Но счастье, наконец, улыбнулось русским. Произошло чудо. Багратион прав, отсылая нас к карте. Если посчитать версты, то можно понять, что какими бы «суворовскими маршами» ни двигался Дохтуров от Лиозно к Смоленску, как бы ни спешил Багратион туда же через Мстиславль, французы были бы в Смоленске на день-два раньше. Барклай был тоже уверен в том, что дело почти проиграно. В письме Багратиону он писал, что французы непременно уже движутся к Смоленску: «Итак, я иду форсированными маршами через Поречье на Смоленск, куда, по всем пол ученным сведениям, обратится наверно вся неприятельская армия и корпус маршала Даву со всеми соединенными силами»66. На следующий день он же писал: «Отступаю к Смоленску единственно для того, чтобы предупредить коварные замыслы Даву, идущего из Могилева прямою дорогою к Смоленску»67.
Но этого-то как раз и не было! «Коварный Даву» не шел к Смоленску. Впервые столкнувшись в полевом сражении с войсками 2-й Западной армии и увидев их упорство, он задумался. Как писал Паскевич, «сражение под Могилевым произвело на него (Даву. — Е. А.) большое влияние. Он сам признавался, что никогда не видел пехотного дела, столь упорного». Маршал полагал, что утром русские снова начнут наступление уже силами всей армии Багратиона, рвавшейся на соединение с 1-й армией. Поэтому в ночь отступления Багратиона от Салтановки и форсирования Днепра французы готовились к обороне, спешно укрепляли предместья Могилева, возводили редуты на подступах к городу. Одновременно Даву усиливал свой корпус, который увеличился после прибытия войск Пажоля, а потом и корпуса Понятовского. Важным оказалось и то, что Багратион 12 июля, уступая требованиям Барклая68, разрешил Платову переправиться через Днепр и пробираться к 1-й армии, хотя, как писал Платов, Багратион «меня отпустил весьма неохотно»69. Это движение казаков, наводнивших окрестности Могилева вдоль левого берега Днепра, и ввело маршала Даву в заблуждение. Он увидел в этом предвестие большого сражения, которое даст ему русский главнокомандующий. Казаки же прошли Могилев севернее и у Любавичей впервые встретились с драгунами Сибирского полка, посланного Ермоловым навстречу 2-й армии70.
Но все-таки ошибка Даву была не в том, что он просидел пять дней в Могилеве, ожидая нападения Багратиона. Узнав, что 2-я армия переправилась на левый берег Днепра ниже и уже прибыла в Мстиславль, он почему-то и тогда не исправил свой промах. Между тем он мог это сделать, даже несмотря на потерянные в Могилеве дни. Сен-При без всяких эмоций внес в свой дневник: «17 и 18-го армия сосредоточена в Мстиславле. Неприятель не двигается из Могилева»11. Денис Давыдов писал, что после битвы под Салтановкой дивизии Раевского и Воронцова, прикрывавшие отход 2-й армии через реку (по дневнику Сен-При, это было 12 июля — Е. А.), позже начали отступление, и противник их почему-то также не преследовал. Это странное «воздержание Давуста от преследования Раевского и Воронцова, — писат Давыдов, — многих из нас тревожило. Мы полагали, что Давуст проник превосходную мысль Багратиона и что он, для преграждения нашему ходу чрез Мстиславль к Смоленску, оставя в покое и Раевского, и Воронцова, двинулся чрез Днепр к первому из сих городов».
Та же мысль была и у начальника Главного штаба 1 — й армии А. П. Ермолова, писавшего 27 июля, что 2-я армия вырвалась благодаря «грубой поспешности маршала Даву, ожидавшего нападения на Могилев… Маршал Даву должен был прежде нас занять Смоленск, и без больших усилий, ибо в Орше были части его армии»72. В своих позднейших записках А. П. Ермолов вернулся к этому драматическому моменту, отметив, что даже диверсия французов на Смоленск нанесла бы русской армии огромный ущерб: «Маршал Даву, пропусти князя Багратиона, мог войсками своими, расположенными в Орше и Дубровне (то есть на кратчайшей к Смоленску дороге через Красный. — Е. А.) занять временно Смоленск… истребить запасные магазины и разорить город. Потеря магазина была бы нам чувствительна, ибо продовольствие армии производилось недостаточное и неправильное»73. В другом месте записок он оценил происшедшее в более широкой исторической перспективе: «Грубая ошибка Даву была причиной соединения наших армий, иначе никогда, ниже за Москвою, невозможно было ожидать того, и надежда, в крайности не оставляющая, исчезла!»74
И тогда восторженное письмо царю вырвавшегося на оперативный простор Багратиона от 17 июля было бы преждевременным: «Не имея преграждений от неприятеля, я сего числа с вверенною мне армиею прибыл благополучно в Мстиславль… Я почитаю себя весьма счастливым, что после всех преград я наконец достиг того пункта, на каком не имею неприятеля уже в тылу и с флангов армии, здесь я с ним грудью»75. Да, это был первый во всей кампании момент, когда армия Багратиона могла встать лицом к лицу с противником, а не отступала от него, опасаясь ударов во фланги и в тыл.
