который умер почти в 90-летнем возрасте в 1987 г., взял на себя благотворительный фонд братьев Рокфеллер[921].
Работая в свободное от служебных занятий время в комитете Атлантического союза, А. Кинг актуализировал и расширил свои и без того обширные связи в высшем американском истеблишменте, которые он приобрёл в ходе Второй мировой войны. Поэтому неудивительно, что, когда американцы всерьёз озаботились эффективностью расходования средств по плану Маршалла и занялись переструктурированием Организации Европейского Экономического Сотрудничества, они предложили на один из ключевых постов Александра Кинга. В структуре организации было решено создать Комитет по вопросам производительности и прикладным исследованиям и в качестве его рабочего органа — Европейское агентство по увеличению промышленного производства.
В конце 1956 г. А. Кинг, как кандидатура, согласованная американской администрацией, британским правительством и правительствами, входящими в состав ОЕЭР, был предложен на пост соруководителя Европейского агентства по увеличению промышленного производства (ЕПА). Финансирование работы агентства на первых порах взяли на себя благотворительные фонды братьев Рокфеллер и Форда. 1 января 1957 г. Александр Кинг завершил карьеру государственного служащего в Великобритании и начал работать высокопоставленным международным чиновником.
Перед ЕПА было поставлено несколько задач, главным образом связанных с повышением эффективности производства и ускорением внедрения инноваций в промышленности. Это было обусловлено двумя основными обстоятельствами. Первое и главное — вызовом со стороны Советского Союза, чья экономика в 1950‑е гг. стремительно прогрессировала. Второе обстоятельство коренилось в том, что, по мнению американцев, европейцы не слишком эффективно использовали средства, выделяемые по плану Маршалла. Значительная часть этих средств уходила не на создание новых институтов и повышение эффективности производства, а на повышение бюрократических издержек управления, а также нецелевое использование средств на различные социальные программы.
Как пишет Александр Кинг: «В качестве первоочередной задачи необходимо было разработать предпосылки для роста производительности всех факторов производства, и прежде всего труда в промышленном, сельскохозяйственном и обслуживающем секторах экономики, обеспечить разработку и установить контроль за реализацией национальных программ в этой сфере»[922]. Столь большое внимание, уделяемое членами ОЕЭР производительности, конечно же, было связано в то время с фактором Советского Союза. В 1950–1960‑е и даже в начале 1970‑х гг. к экономическим научным и технологическим перспективам Советского Союза на Западе относились гораздо серьёзнее, чем сегодня к Китаю. В настоящий момент сложно поверить, но факт остаётся фактом, что главное расхождение между виднейшими экспертами — экономистами того времени, включая практически всех Нобелевских лауреатов, заключались не в том, обгонит ли СССР США и кто победит в соревновании двух систем, а в обсуждении срока, когда это произойдёт и, что называется, на каких условиях социалистическая система поглотит капиталистическую.
Причём, если сегодня у серьезных западных аналитиков нет иллюзий относительно природы китайской мощи, реального уровня научно — технологического развития этой страны, глубины процессов деструкции правящей элиты и запредельной степени фальсификации государственной китайской статистики, то с Советским Союзом в те времена дело обстояло по — другому. Достаточно привести несколько цифр. Причём цифры приводятся не по государственной статистике СССР, а по исследованиям межотраслевых балансов, которые осуществил один из крупнейших мировых статистиков, специалист номер один по советско — российской статистике в мире Г. Ханин. В своей статье «Десятилетие триумфа советской экономики» он приводит данные, объясняющие тогдашний прогрессирующий пессимизм американских, британских и европейских политиков и экспертов в отношении западных шансов в соревновании двух систем.
Согласно существенно более низким, чем официальные данные, оценкам Ханина экономического роста в 1950‑е гг., получается следующая картина. За 1951–1960 гг. ВВП в СССР вырос на 244 %, в США — на 133 %, в Великобритании — на 127 %, во Франции — на 158 %. И только в ФРГ, где производственный потенциал был разрушен до основания и фактический рост так же, как и в Японии начинался не то что с нулевой, а даже с отрицательной величины, темпы роста составили 217 %.
Объём промышленного производства в СССР вырос на 228 %, в США — на 145 %, в Великобритании — на 135 %, во Франции — на 180 %. Даже по темпам роста производительности труда — важнейшему показателю эффективности — СССР опережал западные страны. В нашей стране он вырос в 1951–1960 гг. на 146 %, в США — на 134 %, в Великобритании — на 122 %. Неизмеримо более высокими темпами росли реальные доходы населения СССР в 1950‑е гг. по сравнению с США, Великобританией и всеми европейскими странами[923].
Следует подчеркнуть, что приведённые выше оценки, сделанные на основании данных межотраслевого баланса и статистики Госплана СССР Г. Ханиным относительно динамики советских показателей, не только значительно ниже, чем данные официальной статистики, но и существенно уступают оценкам советской экономической динамики, которые делались в то время ЦРУ США и привлечёнными им западными экономистами. В глазах западного истеблишмента того времени картина была ещё более плачевной, чем дело обстояло в действительности. Отсюда понятно, что американская правящая элита и её европейские сателлиты были как никогда озабочены вопросами повышения эффективности производства.
Пресса того времени и анализ выступлений ведущих политиков и промышленников как на публичных мероприятиях, так и на закрытых конференциях свидетельствуют, что алармистские настроения в отношении СССР сменились подлинной паникой после запуска в 1957 г. первого в мире орбитального непилотируемого космического корабля, знаменитого «Спутника». С этого момента даже самым упёртым аналитикам стало понятно, что эффективность советской экономики связана не только и не столько с ГУЛАГом и тотальным принуждением, и даже не с умелой пропагандой, породившей долговременный массовый энтузиазм, а с реальным технологическим превосходством, по крайней мере, в некоторых решающих научно — технических отраслях, сферах, а также бесспорным первенством советского среднего и высшего образования и системы организации массового технического творчества и реализации крупномасштабных научно — технических программ.
Сразу после запуска советского спутника ЕПА по предложению А. Кинга и его коллег за океаном из организации «Язоны», прародительницы знаменитого DARPA, был сориентирован на проведение сравнительного анализа научно — технических достижений в основных критических для экономики и безопасности сферах в СССР, США и Европе. Для этих целей ЕПА были разрешены тесные контакты с разведывательными сообществами США, Великобритании и Франции. При этом, как это уже повелось на Западе, срочные ключевые программы не ждали там одобрения и финансирования в многочисленных комитетах законодательной власти и прохождения бумаг в бюрократических лабиринтах исполнительной власти, а быстро и в полном объёме финансировались из специальных частных источников. Финансирование указанной программы полностью взял на себя благотворительный фонд братьев Рокфеллер. Тогда же состоялось личное знакомство Джона Рокфеллера Третьего с Александром Кингом. Именно Дж. Рокфеллер являлся не только главной фигурой среди пяти братьев, но и отвечал в братском
