Я стою среди одетых в серую форму ополченцев Шестерни, гигант в черной броне среди детей. Облаченный в механически модифицированную боевую броню образца «Странник», я более чем на три головы выше самого рослого из них. Большинство из них проявляет физические признаки страха. Мне и моим братьям страх неведом, но мы научились распознавать его проявления в низших существах. Мануфакторум провонял их потом. Это омерзительно. Так пахнет слабость. Я переключаюсь на дыхание рециркулированным воздухом.
Всего ополченцев тридцать два человека, есть и мужчины, и женщины. Они вооружены лазганами и одеты в легкую панцирную пласт-броню. Она обеспечивает их хрупким телам из плоти хоть какую-то защиту.
Также здесь находятся два легионера-скитария. Я слышу, как они гудят и пощелкивают, общаясь между собой на бинарном языке. Я чувствую больше родства с ними, чем с неаугметизированными ополченцами. Эти воины истребительной группы вооружены роторными пушками с ленточной подачей снарядов. На них можно положиться. Но даже их недостаточно. Этот мануфакторум, обозначенный как Шестерня 349, уже мертв.
Враги уже почти прорвались сквозь укрепленные противовзрывные двери. Они помогают себе пневмобурами и лазерными резаками. Осталось недолго. И мне это нравится. Я с нетерпением жду того момента, когда смогу вступить в бой. Братья из моего отделения, сражающиеся где-то в другом месте этого лунного комплекса, уже обагрили клинки кровью. Теперь моя очередь.
Раздается свист и скрежет, внезапно на палубу изливается поток расплавленного металла. Сработали мелта-заряды. Двери пробиты, и вот враг перед нами — целое море людей. У каждого на лбу штрихкод несущего наказание за преступления. Уровень 4Б +. Убийцы, насильники и подстрекатели.
От мысленного импульса в моих руках оживает силовой топор со стилизованным под шестерню лезвием. По его зубцам проходят мощные потоки энергии. В правой руке я сжимаю болтер. Бионические компенсаторы отдачи в механической руке напрягаются, когда я выбираю цель.
— Атакую, — говорю я, оповещая отделение о своем действии по закрытой вокс-сети.
— Хороших убийств, брат, — доносится в ответ голос Хальдаарна, сержанта моего отделения. Расстояние и высокий уровень помех искажают его механический голос и перекрывают его потрескиванием.
Я открываю огонь.
Взгляд бенефициара Армика блуждает по потоку данных. Подобно водопаду они проносятся по экрану, что светится под его пальцами. Еще больше информации поступает непосредственно в кору головного мозга по слегка вибрирующим кабелям, подключенным к разъему на левом виске. Все данные говорят об одном: Пенатора IV умирает.
Толпа выбила двери. Повсюду идет стрельба. Масштабы поражают. Он регулирует свои слуховые шумоподавители и продолжает работу.
Он был бенефициаром Шестерни 349 на Пенаторе в течение семнадцати лет. До этого он семь лет проработал помощником бенефициара первого класса, поднявшись из рядов технического персонала, приписанного к Шестерне 349.
Его специальностью всегда была оптика. Нет на свете человека, который знал бы о глазах больше, чем Армик.
Шестерня-349 — это его жизнь. Он не знает другой. И он знает, что через несколько минут станет жертвой жаждущей убийства толпы.
Он знает, что мало кому нравится. Он не поддерживает ни с кем связи. У него нет никого, кого бы он мог назвать «другом». Однако же, он эффективен, и за семнадцать лет работы бенефициаром ни разу не позволил производству Шестерни-349 упасть ниже уровня, установленного генеральным планом Пенаторы.
Рабочие из его бригады смеются над ним, когда думают, что он не видит. К ним присоединяется даже младший техперсонал. Они считают его кем-то вроде чудака, объекта насмешек и розыгрышей. Дурака. Посмешища.
Они смеются над его ежедневными ритуалами и неизменной рутиной. Они ухмыляются, глядя на отутюженные стрелки (семь секунд под паровой пластиной на каждую, ежедневно ровно в 05.00) и тщательно разделенные и приглаженные волосы (восемь движений расческой направо, пять налево, в 05.14). Но он не возражает, и даже не проявляет недовольства. Он и не ожидает, что они поймут.
Порядок — его жизнь. Его комфорт. Но теперь его упорядоченное существование рушится. Пенатору IV рвут на части. Когда до него и его подчиненных дошли новости, внешне он сохранил спокойствие. Так было надо. Именно это было необходимо его рабочим.
