При стрельбе мой болтган издает глубокий приятный звук, тягучую непрерывную ноту, которая почти заглушает шипящий свист лазганов ополченцев и даже рев роторных пушек скитариев истребительной группы.
У беглых заключенных даже есть оружие, которое они взяли у охранников или убитых ополченцев, и они открывают ответный огонь, но подавляющее большинство вооружено не более чем кустарно изготовленными дубинами и клинками. Они с криком яростно бросаются вперед, давя упавших и втаптывая их в пол. В голову стоящего рядом со мной человека попадает лазерный заряд, его плоть поджаривается и он молча падает. Другой заряд попадает в меня, опалив броню.
Большое число повстанцев выкашивает огонь ополченцев. Роторные пушки скитариев, разрывая плоть, ревут как двигатели "Громового Ястреба". Ударные волны от разрывов моих болтов подбрасывают людей в воздух. Тридцать, сорок, пятьдесят убиты, и вот они приближаются, подходят вплотную к нам.
Я вырываюсь вперед, чтобы встретить их, и сокращаю дистанцию до трех шагов. Они отступают от меня, и правильно делают, но на них напирают сзади, поэтому деваться им некуда. Я врываюсь в середину толпы, делая широкий взмах своим древним топором. Зазубренное лезвие с легкостью проходит сквозь людей, одним ударом отрывая конечности троим и вгрызаясь в мышцы, мясо и кости. Горячая кровь бьет подобно трем извергающимся гейзерам.
Я пинаю одного из них в грудь. Грудная клетка сминается, а органы превращаются в мягкую массу и вдавливаются друг в друга.
Ломаются кости. На обратном движении я бью еще одного задником болтера. Его шея отчетливо хрустит, и он как живой снаряд улетает в толпу, сбивая с ног еще троих. Еще один болт с близкой дистанции — четверо убитых, трое тяжело раненых — и я убираю болтер, вешая его на магнитный захват на бедре.
Я пробиваю кулаком голову оказавшегося слишком близко врага. Сила удара выбивает ему затылок. Как же они хрупки, эти неаугментированные. Их кости так легко ломаются. Я погружаю свой топор в чью-то голову, разрубая его от макушки до грудины. Вытаскиваю лезвие, на котором дымится кровь.
Один из них настолько безрассуден, что пытается меня ударить. У него силовая дубинка, из тех, что используют надзиратели в тюрьмах. Мой топор разрубает это оружие пополам вместе с владельцем.
Большая часть ополченцев убита, из скитариев в строю остался только один. Я слышу, как он пытается связаться со своей погибшей истребительной группой на бинарном боевом жаргоне. Стволы роторной пушки раскалены докрасна. Скитарий стравливает пар, прекратив огонь, и тут же оказывается погребен под вонючей людской массой. Унизительный конец для того, кто един с машиной.
Я продолжаю убивать, создавая открытое пространство везде, куда перемещаюсь, но я — всего лишь один боевой брат. Они не могут нанести мне урон, но и я не могу остановить их всех.
— Обновление тактической информации: Шестерня-349 потеряна, — говорю я, прорубаясь наружу. Мое дыхание не тяжело. Основное сердце бьется в спокойном ритме. Вторичное сердце бездействует — нет нужды запускать его для такой разминки.
Я падаю на одно колено и подрубаю ноги двум противникам в области бедер. Они падают, жалобно крича, из них неудержимым потоком изливается зловонная органическая жидкость. Пока я поднимаюсь, убиваю еще одного. Мой топор вскрывает его от паха до горла. Внутренние органы вываливаются на пол. Он цепляется за свои внутренности и умирает.
— Принято, — пробивается сквозь помехи голос сержанта Хальдаарна. На заднем плане я слышу треск выстрелов. — Отходи к моей позиции, брат Дольмек. Ты сделал то, что было нужно. Как понял?
— Подтверждаю, — отвечаю я.
Моя цель состояла не в том, чтобы удержать Шестерню-349. Она и должна была пасть.
Я увеличиваю громкость вокс-усилителей своего шлема.
— Бенефициар Армик, — Мой голос похож на механическое рычание, поскольку призван внушать страх.
Разъяренная толпа подбирается к нему подобно примитивным пещерным людям. Я прицеливаюсь. Болт попадает одному из них в поясницу. Спустя мгновение от него остаются лишь брызги крови, ошметки плоти и пара рук, которые на мгновение вцепляются в перекладину, прежде чем упасть. За ним умирают и остальные
— Бенефициар Армик, — повторяю я. — Вы идете со мной.
