На секунду у меня даже возник соблазн задержаться в этом времени. Вернуться на ту грибную полянку.
Но я подавил это желание. Сжал зубы. Вошёл в режим. И активировал поле стазиса.
Часть II
1
Эон: Фанерозой
Эра: Палеозой
Период: Граница Перми и Триаса
298,914 млн лет до Перехода
Наверно, зрелище и правда было впечатляющим. Краем глаза я фиксировал, как Таис и Кай замерли в своих креслах с расширенными глазами, вцепившись в подлокотники. Но мне было не до эмоций. Фиксировать в секунду все нюансы полученной картинки, искать следы необычного и тут же принимать решение, двигаться дальше или остановиться было совсем не просто даже в супер-режиме.
Первые несколько сотен лет пейзаж за иллюминатором мог показаться однообразным, особенно для не слишком внимательного наблюдателя. Но я фиксировал всё: трещины на леднике, цвета и оттенки, следы ветров и так далее.
Потом ледник стал меняться, плато накренилось, и я готов был в любое время прервать путешествие, если возникнет угроза его обрушения или если вдруг осадки резко усилятся, и нас начнёт вмораживать в ледник.
Кстати, одним из приятных бонусов такого прерывистого путешествия было то, что мы не проваливались под лёд, как бы непременно произошло, стартуй мы в обычном режиме. Собственно, поэтому мы и двигались раньше, выбирая для точки старта исключительно скальные основания. Но в этот раз мой расчёт оказался верным: во время каждой очень короткой остановки силовое поле успевало нас вытолкнуть на поверхность снежно-ледяного покрова.
Ледяное плато выровнялось, обошлось без лавин и крупных обвалов. Ледяная шапка держалась уже несколько сотен тысяч лет, когда я заметил, что Солнце начало, постепенно ускоряясь, менять положение. Я специально выбрал такое время «мерцания» стазиса, чтобы оказываться в реальном времени в одно и тоже время года и суток. Так можно было проследить за движением материков. И вот — это движение фиксировалось, как будто мы плыли на огромном ледяном плоту по обычному океану, а не на каменной подложке по раскалённой магме.
Лёд постепенно начал исчезать; несколько секунд нашего времени — и белая пустыня сменилась чёрным базальтовым пейзажем, ещё несколько мгновений, и по нему побежали стремительно меняющиеся зеленоватые пятна.
Я почувствовал отголоски лёгкой досады; полноценные эмоции в супер-режиме были недоступны. Очень не хотелось останавливаться, но, если вокруг нас возникнет густой лес — придётся. А то в мгновение ока окажемся погребёнными под слоем осадочной породы.
Однако, к моему облегчению, этого не произошло.
Каменистое плато под нами стало резко подниматься. Я фиксировал подъем по горизонту и положению Солнца. Ещё через несколько тысяч лет растительность сошла на нет, зато снова появился ледник. Судя по всему, мы были уже довольно высоко в горах.
Было бы здорово, если бы в супер-режиме можно было бы легко обращаться к любым воспоминаниям; чтобы все события в жизни и полученная информация становились бы такими же легкодоступными, как математический анализ реальности. Но, к сожалению, память оставалась вполне обычной: зыбкой и неверной. Поэтому, не переставая наблюдать за стремительно меняющимся миром, я пытался выжать максимум из своих знаний по геологической истории Земли.
Мы в горах. Какие горные цепи у нас самые старые? Какие могут относиться к Перми?
На ум приходили только Урал и Апалачи.
Урал сразу можно было исключить: мы ведь стартовали на Юге, в Гондване. Значит, подвинулись вместе с ней, чтобы слиться с другими материками в Пангею. Урал должен быть на севере — возможно, даже за морем Палеотетис.
Значит, мы в Апалачах. Огромных, высоченных, заснеженных Апалачах, уже напоминающих современный мне Тибет.
Зримое воплощение миллионов лет, вдруг сформировавшееся перед глазами в виде заснеженных горных вершин, даже сквозь «супер-режим» производило впечатление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я залюбовался.
