– Да, Демид. – сказал Ван. Он поднял глаза и улыбнулся.
ГЛАВА 14.
Наконец-то Лека получила возможность рассмотреть китайца вблизи. Не таким уж и стариком он оказался. Впрочем, она затруднилась бы назвать его возраст. Его скуластое, типично монголоидное лицо было гладким и чистым, как у молодого человека, движения – легкими и естественными, несмотря на некоторую сутулость фигуры. Но глаза… Им было лет сто – этим коричневым бездонным провалам под кустистыми седыми бровями. Невозможно было поймать взгляд Вана. Ван смотрел сквозь собеседника, и было непонятно, разговаривает он с тобой или витает мыслью где-то в заоблачной дали, где, как известно, проживают даосские небесные достопочтимые.
Ван говорил по-русски, хотя и не очень ровно. Мысли свои выражал настолько туманно, что мудреные рассуждения Демида казались в сравнении с ними детской азбукой. Тем не менее Лека, измученная любопытством, приставала к китайцу, пытаясь выведать, кто он такой и откуда взялся. Ван при каждом ее вопросе моргал, и на минуту сосредотачивался, вежливо отвлекаясь от заоблачных блужданий и спускаясь на бренную землю. Он сидел на полу, скрестив ноги, и пытался медитировать – вот уже второй час. И все это время Лека не давала ему покоя.
– Ван, так ты прямо из самого Китая приехал?
– Где?
– Из самого Китая приехал, говорю?
– Из Китаи? Нет, не из оттуда. Давно… Приехаль из Британии. Ландон. Там жиль.
– Из Англии? Так ты что, англичанин?
– Нет, я – хань, китаец. Ландон жиль. Давно-давно.
– Ты в Лондоне живешь?
– Йес. Уо гао кхэ-янь гун-цзо.
– Ван, ты перепутал! – Лека невольно перешла на ор, ей постоянно казалось, что она разговаривает с глухим. – Это Демид знает китайский! А я – не знаю! Совсем! Слышишь?! Я же тебе сто раз говорила! Что ты сказал, переведи!
– Не надо громко вопить, – китаец мило улыбнулся. – Я сказаль, что я – научный работник. Sciense[78]. Я – магистр. Ландонский университи.
– Вот как… Значит, ты научный работник, как и Дема. Он крыс режет. А ты чем занимаешься?
– History[79]. Преподаваю. Лингвистика, анализ. Очень много языков знаю. Хобби такой имею. Хинди, спаниш, немеськи, португиз, руски. Хорошо говорю!
– Ты думаешь? – Лека усмехнулась. – Может, мы на английский перейдем? Я немножко умею…
– Нет. Мне нужен разговорный прэктис. Я ошен быстро учусь.
– Тогда учись, хватит на коленках сидеть! Пойдем, погуляем. Я тебе такую классную экскурсию проведу – закачаешься! А можно куда-нибудь в кафешку завалиться. Что это такое – в Россию приехал, да так ее и не повидаешь?
– Мне нелься выходить, – сказал Ван. – Слуги Ди Жэня знают, что я там, и будут хотеть меня убивать. К тому же, "Кафешька" – это не Россия, Я был в России. В Хаба-лофусыкэ.
– Где-где?
– По-руски Хабаровска. Но мы звали его Хаба-лофусыкэ. Мы валили лес, кушаль один раз в день, и мечталь вернутся домой. Это быль советско-китайски дружба. Я быль историк, но плохо изучал Мао. Я больше воз интерестин в древний история. Я плохо стремился к гунчаньчжуи. И меня послали воспитываться – в Сибирь, на лесоповал. Там со мной быль другие люди, такие как я – слишком умный для светлое будущее. Но когда я вернулся в Китай, там уже был гунчаньчжуи.
– Что?
