мне, Слик, не выглядел ли Малыш, когда он меня привез, встревоженным?
– Черри думала, что он был до смерти напуган там, в Кливленде.
– Уверен, что был. Кто этот Джентри? Твой друг?
– Фабрика принадлежит ему. Я тоже там живу…
– Этот Джентри, он ковбой, а, Слик? Компьютерный жокей? Я хочу сказать, что, если ты здесь, он должен рубить в технике, так?
Теперь пришла очередь Слика пожать плечами.
– Джентри, ну… он вроде художника. У него полно всяких теорий. Вообще это трудно объяснить. Он присобачил переходники к той штуковине на носилках… ну, к той, куда ты подключен. Сначала он попытался вывести изображение на проекционный стол, но там оказалась только эта дурацкая обезьяна, что-то вроде тени, поэтому он уговорил меня…
– Господи… впрочем, не важно. Эта фабрика, о которой ты говорил, она где-то в глухомани? Сравнительно малодоступна?
Слик кивнул.
– А Черри, она что-то вроде нанятой медсестры?
– Да. Сказала, у нее диплом медтеха.
– И никто еще не приходил меня искать?
– Нет.
– Это хорошо, Слик. Потому что если кто-то придет, кто-нибудь, кроме этого крысеныша, прошу прощения, нашего общего друга Малыша Африки, то у вас, ребята, могут быть серьезные неприятности.
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну». Выслушай меня, идет? И будь добр запомнить, что я тебе скажу. Если к вам на эту вашу фабрику заявится какая-нибудь компания, единственная ваша надежда – подключить меня к матрице. Понял?
– А как ты стал Графом? Я имею в виду, что это значит?
– Бобби. Меня зовут Бобби. Граф, а может, правильнее было бы Счет – «прерывание на счет ноль», знаешь? Впрочем, не важно, и то и другое было когда-то моим прозвищем, вот и все. Ну что, запомнил, что я тебе сказал?
Слик снова кивнул.
– Хорошо. – Бобби поставил стакан на деревяшку с чудными бутылками. – Слышишь? – спросил он.
За открытой дверью по гравию прошуршали шины.
– Знаешь, кто это, Слик? Это – Анджела Митчелл.
Слик повернулся. Бобби Граф, или Счет, смотрел в окно на подъездную дорожку.
– Энджи Митчелл? Стим-звезда? Она тоже здесь?
– Как сказать, Слик, как сказать…
Слик увидел, как мимо прокатил черный автомобиль.
– Эй, – начал было он, – Граф, то есть Бобби, что…
– Спокойно, – сказал Джентри, – просто посиди. Спокойно. Спокойно…
25
Назад на восток
Пока Келли и его ассистенты готовили для предстоящей поездки ее гардероб, Энджи чувствовала, будто сам дом оживает вокруг нее, готовясь к одному из своих коротких периодов запустения.
С того места, где она сидела в гостиной, до нее доносились голоса, чей-то смех. Одна из ассистенток, молоденькая девчушка, нацепив синий поликарбоновый экзоскелет, сносила вниз кофры от «Гермеса», будто невесомые блоки пенопласта. Тихонько жужжащий скелет мягко шлепал вниз по ступенькам плоскими динозавровыми лапами, неся в себе человеческое тело. Синий скелет, кожаные гробы.
Тут в дверях появился Порфир.
– Мисси готова?
Парикмахер успел облачиться в длинное свободное пальто из тонкой, как ткань, черной кожи, над каблуками черных лакированных сапог посверкивали шпоры из горного хрусталя.
– Порфир, – улыбнулась Энджи, – да ты сегодня в штатском. А у нас торжественный выход в Нью-Йорке.
– Камеры там установлены в твою честь, не в мою.
– Да уж, – протянула она, – в честь моего «нового включения».
– Порфир будет держаться на заднем плане.
– Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться о том, как бы вдруг кого не затмить.
Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы – фантазия зубного врача-авангардиста на тему того, какими они могли бы вырасти у более быстрых, более элегантных существ.
– С нами полетит Даниэлла Старк. – До Энджи донесся звук снижающегося вертолета. – Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса.
– Мы ее придушим, – ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. – Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть…
– Ты ужасен.
– Это Даниэлла ужас во плоти, мисси.
– Уж кто бы говорил.
– А? – Парикмахер сузил глаза. – Но зато у меня душа младенца.
Вертолет пошел на посадку.
О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов «Вог-Ниппон» и «Вог-Европа», повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроем поднимались по трапу в «Лир», то по части пластической хирургии и косметологии Даниэлла Порфиру вполне под стать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно-голубых «цейсовских» имплантатов. Один юный репортер из французского журнала мод как-то назвал их «модно устарелыми». Как поговаривали злые языки в «Сенснете», этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу.
Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведет с ней разговор о наркотиках, о наркотиках знаменитостей, будет смотреть на нее в упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять все на пленку.
Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться – пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой.
– Я надеялась, – начала журналистка, – что кто-то поднимет этот вопрос до меня…
– Даниэлла, – остановила ее Энджи, – прими мои извинения. Как это невнимательно с моей стороны.
Она дотронулась до обшитой шпоном панели походной кухни «Хосака». Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копченой уткой цвета чая, устрицами на тостах под черным перцем; за пирогом с лангустами последовали кунжутные блинчики… Порфир, уловив намек Энджи, извлек бутылку охлажденного шабли – любимого вина Даниэллы, насколько помнила Энджи. Кто-то – уж не Свифт ли? – это помнил тоже.
– Наркотики, – сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку.
– Не беспокойтесь, – заверил ее Порфир. – Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там будет все, что пожелаете.
Даниэлла улыбнулась:
– Вы так забавны. А вам известно, что у меня есть копия вашего свидетельства о рождении? Я знаю ваше настоящее имя. – Все еще улыбаясь, она бросила на него многозначительный взгляд.
– Какая мне разница, – сказал он, наполняя ее бокал.
– Интересное замечание, учитывая врожденные дефекты. – Она пригубила вино.
– Врожденные, приобретенные… В наше время кто только себя не изменяет, не правда ли? И еще как! Кто укладывает вам волосы, дорогая? – Парикмахер подался вперед. – Вас, Даниэлла, спасает лишь то, что на вашем фоне прочие представители вашей породы и на людей-то не похожи.
Даниэлла улыбнулась.
Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих маневрах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьезным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда
