Сначала сказал по-русски, потом по-немецки сопровождающему его смешанному патрулю из немцев и русских под командованием Жукова. Потом навел порядок железной рукой в два счета. Население, уцелевшее от расстрелов и не убежавшее в лес, быстро сообразило выгоду, которую можно было извлечь из этого веселого русского офицера!
Какими-то неведомыми путями узнали все, что он говорил в санчасти, где русский доктор тоже веселый и милый, одновременно производил сложные и опасные ампутации и с успехом помог в родах одной испугавшейся до смерти женщине. Узнали его действия и в кафе мадам Гро, где он успел организовать походный бордель для спасения оставшихся в живых и их имущества. Выходили, не боясь, из домов, подходили к патрулям русского батальона, знаками на ломанном немецком языке пытались объясниться: «Где лейтенант Галанин? Спасите нас, не можем потушить пожар у соседей!»
Веселые, милые русские солдаты лезли в дом с криком и смехом тушили тлеющие тряпки, слегка хлопали по бедрам женщин и получали в награду стакан вина, иногда многообещающую улыбку, объясняли знаками и при помощи набора русских немецких и французских слов: «Лейтенант Галанин… туда… дорт! Мусью не бойся! Мне твоя баба, лахвам и даром не нужна. У нея не ж… а, а одни кости! За что возьмуся?» Овуар мадам… мусью… куше… спокойно!» И скоро было в самом деле спокойно. В кафе Гро совершенно пьяные немецкие офицеры танцевали с податливыми француженками, иногда уединялись парочками в номерах наверху… Занималась заря, догорали дома расстрелянных, среди развалин по пустым улицам проходили, не спеша, патрули Восточного батальона, переговаривались сонными по утреннему хриплыми голосами. Расстрелянные около церкви смотрели на них своими мертвыми глазами и слушали, удивлялись, так как, несмотря на свою немецкую форму, эти люди имели странные знаки отличия и говорили на непонятном языке, никогда ранее неслыханном в этом лесном районе Франции…
***
В Нормандии было очень плохо. Фронт был еще тверд, но была уже угроза прорыва на парижском направлении. Грозила катастрофа: отступление за Рейн и потом… страшно было подумать, что будет потом! Лучше не думать, а действовать, всеми силами, что бы помочь слабеющему фронту. Так как железные дороги систематически разрушались авиацией союзников, нужно было обеспечить подвоз подкреплений, боеприпасов и продовольствия по национальным дорогам. Но эти дороги внезапно оказались под угрозой макисаров-террористов, как упорно называли их немцы. Эти дороги нужно было сделать безопасными, во что бы то ни стало, самими беспощадными способами. На наиболее угрожаемые посылались батальоны: восточные и охранные с инструкциями подавить самыми решительными мерами начавшееся восстание! Командиры их получили «Carte Blanche» убивать, вешать и расстреливать, пытать, жечь и взрывать населенные пункты, но добиться спокойствия и порядка. Такие же инструкции получил и восточный батальон капитана Баера. Получил боевое задание очистить Морван от террористов и обеспечить безопасность дороги Отен-Невер.
Собрались в два счета и в одно прекрасное летнее утро батальон ушел в направлении Морвана, уехал на автобусах, на легковых машинах, на телегах и на велосипедах. Галанин с первым взводом остался еще на один день что бы принять пополнение — 102 украинцев, присланных Аккерманом, только что эвакуированных из России, уже полностью очищенной красной армией. Среди этих украинцев было четыре добровольца из «Остов» рабочих, которых вызвал Галанин по просьбе его солдат, — сам месяц тому назад подписал свое согласие, принять их на службу в батальон: Комарова, Семенова, Акимова и Петренко… На опустевшем дворе штаба батальона, где стояли автобусы для перевозки пополнения дальше на Морван, выстроились все 102 бойца. Жуков со списком в руках делал перекличку, рассматривал новичков и крутил головой.
Был ими недоволен, люди стояли сумрачные и злые, за исключением добровольцев из остов, отвечали вяло и недружно на вопросы, замечания Жукова обходили враждебным молчанием. Когда он скомандовал смирно и приложив руку к козырьку докладывал подошедшему Галанину, насмешливо улыбались. Внутренне возмущались и смеялись над этой, как будто, совершенно ненужной процедурой, устали и не верили ни в победу, ни в возвращение домой. Вдруг вздрогнули и насторожились услышав крик подошедшего начальства. Галанин говорил и кричал долго, одновременно опытным взглядом изучал новичков, выбирал из них людей способных ему помочь в освоении этого сырого материала. Закончил шуткой: «Сейчас вы закусите перед дорогой и отдохнете, со двора не уходите, — через два часа едем в гости к террористам. До сих пор мы, кацапы, были одни с ними и чувствовали себя неплохо, надеюсь что с вами хуже не будет, покажите мне на что способны хохлы когда их угощают вместо галушек свинцом! Все!»
С удовольствием видел, как большинство из новобранцев засмеялось, в особенности левофланговый, в котором было что-то знакомое. Маленькое кривое тело на котором мешком сидел немецкий мундир, одна нога, как будто, короче другой, из под слишком большой каски сдвинутой на лоб косили знакомые глаза… подошел к нему поближе, посмотрел внимательней и, вдруг, узнал!
— «Вы! Аверьян? Какими судьбами вы к нам попали?» Аверьян постарался стать смирно, вместо груди выпятил живот и объяснил: «Я самый, господин комендант. Приехал по вашему вызову!.. Наш К. теперя уже окончательно забрали красные, Евдокию с детьми забрали партизаны, меня убить грозили, потому что я немцам служил, сначала вам, а потом за могилками ходил! Так я с остами уехал, написал Шурочке Жуковой, попросился к вам, она мне и прислала от вас бумажку, вот я и приехал. Раз пропадать приходится, так лучше в одной куче с вами!» Объяснял, а сам глазами ел своего коменданта, все тот же: в белом кителе, разве только чуток побелели височки и в усах начала путаться паутинка, а остальное все то же, грозен и милостив в одну и ту же секунду.
Слушал знакомый ворчливый голос товарища белогвардейца: «Лейтенант Жуков, пусть люди едят и отдыхают, а вы пройдите ко мне в канцелярию! В канцелярии стояли пустые голые столы и висел полуободранный портрет Гитлера, недовольный Галанин объяснялся с Жуковым: «Каким образом Аверьян очутился здесь? Кто мне устроил эту пакость?» — «А он все время с нами переписывался и тогда, когда был в К. и потом, когда бросил свою семью и бежал спасаться в Германию. Там чуть не сдох от работы. Писал, умолял Шурочку принять его в батальон. Она меня уговорила, я и записал его фамилию и вам на утверждение подал.»
— «Правильно! теперь вспоминаю, что его фамилия Акимов! Вот что, позовите ко мне его и вашу жену! я хочу с ними поговорить!» Смотрел Галанин на испуганного Аверьяна и в черные лукавые глаза Шурки, возмущался: «Это что за новости! Как ты смела меня дурить, Шурка?» Шурка не боялась и защищалась как могла: «И вовсе не дурила! Аверьян пропадал на работе… так просил меня, — я и попросила Степу, он его записал на бумажку, откуда я знала, что вы забыли его фамилию? Я думала, что и вы будете рады его видеть!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
