– Ничего страшного не случилось, – пробормотал я, пожимая протянутую руку Фошона. У меня мелькнула мысль, что вся эта история, арест и потом извинения, могла быть полностью инсценирована для того, чтобы я оценил преимущества сотрудничества.
– Для чего вы хотели меня видеть? – спросил я.
– Моя новость доставит вам большое удовольствие. Мы все узнали о вашем друге Алексе Синклере. Неплохая работа парижских топтунов, а?
– Нет, – согласился я. – Вернее, да, и вправду очень хорошая. Когда я смогу его увидеть?
Фошон поднес зажигалку к «галуазке». С сигаретой в середине выцветшего рта «бантиком», сощурив французские голубые глаза от табачного дыма, он наклонился вперед, ближе ко мне, и сказал:
– Ах! Что касается встречи, то боюсь, там есть трудности.
40. АРНЕ; АЛЕКС НАШЕЛСЯ
В «Ле Пер Транкиль», как обычно, толпился народ. В кафе под открытым небом в защищающих от солнца очках сидели поклонники парижских улиц. Я заказал омлет и бутылку оранжада и ждал, глядя на мир пожелтевшими увядшими глазами. В этот момент вслед за Гамлетом я мог сказать: нет ни мужчин, восхищающих меня, ни женщин.
Появился мим Арне, с набеленным лицом и накрашенным «бантиком» клоунским ртом. На нем были черные мешковатые штаны и клетчатая куртка с надписью: «W.C. Fields». Он некоторое время показывал свой номер, а потом подошел к моему столу и сел.
– Как жизнь? – спросил он.
Я сделал итальянский жест, означающий ничего нового.
– Плохо, как всегда? – сказал Арне.
– Недавние приключения с твоим другом Эстебаном не сделали ее лучше. – Я коротко пересказал ему события предыдущей ночи в Булонском лесу.
– Я никогда не говорил, что он мой друг, – внес поправку Арне. – Впрочем, может, он шутил. Эти южноамериканцы великие шутники.
– Я это заметил.
– Не беспокойся, – проговорил он. – Скоро что-то произойдет.
– Именно этого я и боюсь.
Арне вернулся к своему представлению и оставил в темноте незнания меня и мир. Я сидел и пытался вычислить, в какой момент в игру вошли южноамериканцы и какой смысл заключался в том, что рассказал мне Фошон. В таком настроении и нашел меня Найджел, когда прогулочным шагом, поигрывая ротанговой [67] тростью и геройски выпятив вперед подбородок, подошел к столику. Он был в безукоризненно белом летнем костюме и франтовато надвинутой на один глаз панаме.
– Скучаешь? – приветствовал меня Найджел, воплощение отвратительного добродушия.
– Твое «скучаешь» пачкает меня, – буркнул я.
– Ах, сегодня в полдень мы немного сварливы, так? – Найджел сел и с легкостью поймал взгляд официанта, еще одно неприятное открытие: мне это никогда не удавалось. Он заказал джин с тоником.
– Ладно, какие новости?
– Немного, – ответил я. – Если не считать, что Алекс нашелся.
– Значит, дело закончено?
– Не совсем. Я еще должен увидеть его и отдать деньги, которые привезла Ракель.
– Ну это просто деталь, – заметил Найджел. – Почему бы нам сейчас не пойти и не встретиться с ним?
– Потому, я цитирую инспектора Фошона, там есть трудности.
– Минуточку. – Найджел долго потягивал свой джин с тоником, нашел в серебряной узорной коробке начатую манильскую сигару и прикурил. Потом откинулся на спинку стула и скрестил ноги. – О'кей. Я готов ко всему.
– Инспектор Фошон сказал, что он знает, где Алекс. А трудность в том, что он пообещал Клови никому об этом не говорить, пока Клови не закончит съемку фильма.
Найджел заворчал и сделал еще один долгий глоток джина с тоником.
– К этому я не готов. Почему он дал Клови такое обещание?
– Алекс нужен Клови в фильме. Алекс две недели участвовал в дорогостоящих съемках. Снимать все заново будет еще дороже. Но еще хуже то, что Клови на это не пойдет. Ты же знаешь его репутацию. Или он снимает фильм с начала до конца, или отказывается от него.
– Однако какое это имеет отношение к Алексу? То есть почему люди не могут его увидеть?
– Фошон сказал, что Клови озабочен, потому что Алекс уже дважды исчезал и срывал расписание съемок. Задержки в работе стоили больших денег и поставили под вопрос весь проект. Теперь, когда Алекс снова появился, Клови держит его затворником, пока не будут сняты финальные кадры фильма.
– Затворником где?
– В этом и заключается обещание Фошона: он никому не должен говорить где. Во всяком случае, до тех пор, пока не будут закончены съемки.
– Но почему Фошон оказывает Клови такую любезность?
– Это требует некоторого разъяснения. Ты же знаешь, что французское правительство путем различных гарантий и льгот вкладывает средства в большинство отечественной кинопродукции. Фильм Клови уже стоил около десяти миллионов долларов. Расходы окупятся, когда он выйдет на экраны, если, конечно, с Клови все будет в порядке и он закончит работу. Министр культуры хочет видеть этот фильм завершенным. И, кстати, его дочь участвует в производстве.
– Иветт? – спросил Найджел.
– Конечно, Иветт. Вот так обстоит дело. Важные персоны хотят, чтобы Клови закончил свой фильм. Алекс необходим Клови. За Алексом не числится никаких преступлений. И поэтому Фошон рассуждает так: если американец хочет покинуть родину, то нет закона, запрещающего ему это сделать.
– Но он сказал тебе, что с Алексом все в порядке?
– Именно так и сказал. «Целый и невредимый» – его точные слова. У французской полиции нет причины брать на себя заботу, если разыгрывается какая-то дурацкая интрига. Если человек хочет отгородиться от мира и не отвечает на телефонные звонки, хорошо, это его дело. Ведь полиция не арестовала американского миллионера Говарда Хьюза, который несколько лет сидел запершись, правда? Это пример Фошона, не мой.
– Так какой у нас следующий шаг?
– Я вот что думаю, – ответил я. – Ты и Жан-Клод похитите Клови и будете угрожать ему кошмарными пытками, пока он не откроет, где прячет Алекса.
– Для этого нам понадобится машина, – задумчиво протянул Найджел. – И стоить это будет немало.
– Забудь об этом, – оборвал я его. – Это только гипотеза, и притом недействующая.
– Хорошо. Но что мы должны делать?
– Я немедленно пойду позвоню Клови и потребую от него объяснений, – объявил я.
– Да, – согласился Найджел, – по-моему, ты должен это сделать.
– Увидимся позже, – бросил я и пошел внутрь кафе, чтобы воспользоваться телефоном.
Я подошел к столу размена и попросил жетон, маленькую круглую железку, которая приводит в действие аппараты, запрограммированные на жетоны. Привлечь внимание девушки, сидевшей за кассой, оказалось довольно трудно. Она была увлечена спором с одним из официантов, маленьким парнем с глупым лицом и длинными поэтическими волосами, некий местный вариант циника-нигилиста. Разговор они вели такой скучный, что его не стоило переводить. Наконец мне удалось вытребовать жетон, и я направился вниз. Там в подвале находятся туалеты, телефонные будки и неизбежная консьержка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
