– Ну, помаленьку! Пошла!
Повозка дрогнула и стала выползать из кустов на открытое место. Проехав метров двадцать и поднявшись на бугор, старшина сразу уловил на слух звук летевших снарядов. По звуку и полету они должны были уйти куда-то дальше в тыл.
Теперь, подумал старшина, самое время проскочить бугор и он решительно дернул вожжами. Когда повозка выкатила на перевал и набирая скорость затарахтела вниз по склону, обстрела не последовало. Ну, вот и знакомая ложбина. А там дальше овраг. Лошадь подъехала к землянке и остановилась. Помкомвзвод подошел к старшине, посмотрел на повозку и на лежащего в ней командира взвода и сказал старшине:
– Новый начальник разведки прибыл!
Проснулся я рано, утром меня никто не будил. Я лежал и смотрел на яркие полосы и пятна света, которые пробивались из-за края палаточной ткани, висевшей в проходе.
Я смотрел и думал, как сложиться моя новая служба и дальнейшая жизнь, как пойдут дела во взводе разведки, что собой представляют эти люди? Теперь мне вместе с ними предстояло воевать. Сам я смутно представлял работу разведчика, детали не знал.
По прибытию в полк, я имел беседу с командиром полка и начальником штаба. Меня спросили, кто я, откуда, давно ли на фронте?
Задача по разведке мне не была даже поставлена. Это, мол, твое личное дело и как вести разведку, сам соображай. Придет время, с тебя потребуют языка, а как его лучше брать, как выследить, и где это лучше делать, я должен всё это сам уметь и соображать.
Мысли мои перебил звук затарахтевшей в овраге повозки. Послышалось фырканье лошади, позвякивание уздечки, незнакомые голоса солдат и разговор между двумя людьми, по-видимому, сидящих на телеге. Командир взвода приехал, решил я, поднялся с нар и пошел к выходу.
Отдернув занавеску, висевшую у входа в землянку, я вышел на белый свет и увидел телегу. Повозочный распрягал кобылу. Он снял с лошади уздечку, отвязал вожжи, а кобыла тыкалась губами ему в рукав, подталкивала и ждала пока, из кармана на свет появится завалявшаяся корка хлеба.
Старшина тоже стоял ко мне спиной у телеги. Он хрипловатым, спокойным голосом отдавал солдатам свои команды, куда что носить и где складывать привезенное.
С появлением в овраге старшины солдаты разведчики оживились. Я стоял молча и с интересом за ними наблюдал. Я смотрел, как они подходят к повозке, берут поношенные солдатские шмотки и относят их в указанное место.
Из разговоров можно было понять, что вот теперь они получат крепкие сапоги и сменяют прожженные за зиму шинели, протертые до дыр гимнастерки и штаны. Сам факт этих незначительных перемен был для них важным событием.
Перемена старой негодной одежды, а у них на душе приподнятое настроение. Бывшие в употреблении, отремонтированные сапоги и шинели тронули солдатские сердца. Каждый смотрел и приглядывал заранее, что достанется ему из общей кучи.
Я смотрел на солдат и наблюдал их в деле, на их желание сбросить с себя дырявую одежду, снять истоптанные сапоги. Пока я молча смотрел и обдумывал свои наблюдения, кто-то тихонько подошел ко мне сзади и осторожно тронул рукой за плечо. Я обернулся. Передо мной стоял Фёдор Фёдорыч. Я посмотрел на Рязанцева и подумал
– Как сложиться моя новая служба и работа в разведке.
– Что за люди, с которыми мне вместе воевать?
До сих пор я не вполне ясно представлял работу полковой разведки, не знал всех тонкостей в их повседневных делах.
У меня был опыт стрелковой и пулеметной роты. В боях не раз приходилось вести разведку деревень и высот. Но то была разведка в полосе наступления роты. А здесь? Фронт полка.
Получив назначение, мне не только нужно было знать самому это дело, но и учить людей тонкостям полковой разведки.
Командир взвода, как мне сказали в штабе полка, прибыл во взвод тоже недавно. Приехал из тыла с краткосрочных курсов. Боевой опыт в войне считай, отсутствует. Опыт в разведке совсем небольшой.
В беседе со мной командир полка не поставил конкретных задач на разведку. Везде наверно так. Думай сам и сам все решай.
А как нужно – никто не знает! Учить тебя некому! Начальству некогда с этим разбирается. Это не его дело. Передовая это не бумажка, на которой написано донесение. Начальники полагают, что на войне не до учебы. Когда нужно будет взять языка, мне скажут.
– А как его брать?
– Это дело братец твое!
