Цель – дойти до стены и, следуя вдоль неё, добраться до грузового шлюза.
И надо не только себе путь открыть, но и Саламандре незаметно тоже, без помощи она отсюда не выберется.
Пока эти задачи кажутся трудновыполнимыми, а то и нереальными, но это же не повод сдаваться.
Мне кажется, что иду слишком громко, кажется, что из темноты кто‑то за мной наблюдает, хотя я обхожу высвеченные горящими окнами участки дороги.
«Мне это кажется, в темноте никого нет», – пытаюсь убедить я себя.
– Ты что здесь делаешь? – доносится из темноты ломкий, неопределённый голос.
Вздрогнув, разворачиваюсь к источнику звука, пытаюсь разглядеть, кто там, но тьма надёжно укрывает моего собеседника. Этот голос – то ли девичий, то ли мальчишеский – может принадлежать как безобидному обитателю гетто, так и опасному существу – суккубы и инкубы мастера превращений.
– Иду. – Судорожно подталкиваю остановившуюся Саламандру. – Мимо.
Ощущение, что на меня смотрят, усиливается, словно «зрителей» теперь несколько, и моё сердце на это предположение отзывается учащённым сердцебиением.
– А это не тебя, случайно, ищут? – спрашивает неведомое существо с подозрением.
– Нет, меня никто не ищет, я сама по себе никому не нужная. – Ещё один толчок, и Саламандра, наконец, продвигается дальше. Я – за ней, поскорее прочь от притаившегося во тьме демона.
В этой темноте раздаётся шелест, металлическое позвякивание. Меня охватывает удушливый страх: если там суккуб или инкуб, нельзя позволить ему приблизиться на расстояние действия феромона.
– Если никому не нужная, может, мне пригодишься?
Шлёпнув Саламандру по боку, бросаюсь прочь от обладателя голоса, от смотрящей на меня тьмы. Вперёд‑вперёд‑вперёд! Нога цепляется за одну выбоину. Покачнувшись, успеваю сохранить равновесие, рвусь дальше, нога проваливается в яму, и я со всей силы грохаюсь на асфальт.
– У‑у‑а, – выдавливаю вместе со слезами. Что ж так больно‑то! Не вдохнуть, не встать!
Меня накрывает луч фонарика. Сзади ко мне кто‑то быстро идёт.
Бежать! Надо бежать! Но я не могу подняться.
Глава 22
– Да не кусается она, честное слово! Клянусь! – повторяю уже третий раз, и Саламандра урчит, осторожно, чтобы не уронить металлический шкафчик, виляет хвостом, всем видом подтверждая свою дружелюбность. Для меня до сих пор загадка, как она умудрилась втиснуться в этот угол, и как ей удаётся выглядеть улыбающейся.
Но хозяйка полуподвальной квартирки – тоненькая юная суккуб Кэсси с пурпурными волосами и огромными глазами, которые за наш разговор несколько раз меняют цвет – никак не может поверить (да я бы тоже не поверила, если бы ко мне в комнату привели такого динозавра). Она сжимается в углу своего пошарпанного диванчика и чуть не плачет.
Чувствую себя грабителем с большой дороги, хотя на первый взгляд в этой освещённой лампой без плафона комнате с неровными крашеными стенами и линолеумным полом и брать‑то нечего. Разве только шкаф на металлолом сдать.
А с другой стороны, зачем было такую двусмысленную фразу говорить «может, мне пригодишься»? Откуда мы с Саламандрой могли знать, что Кэсси просто напарницу для работы ищет и даже жильём готова поделиться?
Саламандра на неё зарычала и напрыгнула один раз, даже не тронула, а девчонка (хотя ей уже семнадцать) плюхнулась на дорогу и заверещала. Пришлось отбросить страх попасть под чужой контроль и её успокаивать. А пока она от ужаса соглашалась на всё, удалось уговорить её отвести нас к ней домой. Кэсси помогла даже Саламандру в дверь протолкнуть.
Но сейчас смотрит на меня так, словно я силой заставила нас в эту гостиную пустить.
– Это же дракон, – шепчет Кэсси, косясь на Саламандру. – Они наши враги, они чудовища.
– Это Саламандра, – возражаю я.
