма совпали идеально. Я развернул письма и взглянул на подписи внизу. Оба от самого посла, господина Монтегю.
Как ни крути, а в Уайтхолле пребывать в неведении безопаснее, чем знать слишком много. Но меня одолело любопытство. Я проглядел текст. В первом письме наш посол в подробностях рассказывал лорду Арлингтону о ходе войны между Францией и Голландской республикой и ее последствиях для Англии в случае, если французская армия полностью захватит Испанские Нидерланды и под угрозой окажутся непосредственно Соединенные провинции. Как бы то ни было, рассуждал господин Монтегю, голландцы наши союзники, а в Париже сейчас только и разговоров о том, пошлем ли мы им на помощь сухопутные войска, выступив таким образом против Франции.
Во втором письме господин Монтегю пересказывал свою беседу с Мадам, герцогиней Орлеанской. Генриетта Анна Стюарт – родная сестра нашего короля Карла II и жена младшего брата Людовика XIV. После свадьбы с Филиппом, герцогом Орлеанским, принцессу стали называть при дворе Мадам: именно такой титул традиционно давался жене Месье – родного брата французского короля, следующего за ним по старшинству. Посол заверял лорда Арлингтона, что Мадам по-прежнему в прекрасных отношениях с французским монархом и он сам, господин Монтегю, намерен воспользоваться этим обстоятельством для успеха задуманных им переговоров. Однако, писал дальше Монтегю, состояние здоровья Мадам, к сожалению, оставляет желать лучшего. Более того, некая ситуация, связанная с Месье, ее супругом, очень расстраивает сестру короля. Вдаваться в подробности посол не стал, и все же он настоятельно советовал лорду Арлингтону срочно довести эти известия до сведения его величества.
Убрав папки обратно в сумку, я откинулся на спинку скамьи. Попивая эль, я вполуха слушал беседу по другую сторону занавески, отделявшей мой стол от общего. Два письма от господина Монтегю явно не были предназначены для посторонних глаз. Эбботу не следовало их читать, не говоря уже о том, чтобы уносить эти послания домой.
Тут подошел половой с моим пирогом. Я проткнул хрустящую корочку ножом. Брызнула подливка, и над пирогом тут же поднялся пар. Я стал жевать первый кусок. Мелкие косточки хрустели на зубах.
В последний раз я видел Эббота меньше недели назад, и тогда он, покачиваясь и цепляясь за мою руку, еле-еле брел по Флит-стрит. В тот день Эббот был пьян в стельку. Едва ворочая языком, он обрушил на меня поток бессвязных речей. А еще Эббот задал мне вопрос: «Вы верите в прощение?»
Точнее, целых два вопроса. Второй звучал так: «Если человек раскаивается в том, что совершил, искренне раскаивается, разве он не заслуживает прощения?»
Тогда я подумал, что Эббот терзается угрызениями совести, поскольку он, вдрызг пьяный, идет домой, вместо того чтобы в здравом уме и твердой памяти прилежно трудиться над документами в канцелярии Арлингтона.
Но что, если на самом деле Эббот переживал из-за этих писем?
Отобедав, я расстался со Стивеном на Стрэнде и зашагал к Уайтхоллу. Горвина я обнаружил на том же месте, за столом в канцелярии. Я собирался отдать ему папки и уйти как можно скорее. Я не знал, что за история с ними связана, однако совершенно не желал оказаться в нее втянутым.
– Ну что, принесли? – резко спросил Горвин, едва завидев меня.
Я кивнул. Обычно Горвин отличался более утонченными манерами.
– Где вас так долго носило?
– Госпожа Эббот переехала к друзьям и забрала документы с собой. – Я расстегнул ремешки на сумке и вручил Горвину обе папки. – Мне пора возвращаться в контору господина Уильямсона. Он…
– Минутку! – Горвин соскользнул с высокого табурета. – Будьте любезны, Марвуд, подождите немного, я должен отнести папки его светлости.
Лавируя между другими столами, он добрался до кабинета своего начальника, постучал и вошел. Мы с Горвином друзья, но в Уайтхолле дружба по природе своей не является безусловной, все зависит от ситуации. Вскоре дверь кабинета лорда Арлингтона открылась снова, и Горвин жестом поманил меня.
– Это господин Марвуд, ваша светлость.
– Знаю. Проходите, Марвуд, и закройте дверь.
Лорд Арлингтон стоял у окна, глядя на Собственный сад. По-прежнему лил дождь, и в кабинете зажгли свечи. Он повернулся ко мне:
– По поводу этих документов. Горвин сообщил мне, что госпожа Эббот съехала с квартиры и забрала папки с собой. Это правда?
– Да, ваша светлость. Она вывезла оттуда почти все вещи. Они с дочерью сейчас живут у господина Фэншоу, в доме на Слотер-стрит, возле Смитфилда.
– Значит, у Фэншоу? – Лорд Арлингтон на некоторое время задумался, но не стал задавать мне никаких вопросов об этом человеке. – Продолжайте.
– Господин Фэншоу сказал, что госпожа Эббот взяла папки с собой, чтобы с ними ничего не случилось, и попросила его вернуть документы вам.
– Вы беседовали с ней лично?
– Нет, ваша светлость. Фэншоу говорит, что госпожа Эббот слегла от горя.
Арлингтон тяжело вздохнул и вдруг набросился на меня:
– Уже почти вечер. Признавайтесь, по дороге вы изучали содержимое папок?
– Нет, ваша светлость, – поспешил заверить его я. – В этом не было нужды. Я только заглянул в описи, чтобы убедиться, что в папках те самые документы, которые вам нужны.
– Это хорошо.
Лорд Арлингтон сверлил меня взглядом, а я невозмутимо смотрел на него в ответ. Особой враждебности я в его манере не почувствовал. Казалось, в комнате сразу стало легче дышать.
– Забирая папки, вы не заметили ничего примечательного? – поинтересовался милорд.
Я без колебаний ответил:
– Нет, ваша светлость.
– Превосходно. Не забывайте, Марвуд, хороший слуга – неболтливый слуга, а за верную службу полагается награда. Однако справедливо и обратное. Возвращайтесь к господину Уильямсону.
Я еще раз поклонился, взял сумку и оставил лорда Арлингтона в полутемном кабинете. Увидев, что я выбрался из львиного рва целым и невредимым, Горвин заметно повеселел.
– Все хорошо? – уточнил он. – Не желаете отобедать со мной в среду? Может быть, сходим в «Топор»?
– Договорились, – ответил я. – Вам что-нибудь известно о старике по фамилии Фэншоу? Он живет в большом доме возле Смитфилда.
– А в чем, собственно говоря, дело?
– Он тот самый друг, к которому госпожа Эббот переехала с Флит-стрит. Именно Фэншоу отдал мне папки.
– Он ей не просто друг, – ответил Горвин. – Фэншоу ее свекор.
Я не сразу понял, что он имеет в виду. А потом сообразил:
– То есть его покойный сын
