наблюдать, как близкие люди испытывают боль? Чувствовал ли ты, что ничего не можешь с этим поделать – разве только попытаться хоть чуть-чуть облегчить их страдания?
Я вспомнил жизнь в воробьиной колонии, потом ушел мыслями еще глубже – к Нише – и кивнул.
– Значит, ты понимаешь, что порой на глаза наворачиваются слезы бессилия. Никто не должен видеть, как плачет взрослый мужчина, Ари.
Риши замолчал и пошел вперед.
Ответить я не смог. И мне приходилось испытывать подобную боль, когда на моих руках умирал Таки. Мучился до последнего вздоха, горел в адском пламени туманных видений… Да, я тогда плакал.
Дар речи вернулся, когда мы подошли к следующей комнате. Дверь представляла собой странную конструкцию из камня и металла. Серые куски горной породы невероятным образом прорастали бронзовыми вставками.
Я сосредоточился. Ага, еще одно плетение… Невольно вытянув руку, я коснулся двери и не ощутил структуры составлявшего ее материала. Только холод…
– Что за плетение удерживает вместе камень и металл? Чья это комната?
Не успев задать вопрос, я пожалел, что вообще открыл рот.
Риши положил ладонь на дверь и улыбнулся так, словно встретил старого друга:
– Моя. Во всяком случае, когда-то была моей. – Толкнув дверь, он нахмурился: – После того как я покинул свою обитель, ее запечатали. Интересно, кто?
Его лицо исказилось, стало жестким; в глазах мелькнула ярость. Руку он не отнял и, закрыв глаза, что-то забормотал себе под нос.
Стены башни вздрогнули. С потолка посыпалась пыль, упало несколько камней. Несмотря на тряску, кривые, скрепленные неведомой формулой ступени лестницы даже не качнулись.
И дверь из камня и железа стояла неподвижно.
Мастер скрипнул зубами и ударил в нее ногой. Чертыхнувшись, отскочил и схватился за ступню – точь-в-точь как на первом этаже, когда пнул стол. Витиевато выругавшись, снова взглянул на дверь.
– А, ну да. – По его лицу пробежала хитрая улыбка. – Ан! Коснувшись металлической вставки, он обвел пальцем круг. – Ал! Да, Ари, тебе сейчас лучше спуститься вниз.
– Что? – растерянно переспросил я.
Дверь задрожала, заставив пошатнуться прочную раму.
Я на всякий случай залег.
В тесном помещении раздался гулкий звук, похожий на удар грома; мелькнула молния. Часть двери разнесло, и камни полетели во все стороны. Металлические пластины попадали на пол, а те, что остались, торчали искореженными ошметками. В двери зияла дыра.
Изловчившись, можно было даже пролезть на ту сторону.
Риши Брамья хлопнул в ладоши:
– Ага, вот и отлично! Представляешь, мне хотели запретить войти в мою старую комнату! – Он шагнул к образовавшемуся проему и вдруг остановился. – Погоди-ка… Да ведь это я и создал дверь, чтобы никто больше не смог меня здесь заточить. – Откинув голову назад, риши расхохотался, словно вспомнив смешную шутку.
Я ничего смешного в происходящем не видел и еще раз задумался: стоит ли чему-то учиться у этого человека?
– Пойдем, Ари.
Мастер пролез в отверстие, и я поднялся с пола. Колебаться смысла не было. Я слишком далеко зашел и теперь желал получить ответы на вопросы. Что толку рассуждать, насколько безумен риши Брамья… Из дыры в двери почему-то дул холодный ветер, пробираясь под мантию. Ступив в комнату, я понял, в чем тут дело.
Ну, то есть комнатой это помещение можно было назвать с большой натяжкой. Самая настоящая тюремная камера. Невольно вспомнился рассказ Ватина о Браме, заключенном в подземелья Каменных залов.
Ни кровати, ни малейших удобств. Сплошной камень. Впрочем, кое-где в стенах зияли большие пробоины, за которыми виднелись горы Гала. Здесь, под холодным небом замерзшего королевства, сезон муссонов проявлял себя немного по-другому, чем в Абхаре.
Я засмотрелся на кружившие в воздухе кристаллики снега. Словно кто-то наверху просыпал соль. Подойдя вплотную к пролому, я выдохнул:
– Что здесь произошло? Почему стена разрушена?
Риши продолжал криво ухмыляться:
– Хм… Знаешь, мне наскучило пребывать в заточении, поэтому я испытал одну формулу, разбивающую камень и строительный раствор. Если выразиться проще – связал плетением куски стены с местами, которые находятся далеко отсюда, и их унесло.
Снег все падал, а я стоял у пробоины, наблюдая за чарующим полетом снежинок, жаливших острыми иголочками мои пальцы.
Как может красота причинять боль?
С тех пор прошли годы, и жизнь не раз ответила мне на этот вопрос.
– Тебя здесь заперли? Но почему? – не оглядываясь, спросил я.
– Ну, им казалось, что я слишком необуздан, опасен для окружающих… и, может быть, для самого себя. Знаешь, почему это место называют Вороньим гнездом?
Я задумался:
– Потому что комнаты находятся на большой высоте?
– Возможно, ты назвал одну из причин, – усмехнулся Мастер. – И все же не главную. Иногда рассудок будущих мастеров плетения теряет связь с реальностью. Когда это происходит, их помещают сюда, выше уровня облаков, подальше от других. Если они полностью утрачивают разум – Воронье гнездо для них самое подходящее место. Отсюда не уйти. Сиди и каркай с верхотуры.
Риши хихикнул, прижал руки ко рту и издал крик, походивший на кукареканье. Эхо заметалось над горами Гала, словно бросая вызов Вороньему гнезду и его страшному предназначению.
Далеко внизу я рассмотрел несколько темных точек. Должно быть, проходившие мимо пораженные люди остановились, задрав головы к верхушке башни.
– Вот что делают с нашим рассудком плетения, Ари. – Риши тоже подошел к пролому в стене и положил руку мне на спину. – Знаешь, что придает магии силу? Что заставляет мир меняться?
– Воля плетущего? – Упражнения Маграба были направлены именно на то, чтобы навязывать свою волю окружающему миру, да и собственному разуму. Мне вспомнилось: Атир, столп веры…
– Да, и еще вера. – Мастер кивнул. – Вера – штука хрупкая, коварная и изменчивая. Иногда она ясна и непреклонна, как восход солнца. Дается легко и не оставляет места для сомнений. Сильная вера помогает представить себе что угодно. Однако она может поколебаться в любую секунду, а то и вовсе исчезнуть. Вера наделяет человека невероятными возможностями, и она же его порой ломает. Не только ты преображаешь мир, Ари. Он тоже способен изменить твою сущность. Плетущий, попавшийся в подобную ловушку, теряет себя. Уже не сознает – кто он, что он и зачем. Тогда плетущий начинает верить в ужасные вещи.
– Он становится опасным…
В комнате повисла тишина, лишь в пробоинах тихо посвистывал ветер. Я слышал, как снежинки на короткий миг ложатся на камень, только для того чтобы потом растаять.
Подумал об учениках, заточенных в Вороньем гнезде, об их невероятных способностях к некоторым плетениям. Понял, что имел в виду риши Брамья, когда говорил о том, что плетущему требуется определенный склад ума. Я осознал, какую они