Но все же скажем слово и в защиту неустрашимого Даву. Как и Багратион, он точно не знал силы своего противника и наверняка их преувеличивал. Поэтому наутро он стал серьезно готовиться к обороне Могилева. Кроме того, А. Коленкур передает историю, неизвестную нам по русским источникам. Он сообщает, что поскольку Багратион, подойдя к Могилеву, полагал, что «ему придется иметь дело со слабым корпусом, наспех собранным маршалом, и что никто его не теснит», он якобы «послал к князю Экмюльскому (Даву. — Е. А.) адъютанта, чтобы передать ему, что он в течение нескольких дней обманывал его своими активными маневрами, но теперь Багратион знает, что маршал может противопоставить ему лишь головные части колонны, а потому во избежание бесполезного боя предупреждает его, что будет завтра ночевать в Могилеве. Маршал, не отвечая на эту похвальбу, сделал все возможное для укрепления своей позиции». А потом произошел бой под Салтановкой76. Конечно, этот рассказ можно было бы проигнорировать как недостоверный, но, с другой стороны, в нем можно найти и зерно истины: если Багратион был убежден (точнее — дезинформирован), что его армию ждут только головные части корпуса Даву, то он мог припугнуть слабого противника. И тогда посылка парламентера согласуется с представлениями русского командующего о силах французов и оправдывает намерение морально подавить волю противника к сопротивлению. Как бы то ни было, решимость Багратиона, выразившаяся в ультиматуме и в первой яростной атаке войск Раевского под Салтановкой, свою роль сыграла — Даву не хотел рисковать, даже диверсионная экспедиция в Смоленск могла показаться ему авантюрой, на которую он, не зная истинной ситуации, не пошел, а в итоге оказался в проигрыше.
Итог багратионовой одиссеи
Итак, завершая наш скромный Анабасис беспримерного отступления 2-й Западной армии от границы до Смоленска, скажем, что весь этот марш, закончившийся так благополучно, кажется чудом. А произошло это чудо и из-за ошибок французов, и благодаря мужеству и терпению солдат 2-й армии и, конечно, таланту Багратиона как полководца. Кажется поразительным, как же ему удалось, минуя все ловушки и опасности, которые расставляли на его пути противник, природа и случай, не просто провести армию по 800-верстному пути, но и сохранить ее боеспособность. Достигнутое Багратионом даже превосходит то, чего добился его обожаемый учитель Суворов, совершивший свой знаменитый Швейцарский поход. Не будем забывать, что Суворову удалось сохранить главным образом честь русского оружия, но не армию, жалкие остатки которой уже ни на что не годились. 2-я же армия участвовала в Смоленском и Бородинском сражениях. Если бы в тот век нашелся хотя бы один поэт, видевший это отступление, он бы непременно сравнил воинов Багратиона с античными героями македонского войска, совершившими беспримерный марш по Малой Азии, что запечатлено в знаменитом сочинении «Анабасис». Маршу 2-й армии поражались все, знавшие суть дела. Как писал прошедший весь этот путь Д. Душенкевич, «о сем чудно выдержанном марше россиян имеет право сказать с благородною гордостью: по дорогам неудобнопроходимым, воды гнилых болот, вонючие, даже красные, должно было иногда употреблять, в короткое время всею армиею такое расстояние пройти под носом неприятеля беспрерывным движением, поочередно делая привалы, с последним привалом головная колонна бьет подъем и следует далее, дело необыкновенно спешнЪе, совершенное без потерь, в удивительном порядке, пользе, оным доставленной, летопись отечественная даст настоящую цену и определение точное»77.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