– Гунчаньчжуи – коммунизм. Культурная революсия. И таким, как я, там быль только одно место – копать траншеи. Или умирать. Или стать хун-вэйбин. Но я не хотель делать революсия. У каждого есть свой Дао, путь. И этот Дао быль не мой. И я решил, что мне хватит. Мне было трудно уйти. Страшно держать за хвост тигра, но еще страшнее отпустить его. Я хотель остаться в Китай, научиться жить так. Но меня снова схватиль хун-вэйбины. Они сели меня в тюрму, уже в третий раз. Я мог сидеть многие дни, и питаться мало, но это только делало пользу. Но они не даваль мне укрепять дух. Они разрушали Дао. Я должен быль читать Мао. Мао, Мао, Мао – от сна до сна! И я поняль, что становлюсь от этого… Ну, как это сказать? Полный дурак! И тогда я ушел.
– Ты сбежал? Из тюрьмы? Это было так просто?
– Нет. Для низкого человека это нельзя. Но я уже познал истину, я мог ломать стену тремя ударами "туй". И я сломаль. Они стреляли, хотели взять. Трое, потом шесть. Но я решил уйти. Убил их всех, и три собак. А потом я ушель и спряталься.
– Убил… – Китаец выглядел так безобидно, но Лека верила – он мог убить. – Где же ты скрылся? По-моему, там одни маоисты правоверные. Не выдали тебя?
– Всякий хань есть… – глазки Вана прищурились и впервые в них появилось что-то, что отдаленно можно было назвать человеческим чувством. – Жэнь до – ди шао[80]. А люди – много хороших. Я ушел в юг. А потом – в Сянган. Хонконг, по-руски. А потом ездил во всем мире. Я искаль.
– Ван Вэй – это ты в Англии стал так называться? Это псевдоним? "One way" – "один путь". А "путь" – это "Дао". Я правильно перевела?
– Нет. Я всегда был Ван Вэй. "Вэй" – это очень высокая гора. Горы дают ясность ума. А "Ван" – это мой син, фамилия. Ван – это самый частый фамилия в Китае. "Ван" – это князь. Но мой син пишется другим ероглиф. Это значит "Широкая вода". Как океан – нельзя увидеть, нельзя объять, нельзя понять, можно только просветлеть…
– Ну, нашел?
– Где?
– Нашел то, что искал? – Леке надоело ходить вокруг да около. Тайдисяня своего нашел?
– Какой Сянь? – Расширенные зрачки Вана вдруг сжались в иголочные отверстия, и Леку едва не отбросило от этого кинжального взгляда. – Сянь – на небе!
– Земной Сянь! Не тот, который в облаках кайф ловит, а наш, обычный Великий Земной Бессмертный. Вот какой! Который сидит у Демы в башке, и не дает жить ему спокойно! Ну что ты на меня так смотришь? Я все знаю прекрасно. Ты – Хранитель, Демид – Защитник! А я – ученик Демы, тупой, как сибирский валенок! Ираклий – Ди Жэнь, Враг. Все четверо собрались! Может, "пульку" распишем по такому случаю? На четверых?
– Бу чжидао[81], – буркнул Ван. И замолчал.
* * *
"Пятерка" нырнула в мрачный переулок и затормозила около джипа – новенького, хотя и изрядно заляпанного грязью. Дверь джипа открылась, оттуда вышел человек и, оглянувшись, нырнул в "жигули".
– Здорово, – Демид пожал Кроту руку. – Значит так, Степаныч, слушай. Своих соберешь в Волчьем Логу, на машинах. Вроде, как сходка. Прикажи, чтоб пушки не брали. Они все равно притащат, я знаю. Но чем меньше стволов, тем лучше – чтоб крови поменьше было. Завтра, с шести вечера.
– Лады. Мочить кого?
– Нет. Я хочу по мирной все устроить. Мне только он нужен, Ираклий. Пойми, все на нем завязано. А он туда придет, он клюнет.
– Значит, мы – приманка? – Крот недобро усмехнулся во мраке, блеснув золотыми коронками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
