— Дождался ли он помощи? — спросила Зарика.
Вместе с рассветом пробуждалось и море. Волна стала свежей. Они заплыли далеко-далеко, так что берег был еле виден. Усталые, вылезли на берег и растянулись на влажном песке.
— Биостанция отсюда похожа на ласточкино гнездо, правда? — спросила Зарика.
— Похожа, — согласился Борца.
Он смотрел теперь на мир глазами Зарики — широко раскрытыми, наивными, удивленными глазами. Может быть, это самое драгоценное свойство человека — всему удивляться? Не здесь ли начало всех открытий?
Отдохнув, Зарика села, взяла в руки бутылку. Борца молча любовался тоненькой фигурой девушки.
— Знаешь что? — повернулась к нему Зарика. — Давай снова запечатаем бутылку и бросим ее в море.
— Вестником несчастья?
— Вестником счастья…
— А что мы туда положим?
Зарика, усмехнувшись, вытащила ленту из высокой прически. Затем свернула алую полоску трубочкой и сунула ее в горлышко бутылки.
— Закупорь, пожалуйста, — попросила она Борцу.
Приладив пробку, он размахнулся, чтобы зашвырнуть бутылку подальше.
— Погоди! — остановила его Зарика.
— Что? — спросил Борца.
— Мне страшно… — тихо сказала Зарика. — Я знаю, ты будешь смеяться, назовешь меня суеверной…
— О чем ты, Зорька?
— Не бросай ее, — попросила Зарика. — Я буду бояться, что она разобьется, налетит на скалы… Или просочится вода, и бутылка затонет А я не хочу, чтобы наше счастье разбилось или пошло ко дну.
— Тогда спрячем бутылку в горах, — предложил Борца.
— Хорошо, — согласилась Зарика.
Поднимаясь в горы, они обнаружили маленькую тропинку.
— Наверно, она ведет на биостанцию, — сказал Борца.
— К Ласточкиному гнезду, — поправила Зарика.
Тропинка петляла, то и дело приходилось хвататься за колючие ветви, чтобы удержаться. Достигнув площадки с зубчатыми краями, они перевели дух. Над ними нависал Чертов палец, внизу синевой наливалось море.
— Здесь спрячем? — спросила Зарика.
— Здесь, — сказал Борца.
Он осмотрелся, затем подошел к самому краю площадки и приналег на огромный валуи, поросший мхом. Камень сначала не поддавался, затем сдвинулся и вдруг с грохотом низвергся, увлекая за собой лавину обломков. На месте валуна осталась вмятина, глубокая и сырая. Несколько ящериц юркнуло в разные стороны.
Зарика положила бутылку с лентой на дно вмятины. Затем они засыпали ее обломками и щебнем.
— Море то отступает, то наступает на сушу, — сказал Борца. — Вдруг оно когда-нибудь сюда доберется?
— Пусть, — махнула рукой Зарика.
Они долго стояли, притихшие. Солнце успело забраться высоко и начало припекать.
— Здесь простимся, — сказала Зарика. — Дальше я сама.
Борца смотрел, как Зарика поднимается по тропинке. Он стоял до тех пор, пока крохотная, еле различимая фигурка не скрылась в Ласточкином гнезде.
Глава 5
ВЕК ХХХII
…Трудны они были, бессонные ночи капитана. Джой Арго вновь и вновь вспоминал и анализировал каждый миг, протекший с того момента, как орионцы ступили на Землю. Начинался финиш нормально. Григо удачно положил корабль на курс к Земле. Правда, в полете переговорить с землянами но удалось, и на корабельных экранах они ни разу не показались. Но, может быть, что бы ни говорили техники, в этом все же была повинна аппаратура «Ориона»? Предположим. Что было потом? Вышли на орбиту вокруг Земли, стали выискивать подходящую площадку для приземления шлюпки. И тут повезло — хорошую площадку обнаружили уже на втором витке, это случилось над Австралийским континентом. Внизу отыскали космодром, на который можно было садиться. Оставалось отчалить от «Ориона» и приступать к спуску, но Григо неожиданно заупрямился: он потребовал, чтобы корабль сделал непременно три витка вокруг Земли — три витка, и никак не меньше.
Внезапным требованием штурмана и началась для орионцев, пожалуй, цепь странностей.
Никаких разумных доводов в пользу своей настойчивости Григо привести не смог. Необходимы три витка, и точка!
Ну, предположим, штурман устал, изнервничался, думал Арго, ворочаясь в постели. Все они были на пределе, к тому же безмерно взволнованы предстоящей встречей с Землей, на которой с момента старта протекло десять веков.
Однако же и потом Григо никак не мог объяснить свое поведение. «Будто затмение нашло, — говорил он и добавлял: — Будь я мистиком, то сказал бы, что это был внутренний голос».
Так или иначе, шлюпка приземлилась на облюбованной площадке. Теперь уже ясно стало, что это самый настоящий космодром. И снова странность: подобные космодромы были тогда, когда «Орион» стартовал к звездам. Неужели же с тех пор они не изменились, не усовершенствовались? Невероятно! Что же, Земля застыла на прежней ступени развития? Пли… или была вынуждена застыть? Именно тогда родилось страшное подозрение, что Земля давно покинута людьми. Мало ли причин могло возникнуть для этого…
Встретили их автоматы, собранные в прозрачной сверкающей капле. Что ж, само по себе это естественно: карантин, правила безопасности и прочее. Много тогда рассказывал о карантинной службе Земли Петр Брага, стараясь успокоить взволнованных орионцев… Нет, он рассказывал о карантинной службе потом уже, когда автоматы поместили их в это проклятое здание, из которого нет выхода. Правда, сведения его несколько устарели, поскольку относились ко времени старта «Ориона», но лучше что-то, чем ничего.
После Звездной академии в карантинную службу получил назначение Борца, их однокашник, закадычный друг Петра. Он и Петра, кажется, соблазнял податься в карантинщики. Об этом Петр рассказывал Джою после старта «Ориона» и после первой пульсации, когда они уже покинули Солнечную систему.
В свободный часок Джой и Петр перебирали подробности выпускного вечера в Звездной академии. Для них этот вечер был всего несколько дней назад, а на оставленной Земле с тех нор протекло уже четыре года.
— Хороший тост сказал ты, старина, — заметил Петр.
— А ты слышал его?
— Конечно.
— По-моему, ты весь вечер был занят только Изобретателем. И за столом вы сидели рядышком, а у Борцы рот не закрывался. О чем он все говорил?
(С самого начала полета орионцы усвоили внешне грубоватый тон в разговоре обо всем и обо всех, кто остался на Земле. Словно речь шла о приятелях, с которыми расстались вчера и с которыми увидятся завтра. Так легче было перенести боль прощания со всем своим поколением.)
— Расписывал прелести карантинной службы, — сказал Петр. — Мол, шагая с корабля на корабль, из тех, что возвращаются на Землю, попадаешь из эпохи в эпоху, путешествуешь во времени.
