и Швеции после их разделения.
«Живое слово», 17 октября
Выступление большевиков.
В цирке Модерн г-жа Коллонтай обещала 20-го числа «выступление большевиков». «Рабочий Путь» сообщает, что «20 октября – день Петроградского Совета». В подонках рабочей массы идет темная агитация, требующая избиения «буржуазии». Не имеющим оружия предлагается выходить на улицы с молотками и ими бить по головам «буржуев», врываясь к ним в квартиры.
Троцким с сесторецкого окружного заводе затребовано 5000 винтовок для усиления красной гвардии. В войсках идет усиленная агитация. Настроение войск колеблющееся.
По слухам с фронта будет прислано несколько полков, недовольных разрухой тыла и предложивших правительству свои услуги для усмирения большевиков.
«Газета для всех», 17 октября
Беспечность или бессилие.
(По телефону от нашего корреспондента.)
Сегодня одна из петроградских газет говорит:
Нам готовят мятеж, уличную резню, открыто заявляют о выступлении против Временного Правительства, т. е. о мятеже, – и Временное Правительство молчит. Спокойно. И мы не видим никаких предпринимаемых мер, не слышим никаких успокоений.
Если Временное Правительство считает все эти пропаганду, агитацию, заявление Коллонтай – вздором, пусть оно объявит об этом.
Если Временное Правительство уверено, что оно в силах подавить готовящийся мятеж, – пусть оно успокоит население и скажет веское слово.
Если Временное Правительство чувствует свое бессилие перед надвигающейся грозой, – пусть оно добросовестно скажет «Спасайтесь, как знаете», и озаботятся спасением себя.
Но молчать нельзя.
«Новая жизнь», 18 октября
Нельзя молчать!
Все настойчивее распространяются слухи о том, что 20-го октября предстоит «выступление большевиков» – иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3–5 июля. Значит – снова грузовые автомобиля, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей – куда попало! Будут стрелять только потому, что люди, вооруженные ими, захотят убить свой страх. Вспыхнут и начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью, все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухою жизни, ложью и грязью политики – люди будут убивать друг друга, не умея уничтожать своей звериной глупости.
На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут «творить историю русской революции». <…>
Кому и для чего нужно все это? Центральный Комитет социал-демократов большевиков, очевидно, не принимает участия в предполагаемой авантюре, ибо до сего дня он ничем не подтвердил слухов о предстоящем выступлении, хотя и не опровергает их. <…> Центральный Комитет большевиков обязан опровергнуть слухи о выступлении 20-го, он должен сделать это, если он действительно является сильным и свободно действующим политическим органом, способным управлять массами, а не безвольной игрушкой настроений одичавшей толпы, не орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков.
М. Горький.
С. П. Каблуков, 18 октября
Город уже несколько дней полон чудовищными слухами о предстоящем не то 20-го не то 22-го октября бунте черни и резне «буржуев». Иные на эти дни даже покидают Петербург, убегая в окрестности. Несомненно, что чернь подстрекается и социалистами, и немецкими шпионами, и черносотенцами в целях реставрации.
Кроме того в Петербурге нет хлеба, что обостряет тревогу.
Думается однако, что волнения не возникнут и почти несомненно, что их Правительство подавит.
«Русские ведомости», 20 октября
На улицах.
Днем и вечером на улицах Петрограда только и разговоров о том: «выступят или не выступят сегодня большевики».
Общее мнение было, что не выступят, но твердой уверенности ни у кого не было, в виду неясной позиции, занятой большинством представителей петроградского гарнизона, участвовавших накануне в совещании Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.
Е. И. Лакиер, 20 октября
Сегодня никто из нас не выходил на улицу, так как вооруженная манифестация большевиков. Их все больше и больше; там, где вчера был один, сегодня несколько десятков. Агитируют без устали и добиваются блестящих результатов. Они будоражат население и призывают к набегам и погромам. Что-то мне говорит, что это добром не кончится и что от России ничего не останется.
Теперь на улицах каждый день грабежи: снимают пальто, шляпы и даже ботинки и белье. Бедные граждане принуждены сидеть по вечерам дома и ложиться спать в десять часов. Театры пустуют.
А. А. Столыпин, 21 октября
17-го рано утром нежданно-негаданно пришел приказ грузиться и двигаться на Калугу, где тоже были какие-то беспорядки. <…> В вагоне командира полка Брандта, назначенного, кстати, командиром местных войск, узнали положение. Последнее довольно серьезное. Усмирять придется не только пьяную пехоту, но и Совет солдатских и рабочих депутатов, у которых есть подручные силы, винтовки и пулеметы в изобилии, а засели они в губернаторском доме, как в крепости.
Вызвали наших эскадронных делегатов, и Измаил Гашимбеков пустил в ход все свое красноречие и татарскую хитрость. К счастью, все обошлось гладко, так как Совет Калужского гарнизона без всяких прав и причин нелегально сверг предыдущий Совет, отказался высылать на фронт очередные пополнения, избил врачей, неохотно пускавших солдат в отпуск, и даже (трудно поверить!) накладывал денежную дань на жителей. Совсем как в средние века. <…>
Постепенно силы наши приближаются к месту действия. 1-й полуэскадрон с князем Гагариным занимает шоссе вдоль реки Оки, чтобы перехватить товарищей с тыла, вздумай они бежать. 2-й полуэскадрон охраняет площадь. Казачья сотня высылает разъезды. Броневики притаились за углом зданий, как темные и хитрые зверюги.
Вся площадь полна драгунами и казаками, под сводом массивных ворот еще войска, а за ними боязливый, но любопытный народ. Впереди, контрастом, пустынная улица, освещенная высокими фонарями, бросающими круглое, дрожащее сияние. <…> Отделяюсь от массы конницы на площади и рысью выезжаю на пустынную улицу. <…> Вот и цель «неприятельских» часовых: «Стой, дальше нельзя!» Совсем как на войне… «Дальше мне и не надо. Прошу вызвать трех представителей Комитета». Толпа растет, из переулка, из-за темных углов, выползают серые фигуры в пехотных папахах, кто с винтовкой, кто без. <…>
Среди напряженной тишины передаю полученное мною приказание командующего войсками. Кобыла моя почему-то стала дрожать. Едва произнес я последние слова, как поднялась буря, крики, посыпались угрозы: «Пять минут – это не по-социалистически!», «Вас послал Корнилов! Так говорят корниловцы и контрреволюционеры…».
Кольцо вокруг меня сужалось, толпа напирала, солдатская рука потянулась к моему поводу, нервная кобыла не выдержала, вздыбилась, солдат отшатнулся, поскользнулся и упал. Я этим воспользовался и осадил кобылу; положение делалось опасным – я вдруг повернул лошадь и, стараясь казаться спокойным, медленно, а затем рысью вернулся
