Кто-то тяжело протопал по лужайке, оставив глубокие вмятины, и скрылся за дверью библиотеки.
— Вот те на, — расстроился Модо.
Волшебники снова задышали.
— Ничего себе, — сказал профессор современного руносложения.
— Опсихеть можно… — согласился главный философ.
— Вот что я называю музыкой Рока, — восхищенно произнес декан.
Он подошел ближе, всем своим видом напоминая скрягу, которого вдруг занесло в золотую шахту.
Свет отражался от черных и серебряных поверхностей, а и тех и других было предостаточно.
— Ничего себе, — как какое-то заклинание повторил профессор современного руносложения.
Чары рассеял казначей.
— По-моему, это мое зеркальце! С его помощью я выстригаю в носу волосы! — воскликнул он. — Готов поклясться, это оно!
Черное, разумеется, было черным, но серебряное серебром не являлось. Это были зеркала, блестящие жестянки, блестки и проволочки, которые библиотекарь где-то раздобыл и приладил на свое творение.
— …Оно в такой маленькой серебряной рамочке… Почему оно приделано к этой двухколесной тележке? Два колеса, одно за другим? Как нелепо. Она просто упадет, можете мне поверить. А куда запрягать лошадь, позвольте спросить?
Главный философ ласково похлопал его по плечу.
— Казначей, — сказал он. — Совет одного волшебника другому, старина.
— Да? Что?
— Если сию минуту не заткнешься, декан тебя убьет.
На тележке стояли два колеса от телеги, одно за другим. Между ними было установлено седло, а перед седлом — труба с причудливым двойным изгибом, чтобы кто-либо сидящий в седле мог за нее ухватиться.
Конечно, вся конструкция была сделана из всякого мусора, и все же, особенно при мерцающем свете свечей, она обладала каким-то темным органичным качеством, не совсем жизнью, но чем-то динамичным и волнующим, напряженным и сильным, что заставляло декана дрожать. Она излучала нечто предполагающее, что одним только своим существованием и внешним видом она нарушает не менее девяти законов и двадцати трех указаний.
— Он влюбился? — спросил казначей.
— Нужно заставить ее двигаться! — завопил вдруг декан. — Она должна двигаться. Она для этого предназначена.
— Да, но что это такое? — спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
— Это шедевр! — воскликнул декан. — Триумф!
— У-ук?
— Может, ее надо толкать ногами? — прошептал главный философ.
Декан, думая о своем, лишь покачал головой.
— Мы ведь волшебники, верно? — спросил он. — Неужели мы не сможем заставить ее двигаться?
Он обошел конструкцию по кругу. Ветер от его усеянной заклепками кожаной мантии заставил пламя свечей колыхаться, и на стенах заплясали причудливые тени.
Главный философ прикусил губу.
— Я в этом совсем не уверен, — признался он. — Кажется, в ней и так уже хватает магии. Она действительно дышит… или это плод моего воображения?
Главный философ резко развернулся и погрозил пальцем библиотекарю.
— Это ты сделал?
— У-ук.
— Что он сказал?
— Он сказал, что не сделал, а только собрал, — перевел декан, не поворачиваясь.
— У-ук.
— Сейчас я на нее сяду, — сказал декан.
Волшебники почувствовали, как что-то утекает из их душ, а на пустое место приходит неуверенность.
— Послушай, старина, я бы этого делать не стал, — сказал главный философ. — А вдруг она как помчится…
— Плевать, — откликнулся декан, не спуская глаз с тележки.
— Я имею в виду, эта машина, она ж не из этого мира, — пояснил главный философ.
— Я прожил в этом мире больше семидесяти лет, — сказал декан, — и нахожу его крайне скучным.
Он вошел в круг и положил руку на седло. Седло задрожало.
— ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ.
На пороге подвала возникла высокая темная фигура. В несколько шагов она пересекла комнату и вошла в круг.
Костяная ладонь опустилась на плечо декана и вежливо, но настойчиво отодвинула его в сторону.
— БЛАГОДАРЮ…
Фигура вскочила в седло, схватилась за руль и повернулась к присутствующим.
В некоторых ситуациях нужно следовать сценарию…
В грудь декана уткнулся костяной палец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— МНЕ НУЖНА ТВОЯ ОДЕЖДА.
Декан отступил на шаг.
— Что?
— ДАЙ МНЕ СВОЮ МАНТИЮ.
Декан крайне неохотно снял кожаную мантию и передал незнакомцу.
Одним движением Смерть облачился в нее. Так-то лучше…
— ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИМ…
Синее пламя вспыхнуло на кончиках его пальцев и ломаными линиями побежало во все стороны, чтобы расцвести разрядами на каждом перышке и на каждой бусинке.
— Но мы же в подвале! — напомнил декан. — Это что, не имеет значения?
Смерть внимательно посмотрел на него.
— НЕТ.
Модо выпрямился, чтобы насладиться красотой клумбы, главное место на которой занимали самые превосходные черные розы, которые ему когда-либо удавалось вырастить. Чрезвычайно магический климат иногда шел на пользу растениям. Аромат роз висел в вечернем воздухе как благодарственные слова.
И тут клумба взорвалась.
Модо успел заметить только, как вспыхнуло пламя и что-то унеслось по дуге в ночное небо. А потом на него посыпался дождь из бусинок, перьев и нежных черных лепестков.
Модо покачал головой и отправился в сарай за лопатой.
— Сержант?
— Да, Шнобби?
— Взять, к примеру, зубы…
— Какие зубы?
— Которые у тебя во рту.
— А, понял, и что с ними?
— А как они соединяются там, сзади?
Сержант Колон ничего не ответил, пока не исследовал полость рта языком.
— И-и-э… — начал было он, потом прервался, распутал язык и повторил: — Интересное наблюдение, Шнобби.
Шнобби свернул самокрутку.
— Полагаю, сержант, ворота можно закрывать?
— Полагаю, да.
Приложив тщательно отмеренные, минимальные усилия, они закрыли огромные створки. Хотя в этом не было особой необходимости. Ключи были давным-давно потеряны. Даже вывеска со словами «Спасиба, Што Не Захватили Наш Горад» была едва видна.
— А теперь… — начал было Колон, но тут его внимание что-то привлекло. — Что это за свет? — удивился он. — И откуда доносится такой адский шум?
Синий свет плясал по стенам зданий в самом конце длинной улицы.
— Похоже на какое-то дикое животное, — заметил капрал Шноббс.
Свет превратился в два точечных ослепляющих луча.
Колон заслонил глаза ладонью.
— Смахивает на… лошадь или вроде того.
— Она мчится прямо на ворота!
Мучительный рев отражался от домов.
Капрал Шноббс прижался к стене. Сержант Колон, понимая, что должность «обвязывает», замахал руками.
— Не делай этого! Не надо!
А потом тяжело поднялся из грязи.
На землю мягко падали лепестки роз, перья и искры.
Прямо перед ним переливались синим светом края огромной дыры в воротах.
— Доски, наверное, совсем прогнили, — покачал головой он. — Надеюсь, нам не придется оплачивать ремонт ворот из собственного жалованья. Шнобби, ты случаем не заметил, кто это был? А, Шнобби?
— У него… была в зубах роза, сержант.
— Но ты сможешь его узнать, если увидишь снова?
Шнобби судорожно сглотнул.
— Откуда-то у меня такое чувство, сержант, — сказал он, — что мы с этим типом еще встретимся.
— Мне это не нравится, господин Золто! Совсем не нравится!
— Заткнись и рули!
— Но по такой дороге нельзя ехать быстро!
— Какая разница? Ты все равно ничего не видишь!
Телега прошла поворот на двух колесах. Повалил снег, мокрый и редкий, который таял, едва коснувшись земли.
— Но мы едем по горам! Рядом обрыв! Мы свалимся в пропасть!
— Предпочтешь, чтобы Хризопраз нас поймал?
— Но! Пошли!
Бадди и Утес судорожно цеплялись за борта мчавшейся в темноту телеги.
— За нами все еще гонятся? — прокричал Золто.
— Ничего не вижу! — ответил Утес. — Но, может, услышу, если ты остановишь телегу.
