году Янг, владевший четырьмястами тысячами акций железной дороги, был ее крупнейшим акционером. Однако, чувствуя угрозу, совет директоров отказался предоставить ему более двух мест, да и те были отклонены Межгосударственной торговой комиссией по антимонопольным соображениям.
К концу 1953 г. Янг и его подручные собрали миллион акций New York Central, или почти 20% от общего количества. В обычных условиях это означало бы контроль над компанией, но железная дорога не собиралась смиряться со своей участью. В феврале 1954 г. в Университетском клубе собрался совет директоров компании, который категорически отказался ввести Янга в состав совета директоров или сделать его председателем, как он того требовал. Это была напыщенная, скрытная реакция людей, цепляющихся за устаревшие прерогативы. Возможно, чтобы избежать обвинений в контроле Вандербильта-Моргана, один из Вандербильтов и Джордж Уитни пропустили решающую встречу. Униженный и отомщенный Янг начал борьбу по доверенности, которая превратилась в самую ожесточенную корпоративную стычку десятилетия, предвосхитив войны за поглощение, разразившиеся несколькими поколениями позже. Чтобы избежать антимонопольных проблем, он вышел из состава совета директоров C&O и продал свой пакет акций New York Central своему другу, кливлендскому финансисту Сайрусу Итону. Теперь он мог штурмовать Центральную железную дорогу.
Хотя Янг и повторял старые клише Money Trust, финансовый ландшафт заметно изменился. Семейное владение стало исчезающе малой силой в американской экономике. Если раньше Уильям Вандербильт унаследовал 87% акций New York Central от Коммодора Вандербильта и нанял Пирпонта Моргана для распределения акций, то теперь его потомок, Гарольд Вандербильт, владел менее 1% акций, находящихся в обращении. Совет директоров, в котором доминировали банкиры, владел менее чем 2% всех акций. После принятия закона Гласса-Стиголла Morgans, Chase, National City и другие не могли владеть крупными пакетами акций компаний, что еще больше ослабило их влияние. Таким образом, клей, скреплявший компании, банки и богатые семьи в единый финансовый класс, расшатывался. Тем временем акции New York Central были распределены между сорока тысячами мелких акционеров, которых Янг называл "тетушками Джейн" и усердно обхаживал. Сколько бы он ни выступал против "интересов", Янг понимал, что в новое время финансовая власть становится все более плюралистичной. Реальная угроза дому Морганов будет исходить не из Вашингтона, а от новых финансовых сил, неподконтрольных старой восточной элите. Невысокий техасский налетчик был предвестником будущих налетчиков и дикарей, многие из которых были выходцами из старых популистских оплотов Юга и Запада, которые с удовольствием будут насмехаться над истеблишментом Уолл-стрит.
Борьба по доверенности - попытка избрать диссидентский состав директоров - была излюбленным приемом поглощения в 1950-е годы. Она ставила карты в пользу менеджмента, который обычно мог собрать больше ресурсов и перестрелять оппозицию. Однако Янг, будучи богатым аутсайдером, провел кампанию в стиле общенациональных выборов, выпустив шквал пресс-релизов, газетных объявлений и даже обращений по прямой почте. Новая эпоха станет свидетелем многих подобных громких, наглых, витиеватых кампаний. Пирпонт Морган и Том Ламонт вели свою корпоративную борьбу за закрытыми дверями, имея дело с банкирами-единомышленниками. В битве с New York Central Янг заставил степенного клуба Уолл-стрит сражаться в открытую - там, где они чувствовали себя обнаженными и испытывали глубокий дискомфорт. Обе стороны потратили более 1 млн. долл. и стали настолько параноидальными, что прочесывали свои штаб-квартиры в поисках скрытых микрофонов.
Роберт Янг сделал все то, что господа банкиры считали недостойным. Он выступил в программе "Встреча с прессой" и пообещал утроить прибыль железной дороги, навевая мысли о скоростном футуристическом железнодорожном сообщении. Он нанял небольшую армию из трехсот продавцов пылесосов для телефонных звонков акционерам и даже подал в суд на директоров New York Central, включая Джорджа Уитни. Несмотря на свое огромное состояние и железнодорожную империю, он сумел представить себя в роли маленького смелого Давида, сражающегося с Голиафом из правления New York Central.
Несмотря на то, что это казалось второстепенным, большую часть кампании Янг посвятил нападкам на Дом Моргана. Он призывал компании отказаться от эксклюзивных отношений с Morgan Stanley и обращаться за конкурентными предложениями к другим банкирам. Он размывал идентичность J. P. Morgan and Company и Morgan Stanley и объединял их в "толпу Моргана". "Он полагал, что борьба с одним из них означает борьбу с обоими, а также с Guaranty Trust и другими банками", - сказал Клиффорд Х. Рамсделл, в то время вице-президент Allegh-any. Янг возродил древние мифы о том, что один директор Morgan в совете директоров может запугивать остальных, заявив, что "реальный вопрос" заключается в том, будет ли железная дорога "продолжать подчиняться совету директоров Morgan, не являющемуся собственником, с бесчисленными конфликтующими интересами". Брандейзианская риторика менее примечательна, чем ее применение корпоративным рейдером-миллионером в разгар борьбы за поглощение. Новый курс" хотел лишь ограничить власть Моргана; Роберт Янг хотел ее присвоить.
В нападках Янга на интересы Моргана присутствовал элемент приманки для медведя. Он должен был знать, что эти приличные джентльмены не выйдут из своих клубов, не засучат рукава и не прибегнут к рукоприкладству, у них не было тактического репертуара для уличных драк, которые они считали невоспитанными и крайне оскорбительными. Morgan Stanley не имел никакого рекламного аппарата и поэтому оказался в чужом, незнакомом мире. "Янг был ниже нашего уважения", - сказал Перри Холл. "Зачем вступать в публичную драку с таким человеком?" В качестве беспрецедентного шага Morgan Stanley разместил большую рекламу с нападками на Янга и осуждением конкурентных торгов, проводимых под контролем правительства. Однако, как бы сильно это ни казалось партнерам Morgan Stanley, по сравнению с беспощадной партизанской войной, которую вел Янг, это были сущие пустяки.
J. P. Morgan and Company была не менее озадачена противодействием Янгу. Подобно святому Себастьяну, он стоял на месте, принимая стрелы. Банк направил своего эмиссара к Аллену Кирби и попросил, чтобы Янг перестал делать такие неприятные заявления на публике. "Публичность - единственное эффективное оружие, которое у нас есть, и мы собираемся его использовать", - ответил Кирби. В апреле 1954 года банк Моргана опубликовал открытое письмо президента Генри Клея Александера, в котором Морган отказывался от контроля над New York Central. Александр отметил, что банк не мог владеть акциями и конкурировал с несколькими другими банками в совете директоров железной дороги. "Вы ошибаетесь, и у меня есть глубокое подозрение, что вы это знаете", - обратился Александр к Янгу. "Вы, несомненно, считаете, что добиваться голосов акционеров - это хорошая пропаганда. Мы рады возможности еще раз продемонстрировать, что теория господства банкиров Моргана - это фантазия и миф". Он назвал Янга "Маленьким Цезарем", подставляющим соломенных человечков. Это был самый близкий к инвективе
