без противоураганных окон очень жарко, — выдавил я.
— И допустим, Глория Хилтон в один прекрасный день вдруг сказала вам: «Не бойся быть счастливым, бедненький ты мой! Ах, бедненький, мы с тобой созданы друг для друга! Я млею, когда вижу тебя за работой. Боже, как тебе не повезло с женой, у меня сердце прямо разрывается от горя! А ведь со мной ты был бы так счастлив!»
После этого мы с Муррой, насколько я помню, отправились на поиски чертополоха. Он хотел показать, как схватить стебель и не пораниться.
Чертополоха мы так и не нашли, зато повыдергивали с корнем много других растений: швыряли их прямо с комьями земли о стену дома и громко хохотали.
А потом мы потеряли друг друга на великих просторах Нью-Гемпшира. Я какое-то время пытался докричаться до Мурры, но он отвечал все тише, тише, и в конце концов я чудом оказался дома.
Своего возвращения я не помню — зато помнит жена. Говорит, я всячески грубил и хамил ей. Утверждал, будто продал пятьсот окон «Флитвуд» гостинице «Коннерс». И посоветовал как-нибудь поинтересоваться бракоразводной статистикой.
Затем я поднялся в ванную и снял старую стеклянную загородку, объяснив это тем, что мы с Муррой поменялись дверцами. Я демонтировал свою и уснул прямо в ванной. Когда жена попыталась меня растолкать, я прогнал ее и заявил, что Глория Хилтон только что выкупила гостиницу «Коннерс» и скоро у нас свадьба.
Еще я хотел рассказать что-то важное о чертополохе, но так и не смог выговорить это слово и снова заснул.
Тогда жена посыпала меня солью для ванн, включила холодную воду и ушла спать в комнату для гостей.
На следующий день около трех часов дня я пришел к Мурре, чтобы поставить окна и узнать, как же мы договорились поступить с дверцей для кабинки. На всякий случай у меня в кузове лежало две дверцы: моя старая, с фламинго, и его — с портретом Глории Хилтон.
Я уже собрался звонить в дверь, когда услышал стук в окно на втором этаже: из него высовывалось взволнованное лицо Мурры. Поскольку моя лестница уже стояла у дома, я поднялся по ней и спросил, что стряслось.
Мурра открыл окно и пригласил меня внутрь. Он был очень бледен и весь дрожал.
— Ваш сын уже здесь? — спросил я.
— Да, ждет внизу. Я забрал его с автобусной остановки час назад.
— Ну как, помирились?
Мурра покачал головой.
— Он очень зол. Ему всего пятнадцать, а он уже разговаривает со мной как прапрадедушка. Я поднялся на минутку, чтобы прийти в себя, и теперь не решаюсь спуститься.
Он взял меня за руку.
— Придумал! Вы пойдете первым и… ну, наведете мосты, что ли.
— Если во мне еще остались строительные материалы, я бы лучше приберег их для дома. — Я поведал Мурре о своем плачевном семейном положении.
— Какое бы решение вы ни приняли, — посоветовал мне он, — заклинаю: не повторяйте моих ошибок! Любой ценой попытайтесь сохранить семью! Знаю, иногда бывает паршиво, но поверьте, потом будет в сто раз паршивей!
— Ну, за одно я уже готов благодарить Бога…
— За что?
— Глория Хилтон пока не признавалась мне в любви.
В итоге я все же спустился к сыну Мурры.
На юном Джоне был мужской деловой костюм — полная тройка, с жилетом и всем прочим. И большие очки в черной оправе. Он скорее походил на университетского профессора, чем на подростка.
— Джон! — сказал я. — Приятно познакомиться, я давний друг твоего отца.
— Неужели? — Он осмотрел меня с головы до ног и руки не подал.
— У тебя очень… взрослый вид.
— Мне пришлось повзрослеть. Когда отец нас бросил, я стал главой семьи.
— Ну, Джон… Твоему папе тоже пришлось не сладко.
— Моему разочарованию нет предела. Я думал, мужья Глории Хилтон — самые счастливые люди на свете.
— Джон, когда ты вырастешь, тебе многое станет понятно…
— Вы о ядерной физике, надеюсь? Скорей бы! — Он повернулся ко мне спиной и выглянул в окно. — Где отец?
— Вот он, — сказал Мурра, спускаясь по скрипучей лестнице. — Вот твой глупый никчемный старик.
— Мне пора возвращаться в школу, — проговорил мальчик.
— Уже?
— Мне сказали, что случилась беда, иначе бы я не приехал. Никакой беды, насколько я понимаю, нет — так что я поеду, если не возражаешь.
— Не возражаю? — Мурра протянул к нему руки. — Джон, ты разобьешь мне сердце, если уйдешь вот так…
— Это как, отец? — ледяным тоном осведомился мальчик.
— Не простив меня.
— Я никогда тебя не прощу. Извини, но это единственное, на что я не способен. — Джон кивнул. — Буду ждать тебя в машине.
С этими словами он вышел из дома.
Мурра сел в кресло и спрятал лицо в ладонях.
— Что же мне делать? Наверное, я это заслужил. Придется стиснуть зубы и терпеть.
— У меня в голове крутится только одно решение, — сказал я.
— Это какое?
— Дать ему пинка.
Так Мурра и поступил.
Чернее тучи, он вышел из дому и зашагал к машине.
Там он наврал Джону про сломанное пассажирское сиденье, и тот выбрался на улицу, чтобы отец его починил.
В следующий миг Мурра наподдал ему под зад: вряд ли это было больно, скорее — неожиданно.
Мальчик сверзился с холма в те самые кусты, где прошлой ночью мы с его отцом искали чертополох. Когда Джону наконец удалось остановиться и оглядеться по сторонам, вид у него был весьма удивленный и несколько ошалелый.
— Джон, — обратился к нему Мурра, — ты прости меня, но я ничего лучше не придумал.
Впервые мальчик не смог огрызнуться.
— Я совершил в жизни много серьезных ошибок, — продолжал Мурра, — но эта, по-моему, к ним не относится. Я люблю тебя и твою маму, но буду пинаться до тех пор, пока ты не смилуешься и не дашь мне второго шанса.
Мальчик по-прежнему не знал, как ответить отцу, но могу с уверенностью сказать, что новых пинков ему не хотелось.
— Вернемся в дом, — предложил Мурра, — и обсудим все как взрослые люди.
Они вернулись, поговорили, и Мурра убедил сына позвонить матери в Лос-Анджелес.
— Скажи ей, что мы помирились и хорошо проводим время,