Языка не пойдешь и просто так не схватишь. Тут наверно нужно все разложить и рассчитать по минутам и секундам.
Мысли мои перебил скрип повозки, которая съехала в овраг и остановилась у входа землянки. Послышалось частое дыхание лошади, забегали солдаты. Командир взвода и старшина приехали, решил я и пошел им навстречу. Завернув за землянку, я увидел телегу и старшину. Повозочный подбежал к повозке и стая распутывать вожжи. Лошадь тыкалась влажными губами и теребила его рукав. Старшина стоял у телеги спиной ко мне. Он говорил о чем-то солдатам. Я остановился на полдороги и молча наблюдал за солдатами. Мне было интересно посмотреть на них, и послушать о чем они говорят. По их разговорам можно было понять, что они получили шинели и сапоги но их очень мало и не многие сбросят с себя дырявые шинели и сапоги. Пустяковое дело. Поношенные шинели. А в жизни человека целое событие.
Снятые с мертвых обноски расшевелили солдат. Как немного нужно человеку! Каждый из них смотрел и прикидывал, что ему достанется из этой кучи вещей. Обычное дело! Сбросить с себя дырявую одежду!
Кто-то запустил руку в телегу и тащил на себя сапоги. Старшина быстро заметил, поднял палец и не оборачиваясь погрозил.
Только в работе и в деле раскрывается по настоящему солдат. Наспех, второпях его не узнаешь.
Кто-то подошел сзади и осторожно тронул меня за рукав. Я подумал, что лошадь теребит и просит хлеба. Я обернулся и увидел перед собой не лошадь, а командира взвода. Того самого, Ряэанцева Федор федорыча, с которым мне предстояло вместе воевать. Я и прежде знал, что неудач и потерь в полковых разведках не мало. Успехи редки. Их можно сосчитать по пальцам.
Я поздоровался с ним и сразу заметил, что он прилично поддавши. Но сделал вид, что ничего не заметил. Про себя решил, что не подам даже вида. Мало ли, что могло случиться у человека. Мало ли, что заставило его выпить. Начинать службу с конфликта не стоит. Возможно это случайное дело. С любым может случиться, если начальство несправедливо поддело его.
Мы отошли к поваленной березе, сели на ее ствол и закурили. Разговор не клеился, мы оба молчали. Я ждал, когда начнет он. А он решил, что я буду задавать вопросы.
– В полку мне сказали, что ты тоже москвич.
– Да! – ответил он.
– Не разговорчив! – подумал я.
Так началась наша совместная служба. Нам было суждено провоевать вместе в разведке около года. Для полкового разведчика это срок не малый, если учесть, что срок пребывания на передовой вообще исчисляется несколькими неделями. Нам москвичам всевышний отрезал солидный срок. Год в полковой разведке, это как сама вечность!
Работа за передним краем тяжелая и опасная. Это не в окопе сидеть и чесаться от вшей. Смерть каждый день вырывает людей из нашей небольшой разведгруппы. В полковой разведке вместе со мной, Рязанцевым, старшиной Волошиным, повозочным Валеевым и лошадью по клички «Манька», всего двадцать живых душ.
На следующий день из неторопливого рассказа Федор Федорыча я узнал, что до войны жил он в Москве на улице Рождественка дом 2. Вход со двора направо.
Теперь этого двухэтажного дома нет. На его месте после войны построено здание Детского Мира.
– Работал я резчиком, – рассказывал он.
Работа грязная. Каменная пыль столбом стоит, в кожу въедается. После работы ни мылом, ни щеткой не отскребешь. В деньгах я особо на нуждался. Выпивал каждый день. На камне всегда имел приработок. Возьмем частный заказ. Вырежем из гранита постамент и надгробье, отполируем – денежки на стол гони. Поди, учти, сколько я плит из глыбы вырезал.
Жена и дочь живут в Москве, там на Рождественке. Но женился я неудачно. Прямо скажу. Попалась мне бабенка настырная, скандальная и горлопанка. Откуда такие бабы берутся? Скандалила без всякой причины. У нее видно болезнь такая. Только и избавился от нее, когда на фронт добровольцем ушел. А по работе у меня была броня от армии. Мы для высшего начальства надгробья делали.
Раньше я с отцом в деревне жил. Семья большая была. Жили бедно, хлеба не хватало. Жил у нас в деревне один мастеровой мужик. Вот и пристроил меня отец к нему ремеслу обучаться. Сначала на побегушках учеником был, потом на резку камня определили меня. Резали камень, мрамор, гранит. Рубили надписи, барельефы и всякое другое. Вскоре мастера нашего забрали и посадили, вроде как с эсерами связан был. Артель наша распалась.