— Возьмите, — говорит черный бронированный гигант Адептус Астартес, бросая ему вырванный из мертвых рук лазган. Армик неуклюже ловит его. Пол вокруг них усеян телами жертв гнева космического десантника. — Вы умеете им пользоваться?
— Да, — отвечает Армик. Трясущимися руками он проверяет элемент питания — половина заряда. Предохранитель снят. Приклад в рабочем положении.
— Используйте его, — приказывает гигант.
Армик прижимает приклад к плечу и нажимает на спусковой крючок. Выстрел уходит вверх, попадая в переборку, отчего краска на ней чернеет и отваливается. Небольшая отдача. Взяв поправку, он снова стреляет. Его второй выстрел также идет мимо цели, но третий попадает. Он бьет здоровенного заключенного в грудь, поджаривая плоть и поджигая его оранжевый тюремный комбинезон.
— Хорошо, — произносит гигант. Каждым выстрелом он убивает по несколько врагов. — Пойдемте.
Железнорукий движется сквозь них как коса, убивая каждым ударом. Он непрерывно перемещается, вынуждая противников отступать. Разъяренный бог среди людей, неудержимый и ужасный в своей мощи. Об него ломаются клинки, а выстрелы рикошетят от его бронированной фигуры, едва оставляя след. Его ответные действия полны смертельной силы.
В технике его боя нет никакой красоты, расточительности или утонченного изящества. Армику кажется, что каждое движение имеет целью убийство с минимальными затратами энергии. Похоже, что это превосходное сочетание затрачиваемых усилий и получаемого результата.
Разрушение, которое оставляет позади себя этот космодесантник, пугает Армика намного сильнее, чем орущая толпа.
Но их так много. Так много, что Армик не сумеет промахнуться из лазгана. Он снова и снова стреляет в толпу. Он стреляет, пока энергоячейка оружия не иссякает. Враги напирают.
Что-то сбоку бьет Армика в голову. Он вскрикивает и падает на колени. Он касается головы, и его пальцы натыкаются на кровь. Кровь бежит по его шее. Поток врагов приближается.
Внезапно рядом с ним возникает Железнорукий. Он отбрасывает врага назад, расчищая круг посреди моря людей. Его гудящий зазубренный топор вгрызается в плоть, разрывая ее на части, рявкает болт-пистолет. Там, где мгновение назад был человек, повисает кровавый туман. Он оседает на облаченном в черное гиганте и на самом Армике. Он даже чувствует на губах вкус крови.
— Придется найти другой путь, — говорит гигант. — Здесь нам не пройти.
Шестерня-349 пылает. Мятежники добрались до хранилищ с прометием и другими горючими жидкостями, и пустили их в ход. Коптящие черным дымом пожары быстро выходят из-под контроля.
Брат Дольмек целеустремленно вышагивает впереди, пробившись сквозь врагов. Чтобы поспевать за ним, бенефициару Армику приходится бежать. Болтер космодесантника дергается влево — цель поражена — затем вправо — цель поражена.
Теперь они находятся позади передовой волны мятежников. Те, кто остались на пути, разбегаются при виде огромного бронированного гиганта. В его облике они видят саму смерть.
В поле зрения нет целей, и взгляд Армика падает на Железнорукого. Огромная фигура пугает его. Он просто слишком крупный — Армик не может найти разумного объяснения.
Закованный с ног до головы в черную боевую броню, он больше похож на машину, чем на нечто, что когда-то было человеком. На его левом наплечнике лазером выгравирован символ белой перчатки. У него механическая походка человека, которому заменили ноги. Армик ясно видит это, ведь, в конце концов, он посвятил созданию сервиторов всю свою жизнь. Насколько он может понять, левая рука гиганта полностью аугметическая от самого бицепса. Его шлем пугающе невыразителен, а правое полушарие представляет собой бронированный металлический череп, усеянный датчиками, массивами связи и сложными прицельными устройствами. Он задается вопросом, на что похоже лицо гиганта под шлемом.
Они обнаруживают небольшой служебный подъемник немногим более чем в километре за границами Шестерни-349. Путь к нему узок и извилист. Наплечные пластины брата Дольмека скребут по стенам тесного прохода. Их обдает запахом гари.
Между ними двоими нет ничего общего, кроме неестественной практичности. Повернуть налево. Остановиться. Подождать. Бежать.
Левый висок бенефициара Армика все еще кровоточит. Он безуспешно пытается оттереть пятно, оставшееся на лацкане. Несмотря на давку, он получил лишь несколько царапин и ушибов. Ничего серьезного.
