"Поймал. Ты поймал его, Демид!"
Голова китайца все больше отклонялась к его плечу, занимая совсем уж неестественное положение. "Дем, ты что, с ума сошел? Ты же убьешь его!" Лека похолодела. На секунду ей показалось, что она слышит треск ломающейся шеи. Кто знает, что за поединок она сейчас наблюдала? Почему она решила, что все китайцы – обязательно друзья и союзники Демида? Может быть, этот был помощником врага? Или даже самим врагом в китайском обличье?
Демид медленно опустил ногу, отошел на пять шагов и с шипящим звуком принял боевую стойку. Китаец стоял на месте и массировал шею. Потом тоже зашипел, подобно гусю, расставил ноги и вытянул руки перед собой, скрючив пальцы, как птичьи лапы. Поединок возобновился. Они кружили друг против друга, выполняя древний ритуальный танец. Китаец все так же походил на змею – но уже не медлительную, едва очнувшуюся от спячки, а на встревоженную, стремящуюся любой ценой выжить, оборониться от ястреба. Выпады его стали резкими, стремительными, почти незаметными глазу. Демид двигался по кругу, и, казалось, не обращал особого внимания на противника, будучи больше занят правильным соблюдением своего комплекса.
Лека вдруг осознала, что не спустится на лужайку. Она была лишней там, где два человека разговаривали на древнем языке жестов. Лека ощутила укол ревности – узкоглазый пришелец вытеснил ее из сердца Демида безо всяких усилий, занял то место, которое по праву предназначалось ему. Она поняла, что может потерять Демида навсегда. И ничего не может сделать с этим – потому что не она, и даже не Демид расставлял фишки в этой игре. Игре без названия и без правил.
* * *
– Благодарю вас, шифу[77] Ван, – сказал Демид. – Вы преподали мне хороший урок. Школа ваша восхитительна, мне никогда не приходилось встречаться с такой. Умение ваше достойно изумления и высшей похвалы. Надеюсь, вы можете научить еще многому своего смиренного ученика, если, конечно, удостоите меня чести называться вашим учеником…
– Мне нечему учить вас, господин Коробов. – Ван и Демид разговаривали на китайском языке и это прозвучало, как "Кхоробоф сеньшэн". – Конечно, техника ваша не так отточена, как того требуют каноны истинного мастерства, вы смешиваете приемы из разных школ и течений, и придаете слишком большое значение внешней эффектности, уделяя малое внутренней силе. Однако гармония ваша соизмерена и изумительна. Потому что питается она не только вашей собственной внутренней "ци", но и некоей жизненной пневмой, привносимой извне. Вернее, не извне, но все же вырабатываемой не вами и от вас не зависящей.
– Что вы имеете в виду, шифу Ван? – Демид знал китайский достаточно хорошо. Вернее, он знал его так же, как Лю Дэань, потому что частица души китайского защитника Лю, поселившаяся в нем с тех времен, когда он вышел из комы, воспринимала этот язык совершенно естественным образом – безо всякого перевода. Правда, не любой современный китаец, говорящий на "Байхуа" – самом распространенном китайском диалекте, понял бы их. Потому что Лю говорил на южнокитайском, да еще и довольно архаичном языке – все же несколько веков отделяло его от нынешнего дня. – Извне, но все же не извне?.. Боюсь, что я не понял.
– Все очень просто, Кхоробоф сеньшэн. Я имею в виду Духа, который расположился в вашей исходной полости цзы цяо, вот здесь. – Китаец деликатно дотронулся пальцем до точки между деминых бровей, и Демид почувствовал толчок изнутри головы – что-то отозвалось на приветствие Вана. – Вы никогда не изучали углубленно даосскую йогу, господин Коробов. Вы не делаете ни малейших усилий по распределению своей жизненной "ци" по каналам тела и по небесным кругам – большому и малому. Вы даже не знаете, как делать это. Тем не менее ваша пневма движется в строгом соответствии с высшими законами Дао, так, как если бы вы были земным блаженным и достигли бессмертия на земле. Ваше дыхание бессмертно, ваша киноварная пилюля изготовлена и не знает себе равных, быстрый и медленный огни находятся в состоянии изумительного равновесия, ваше Колесо Закона самовращается и вряд ли есть человеческая сила, способная нарушить это движение. Для человека, не объявшего Истину, все это осталось бы сокрытым. Но для меня – нет. Потому что я – Ван Вэй, Хранитель школы "Тайдисянь Мэнь". Вам это о чем-нибудь говорит?
– Нет. Ни о чем.
– Это означает: "Врата Великого Земного Бессмертного".
– Да-да. Очень интересное название.
– Господин… Мне кажется, мы теряем время.
– "Когда яркая луна с юго-запада освещает дорогу, бессмертие растягивает свою бесконечную тропу". Так, кажется, говорится в великом трактате Цуй Сюнь Пянь? – произнес Демид. Губы его растянулись в лукавой усмешке, но глаза оставались холодными. – Куда спешить мне, если я, по твоим словам, бессмертен? – Фигура Демида, казалось, стала выше, бросив на маленького Хранителя мрачную тень. Ледяной ветер налетел на поляну, срывая последние бурые листья с деревьев и швыряя их в лица.
– Времени осталось мало, Тайдисянь, – пробормотал человечек. – Враг силен, и коварен, как никогда. Ты даже не сможешь распознать его в толпе. Я нашел тебя, пройдя полмира. И я должен помочь тебе убить Ди Жэня – для этого я рожден.
– "Пусть мысли приходят и уходят. Наблюдайте за ними, не привязываясь и не цепляясь к ним. Это правильный путь. Все привязанности ведут к смерти…" – Не так ли, Ван Вэй? Это слова одного из твоих предшественников. Хранителя Вана Дунгуна. Он ведь ушел от воина Лю?! Он так и не объяснил ему своих загадок, и оставил беззащитным перед Врагом? Лю Дэань показался ему слишком несовершенным… Ты точно так же боишься человеческих привязанностей? Если да, то нам с тобой не по пути. Может быть, я и бессмертный, но я прежде всего человек! Я знаю, что такое любовь, и дружба, и предательство. Я никогда не смотрел на людей как на жалких букашек только из-за того, что являю собой идеальное орудие уничтожения, из-за того, что могу убить любого. Если хочешь быть мне другом, Ван, оставайся – я буду рад этому. Если ты пришел учить меня как лучше убивать людей – уходи. И никогда, слышишь, никогда не называй меня Тайдисянем! Мое имя – Демид. Не думаю, что это звучит хуже.
– Да, Демид. – сказал Ван. Он поднял глаза и улыбнулся.
ГЛАВА 14.
Наконец-то Лека получила возможность рассмотреть китайца вблизи. Не таким уж и стариком он оказался. Впрочем, она затруднилась бы назвать его возраст. Его скуластое, типично монголоидное лицо было гладким и чистым, как у молодого человека, движения – легкими и естественными, несмотря на некоторую сутулость фигуры. Но глаза… Им было лет сто – этим коричневым бездонным провалам под кустистыми седыми бровями. Невозможно было поймать взгляд Вана. Ван смотрел сквозь собеседника, и было непонятно, разговаривает он с тобой или витает мыслью где-то в заоблачной дали, где, как известно, проживают даосские небесные достопочтимые.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