Беспорядки начались как обычная свара в продуктовой очереди в трущобах нижних жилых уровней. Без сомнений, обычное дело. Продуктовые войны между кварталами чернорабочих Шестерни случались ежемесячно, если не еженедельно, но через несколько часов обычно восстанавливался порядок. Появление ополчения Шестерни обычно быстро прекращало военные действия — угроза лишения свободы, стирания разума и лоботомирования может быстро призвать к порядку даже полуголодных хаб-рабочих. Бенефициары Пенаторы IV были жесткими хозяевами. Любое волнение подвергало опасности уровень производства, а его снижение было недопустимо.
Вмешательство скитариев требовалось редко. Однако, на этот раз оно было санкционировано. Но даже полукогорта воинов истребительной группы не сумела подавить беспорядки. Скорость, с которой разгорался бунт в хаб-трущобах, была беспрецедентной.
Вскоре до всех разбросанных по субсектору постов наблюдения донесся сигнал тревоги. Причиной для него послужила полномасштабная, охватившая все предприятие авария, а точнее, перегрузка исправительных камер спутника.
Более одного миллиона семисот сорока двух тысяч заключенных одновременно вышли на свободу, вольные действовать по своему усмотрению. Такое считалось невозможным, но тем не менее это не смогло остановить начавшиеся вскоре убийства. Насилие распространилось, как пожар в засушливом лесу. Через несколько часов все лунное сооружение погрузилось в безумие мятежа и бойни.
Армик, напрямую подключенный к сети Пенаторы набором черепных кабелей, обновлял данные о ходе восстания по мере их поступления.
Некоторые рабочие хотели сбежать. Он отпустил их — даже не пытался останавливать. Большинство по его просьбе решило остаться. Они работали на своих постах, продолжая выполнять обязанности, даже когда Пенатора IV пылала.
Уровень производства Шестерни-349 сохранялся. Производство в большей части из девятисот семидесяти шести составлявших лунное сооружение Шестерней остановилось, но Шестерня-349 продолжала выпуск продукции. Бенефициара Армика ничуть не волновало, что бионические глаза, произведенные на его Шестерне, вероятно, теперь пропадут зря. Начальство не давало ему приказа прекратить производство, и он не прекратит.
Армик думал, что в этом есть некая возвышенная красота. Шестерня-349 была островком порядка посреди хаоса. Это наполняло его гордостью.
Но теперь уже почти все кончено.
Даже включив на полную мощность шумоподавители, он слышит рев толпы и резкое стаккато выстрелов. Их так много… Тем не менее, Армик очень гордится своими рабочими. Они не колеблются. Они продолжают выполнять свою работу даже в таких условиях.
Бенефициар Армик находится на своем автоматизированном рабочем месте, которое расположено на некотором возвышении. Ему кажется, будто он находится на острове, и что кипящая масса людей под ним — надвигающийся прилив. Лазерные лучи впиваются во что-то позади него, но он не вздрагивает. Пуля попадает в расположенный рядом инфо-монитор и разбивает стеклянную поверхность, но он лишь переводит поток данных на вспомогательный инфопланшет и продолжает работать.
В данный момент они карабкаются к нему, их лица искажены животной яростью. Бенефициар Армик спокоен, несмотря на бушующий вокруг хаос.
В конце концов, порядок — это все, что у него есть. Он держится за него. Порядок дарит ему комфорт.
Он будет до конца выполнять свой долг, а затем наступит покой.
Мой первый выстрел попадает бритоголовому четко в лоб. Выжженный в слабой плоти знак уголовника — прекрасная мишень. Реактивный заряд пробивает голову и взрывается на вылете из задней части черепа. Взрыв превращает голову в брызги крови, шрапнели и осколков кости.
Толпа настолько плотная, что взрыв убивает еще пятерых. Болтерные заряды созданы для применения против бронированных целей. Против безоружных противников, таких как эти, они совершенно опустошительны. Я признаю, что это излишне, но масштаб разрушения оказывает эффект. Я вижу шок и ужас тех, кто стоит позади. На их лица налипли кусочки мяса — все, что осталось от их товарищей. Мой второй выстрел снимает еще троих. Третий выстрел — пятерых.
При стрельбе мой болтган издает глубокий приятный звук, тягучую непрерывную ноту, которая почти заглушает шипящий свист лазганов ополченцев и даже рев роторных пушек скитариев истребительной группы.