И чуть не пропустил то, ради чего затеял такое необычное путешествие в стазисе.
Но, к счастью, всё-таки успел отреагировать.
Несколько секунд на мостике было очень тихо. Я даже слышал, как дышит Кай и Таис. Прерывисто, взволнованно. У обоих сильно подскочил пульс.
А потом я вышел из режима.
— Мы… не двигаемся больше? — Кай первым пришёл в себя.
— Ага, — кивнул я, — похоже, прибыли.
— Ты что-то заметил?
Вместо ответа я указал на небо. Там, у горизонта, чуть позолоченный послеполуденным солнцем, светился в небе инверсионный след.
— Ох и нифига себе! — Кай не сдержал эмоций.
— Что это? — спросила Таис.
— Возможно, след реактивного двигателя летательного аппарата, — осторожно ответил я.
— Как думаешь, атмосферник, или кто-то садился? — спросил Кай, разглядывая медленно рассеивающийся в небе след.
— Сложно сказал, — я пожал плечами, — скорее, всё-таки атмосферник.
— Значит, не единичное посещение, — констатировал Кай, — а как минимум серьёзные исследовательские работы.
— Я уже говорил. Будет вторжение. Война. Надо пройти этот период как можно тише, стараясь ни во что не вмешиваться. Наша основная задача — чтобы нас не заметили. Так что проведём осторожную разведку, а дальше действуем по обстоятельствам. Разработаем план, как пережить всё это дело. Предупреждён, значит, вооружён.
Кай неожиданно улыбнулся. Я поднял бровь, и изобразил недоумение.
— Мне нравится, когда ты цитируешь «Книгу Ветра и Крови», — пояснил он.
— А, — кивнул я, — ясно.
— Послушайте, если я правильно поняла, на ваш мир собирается кто-то напасть из космоса. Или уже напал. И что, вы собираетесь так просто сидеть, и ничего не будете предпринимать? — вмешалась Таис.
— Именно, — кивнул я, — наша задача незамеченными пережить этот катастрофический период.
— Нельзя менять историю, которая приведёт в возникновению мира, где родится Гриша, — пояснил Кай.
— Как-то сложно всё, — нахмурилась Таис.
— Да уж. Не просто, — согласился Кай, и почесал затылок.
— Ладно, — сказал я, — мне надо перекусить. И поспать, возможно. Потом собираемся на нижней палубе, обсудим, как мы докатились до жизни такой, и что нам делать дальше.
— Докатились? Постой, но мы же… — растерялся Кай.
— Это называется ирония, друг мой, — я улыбнулся немного натянуто, голод уже давал о себе знать, у меня кружилась голова.
— Ваши земные штучки… — проворчал он, тоже отстегнувшись и вставая с кресла.
Кажется, Таис посмотрела на него с сочувствием. Но в тот момент мне было всё равно.
2
Собрались мы в итоге только утром. Я проспал больше двенадцати часов. Это было странно — обычно я без проблем просыпался в нужное время безо всякого будильника. Даже на Марсе! Даже после месяцев в больнице, когда меня собирали заново после пребывания в вакууме.
А тут меня просто выключило — и всё. Включило только утром.
Кай решил меня не будить. Как он объяснил позже: «Когда у тебя впереди несколько вечностей — имеет ли смысл спешить?» Я не стал уточнять, но это было похоже на очередную цитату из «Книги Ветра и Крови».
Надо будет все-таки её прочитать как следует, и не в особом режиме, а так, чтобы она полностью отложилась в нормальной памяти.
Хорошо хоть странная ревность по отношению к Таис, наконец, исчезла. Я не думал, чем они с Каем занимались ночью, пока я спал. Мне было всё равно. В какой-то момент я почему-то перестал воспринимать Таис как объект вожделения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Может быть, морок, наведённый внутри «ажурного» планетоида рассеялся, или, может, притупились древние инстинкты защитника-спасителя. Слишком много впереди было нетривиальных задач, чтобы давать им шанс влиять на принятие решений.
