я перекатывалась с боку на бок, пытаясь вернуть телу подвижность. Когда, наконец, удалось сесть, я стянула, ну с очень большими усилиями, верхнюю половину лимма. Повязка, стягивающая грудь, очень сильно давила, наверно, именно из-за неё я чуть и не захлебнулась, когда Макс тащил меня в подводную пещеру. Также в неё были замотаны перчатки от согревающего костюма, я совсем забыла про них, а ладони и пальцы в холодной воде застыли настолько, что почти не слушались.
Лёжа рядом, Макс поглядывал на мои муки одним глазом и ехидно улыбался:
– Помочь?
– Да, её нужно снять. Почему-то раньше я об этом не подумала…
Он ослабил узел на спине, и когда я отшвырнула плотную ткань и вздохнула полной грудью, резко закружилась голова. Несколько минут я не могла надышаться, и даже холод раннего утра и почти ледяные камни не мешали живительному процессу. Сияющие изумруды смотрели очень пристально, когда я открыла глаза и ещё раз блаженно вздохнула. Приподнявшись на передних лапах, Макс пялился на полуголую меня и маленькие сиреневые искорки то вспыхивали, то гасли на его шкуре…
– Мне очень нравитс-с-ся на тебя с-с-смотреть, Кари, – нежно прошипел он. – Но очень холодно…
Я кивнула и чмокнула его в нос:
– Лимм всё-таки удивительная штука, – натягивая свою вторую почти чёрную кожу, я пыталась казаться спокойной, хотя предстоящее долгое плаванье на спине друга, через холодное море, кишащее кархаронами, никак этому не способствовало. В желудке громко заурчало.
– Нуж-ж-жно поес-с-сть, иначе надолго нас-с-с не хватит, – Макс развернулся и пошлёпал к воде. – Сиди здес-с-сь, я с-с-скоро…
Обернулся он и правда довольно быстро. Одну крупную рыбину зажимал в пасти, а другую – в хвосте.
– Ты сам-то поел?
– Сейчас-с-с майны мигрируют, с-с-с голоду точно не умрём… Это тебе… – и положил добычу у моих ног.
Я уставилась на толстенькие тушки: «А ведь есть-то придётся сырую рыбу! Огня нет! И не развести никак!» В результате съесть сырым я смогла только один кусок и то с закрытыми глазами, почти не жуя, а второй Макс запихнул в меня чуть ли не силой. Я, конечно, с ним согласилась, голодная смерть нам не грозила, майны были мясистыми и жирными, но сырая рыба – это не нормальная человеческая еда!
Мой ангалин проглотил всё, что осталось, и мы улеглись поспать в самом дальнем и тёмном углу этой прибрежной пещерки. Он крепко прижал меня к себе, опутав ноги хвостом, а я зарылась носом в плотную, тёплую шерсть на его груди. Рана на щеке продолжала кровить, хоть я и обмотала голову прежней нагрудной повязкой. Лежать одним боком на голых камнях было жутко неудобно, даже несмотря на то, что с другой стороны грело любимое, тёплое, чешуйчатое тело.
Макс уже мерно сопел, а я никак не могла уснуть. Сначала вспомнила то «дежавю», что испытала под конец заплыва. Когда ещё в первый раз я путешествовала на «Медузе», то перед самым ураганом, в котором пострадал Ают, видела сны. В одном был Макс, а в другом – Карелл. И вот в том сне мы с Максом переплывали подобное озеро. Он так же спрашивал, а я так же отвечала, и окружающий пейзаж был почти таким же… Выходит, тот сон был вещим, и я видела часть своего будущего.
А вот с Кареллом мы не встречались, с тех пор как я сбежала с Кифового носа. Да и воплощение того, что я видела во сне, мало связано с реальностью. Я ещё раз прокрутила в голове прежние видения. Сначала лес и Атаман с мечом и камортой, потом я убегаю, а он гонится за мной и набрасывает петлю. Я режу ладонь и алая кровь, вскипая прямо на глазах, заливает верёвку. Потом райское поле и Карелл погружается, а я иду к нему и окровавленной рукой вытаскиваю из смертоносной топи. Возможно, этот сон не вещий, однако значение всё же имеет…
Карелл объявил себя претендентом на трон, как мы поняли с Дайком в Тагри. Он поставил свою жизнь на кон и уже не отступит, потому что некуда. Террханом будет тот, кто останется в живых – таков незыблемый закон древнейших. Мне было сложно понять, почему древнейшие установили такое правило. С одной стороны, девиз «пусть победит сильнейший» вполне ясен, но с другой – не было установлено никаких правил, никаких границ дозволенного, которые нельзя переходить. Вот это и было странным и непонятным. Ведь тогда добиться власти можно абсолютно любым путём: идя по трупам, совершая подлые и низкие поступки, как это уже сделали Элган и Инзар.
Всё-таки я не на Земле и иногда забываю об этом. Несмотря на схожесть Окатана и моей родной планеты – это другой мир, совсем другой… с иной историей и жизнью. И хоть уже скоро год, по местному календарю, как я нахожусь здесь, очень многое остаётся непривычным и непонятным. Мысли переключились на предстоящее плаванье: «Получится ли догнать «Медузу»? Смогу ли я столько времени провести в воде? Хватит ли сил?! А ведь сейчас я могла бы нежиться в горячей ванне или спать в мягкой постели, а не лежать неизвестно где, голодной и раненой на холодных камнях. Самое удивительное, что даже мысли не возникло о том, чтобы остаться с Арвидом. Ведь он не лгал, он действительно обеспечил бы мне райскую жизнь. «Викинг» красив, богат, влиятелен и через некоторое время я была бы любимой супругой северного пархонта. Почему же я не осталась? Почему опять сбежала?!»
Вжавшись в сопящего рядом друга, я глубоко вздохнула: «Когда-то Мозговой был прав… Это любовь… Самая настоящая! Я люблю прекрасные изумрудные глаза, люблю клыкастую ехидную улыбку, потрясающий умилительный смех над моими шутками, и даже то, как он злится и психует. И готова плыть через холодные, бушующие воды, через стаи хищных кархаронов, чтобы быть рядом с ним, плыть за его мечтой, потому что я… безумно люблю своего ангалина… Но ведь и Дайка я тоже люблю… Я была так счастлива, когда он сказал, что его семья – это мы и что добровольно он со мной не расстанется…»
Из рассказов Няня я знала, что он очень любил своих родителей, но те трагические события произошли так давно, что он уже не испытывал той прежней, детской боли от потери семьи. Конечно, когда они с Хиллом узнали, что мама Дайка и сестра живы, то боль от потери вспыхнула с новой силой, и мой любимый лекарь согласился на предложение Карелла, ведь деньги Атаман обещал немалые.
Дайк не раз говорил,
