она, вероятнее всего, проснется. Она потянулась за пистолетом. Табельное оружие всегда под рукой. Пистолет был на месте, но когда она сняла его с предохранителя, навела на ближайшую рыбину и спустила курок, не последовало даже щелчка. Пистолет был как ватный, и здесь, на территории сна, стрелять отказывался. Ну, ничего. Ничего. Есть и более надежные средства. Механика во сне — вещь непредсказуемая. Обойдемся без механики. Ирина вынула из ножен длинный и узкий, наточенный до бритвенной остроты нож, встала и вошла в воду. Границы между воздухом и водой она, как и следовало ожидать, не почувствовала вовсе. Вода не мешала двигаться. Вода была как чуть более плотный, чуть более густой воздух. И чуть менее прозрачный. Ирина оттолкнулась ногами и пошла, поплыла вдоль песчаного дна, не заботясь о том, чтобы выныривать хотя бы время от времени. Вода со знакомым — свежим — ощущением заполнила легкие и как будто сообщила рукам и ногам дополнительную силу и ловкость. Рыбы, которые, если смотреть с берега, стояли, казалось, у самой кромки воды, отодвинулись теперь несколько глубже. То ли и впрямь отошли, то ли просто обман зрения.
Ирина вдруг увидела — вот именно увидела, а не услышала или поняла — их имя. Не написанное большими буквами на воде, нет конечно. А как будто впечатанное в самих этих рыб, в самую их сущность. Стражи границы. Они назывались стражами границы. Она удивилась — как раньше этого не знала. При одном только взгляде на этих рыб это имя должно было выплыть из памяти само собой. Они всегда так назывались. Ты же не станешь вспоминать, как называется сом. Или окунь.
Стражи границы сошлись теснее. Их брусковатые тела подрагивали от напряжения, плавники неслышно шевелились, борясь с боковым течением. Глаза, желтые крокодильи глаза, смотрели прямо на Ирину. Ирина подобралась, спустилась пониже, к самому дну, и, оттолкнувшись от него ногами и выставив перед собой нож, с невероятной, как ей показалось, скоростью, метнулась вперед, в атаку. Стражи границы разошлись, пропуская ее сквозь ряды, и нож никого из них не задел. Испугаться, что сейчас вода закипит и они бросятся на нее со всех сторон разом, и сверху, и снизу, и отовсюду, и она со своим ножом не успеет сделать ровным счетом ничего, Ирина не успела. Потому что, взмахнув руками и уйдя ко дну, чтобы обезопасить хоть одно потенциальное направление атаки, она увидела стройно, не по-рыбьи стройно вытянувшиеся в линейку бледные животы стражей границы. И неподвижные хвосты. Рыбы уходили. С какой-то безумной, невозможной в реальной воде скоростью, не шевеля ни единым плавником, сохраняя безупречный строй. Секунда — и вода была пуста.
Ирина каким-то образом оказалась опять на берегу, вложила нож в ножны и, дрожа всем телом, легла обратно на песок. Ощущение страшной, всепоглощающей опасности накрыло ее только сейчас. Песок был мягким и грел, и она начала успокаиваться, а потом поймала себя на том, что подставляет голову под чью-то руку, которая гладит и гладит ее по мокрым волосам, и от этого ей становится теплее и уютней на душе. Это еще что за новость, подумала Ирина, и закинула голову назад. И проснулась с криком.
Потому что рука, которую она там увидела, не была рукой человека. Пальцы были расставлены не так. И кожа была не такая. И по всей тыльной стороне, и выше, до локтя — а дальше Ирина увидеть не успела — рука была покрыта лоснящейся жесткой шерстью. И между пальцев — перепонки.
2 июля 1999 года. Волга. 15.21.
Запиликала рация. Ирина, еще не отошедшая ото сна — перед ней еще маячили в воздухе быстро расплывающиеся очертания шерстистой перепончатой лапы, — нажала на тумблер. Голос Ларькина сказал:
— Ирина?
— Да, я.
— С тобой все в порядке?
— В общем, да. А с чего такой вопрос?
— Что у тебя с голосом? Ничего не случилось?
— Да нет, нет, ничего особенного. Приеду — расскажу.
— Срочно возвращайся. И будь, пожалуйста, поосторожней. Очень тебя прошу.
— А что такое?
— Приедешь — расскажу. Ты далеко?
— Против течения — часа на полтора дороги.
— Тогда давай, ноги в руки, и на базу.
— Хорошо. Поняла.
— Конец связи.
Погода, как ни странно, и в самом деле начала портиться. Ветерок, который в первой половине дня мешал исключительно комариной авиации раньше времени подняться в воздух, теперь стал весьма ощутим. По краю неба над верхушками деревьев протянулась цепочка кипельно-белых, на замковые башни похожих облаков. К вечеру будет ливень, подумала Ирина. И хорошо, если к вечеру. Потому что, если гроза накроет меня где-нибудь на озере, придется несладко. Вымокну, конечно — и Бог бы с ним. Не октябрь на дворе. Не вот обычные на Волге грозовые шквалы, это неприятно. Уволочет куда-нибудь — лодчонка-то легкая. И забьет в камыши. Выбирайся потом как знаешь.
Она закрепила понадежней всю свою аппаратуру, проверила упаковку. Вроде надежно. Если перевернет, ничего пропасть не должно. Вставила в уключины короткие весла и принялась работать вовсю. Ветер, которого она — в перспективе — так опасалась, пока вел себя вполне дружественно. Ветер был сильный, ветер был западный. А потому фактически нейтрализовал течение, подгоняя ее на восток. По протоке шла небольшая крутоватая волна, как всегда, когда ветер гладит воду против шерсти, и на скорости хода это, конечно, сказывалось. Но зато когда налетал особенно сильный порыв, лодка парусила, и нужно было только успевать подруливать веслами, чтобы не врезаться в берег или в торчащую из-под воды корягу. Так что до озера Ирина добралась, как ей показалось, в считанные минуты. А собиралась потратить на это чуть не половину времени. Поплутав немного по озерным рукавам между камышовыми зарослями, она угадала издалека знакомые верхушки деревьев и минут через двадцать выбралась в Сеславинскую. А там уже до дому — рукой подать. Да еще и по течению.
Виталий встретил ее на берегу. Помог вытянуть лодку на крутоватый берег у сходен. А потом и вовсе поднял ее на небольшой обрывчик, который отделял Ольгин огород от собственно берега.
— Похоже, гроза надвигается.
— Надвигается. Я оттого так и летела. Обещала через полтора часа, а добралась меньше чем за час. Правда, мне там попутный ветер подсобил. Но все-таки.
— Что там у тебя случилось?
— А у тебя?
— И что это за манера — отвечать вопросом на вопрос?
— Просто у тебя по рации был такой обеспокоенный голос. Я и подумала…
— У тебя голос был не лучше.
— Н-да, спорить не стану. Но я, видишь ли, только