– Саламандры маленькие.
– Эта ела много.
Саламандра кивает, но это, кажется, только добавляет Кэсси уверенности в её принадлежности к драконам. Та шмыгает носом:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Не убивайте меня.
– Не собираюсь, – вздыхаю я. – Ты же, наверное, зачаровать меня можешь, чего боишься?
– Я медикаментозную терапию начала перед удалением желёз, – она хлопает большими, меняющими цвет глазами. – Берите что хотите, только не убивайте. Я никому не скажу, что дракона видела.
Её слова наводят на неприятную мысль, что правительственные силы Саламандру могут пристрелить сразу за одно сходство с драконом, а меня в связи с Эёраном обвинить.
– Послушай, я участница шоу «Найди себе пару», ты по телевизору видела? – с надеждой спрашиваю я.
– Какого шоу?
Снова окидываю взглядом гостиную: телевизора нет, только шкаф, диван, стеллаж с безделушками из глины: вазочки, фигурки крылатых демонов.
Бедно суккубы и инкубы живут. Или только некоторые из них? Пока Кэсси, судя по её страху передо мной, ничего толкового о гетто и способах выбраться не скажет.
Вздохнув, подхожу к ней и сажусь рядом на корточки, тянусь руками к её сжатым кулачкам. Беру в свои, смотрю в глаза с расширившимися зрачками:
– Послушай, я не причиню тебе вреда, я хочу сбежать из гетто. Доверься мне, со мной ты можешь чувствовать себя в безопасности, ты доверяешь мне, я тебе нравлюсь, ты хочешь помочь, потому что чувствуешь, что я хорошо к тебе отношусь.
Во мне волной поднимается ощущение тепла, наполняет каждую клеточку, будто омывает – восхитительное чувство!
Зрачки Кэсси расширяются ещё больше, а вот кулачки расслабляются. Мгновение – и уголки её губ приподнимаются вверх.
***
Оставив Саламандру в самой большой комнате квартирки, мы устраиваемся на кухне и пьём чай. Ну или то непонятное нечто, что Кэсси назвала чаем. С одной стороны, эта квартира напоминает старые квартирки Земли с социальным ремонтом столетней давности, но с другой – во всём чувствуется чуждость обстановки: нет обоев, пошарпанный линолеум однотонный, холодильник непривычной формы с названием на демоническом языке. И клеёночки на столе нет, и стол не деревянный, а металлический, как и полки, и окна пластиковые, обклеенные цветной плёнкой, без штор и намёков на них. Совсем ничего натурального, только радио точно с Земли, но и то не работает.
Звонкий голосок Кэсси не даёт окончательно расслабиться и уснуть.
– Тебе повезло, у нас район спокойный. Была бы ты поюжнее, там бы тебя могли захватить и продать в рабство, ты же сопротивляться не сможешь, а здесь у нас многие на операцию копят, так что спокойные, готовятся к жизни во внешнем мире, – полушёпотом делится Кэсси, дёргая подвеску пальцами с короткими немного неровными ногтями.
Так я узнаю, что операция по удалению желёз стоит недёшево, и хотя есть государственные квоты, подпадает под это не каждый суккуб и инкуб, и за порядком тут следит не правительство Нарака, а преступная группировка с потомственным главой из древнего аристократического рода.
И в общем, по словам Кэсси, жизнь тут нормальная, если работать.
Мне так не кажется. Хотя бы потому, что я видела внешний кольцевой город и его уют, роскошь.
– Телевизора только у тебя нет или у всех? – уточняю на всякий случай.
– Телевизора? – удивлённо переспрашивает Кэсси.
Их тут совсем в чёрном теле держат, чтобы не дёргались даже?
И почему она краснеет?
– А выходы из гетто неофициальные есть? – слежу за её лицом внимательно. – Могу я выбраться отсюда незаметно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Нет, – отзывается Кэсси звонко и краснеет сильнее.
Что ж, надеюсь, она краснеет, когда врёт: уж очень хочется незаметный выход отсюда.
***
– Миледи Юмаат…
Она так увлечена наблюдением через скрытую камеру за тем, как Леонхашарт и Гатанас по кусочкам разносят очередную стену, что не слышит оклика.
