– Три дня назад здесь была страшная битва, – сказал Гимли, – и я Леголасу чуть не проиграл, но выиграл все-таки, угробил одного лишнего орка! Пойдем покажу, где это было! Да, Мерри, а какие тут пещеры! Сходим в пещеры, давай, а, Леголас?
– Нет, нет, не надо, – сказал эльф. – Кто ж второпях любуется чудесами! Условились ведь мы с тобой – коли переживем лихие дни, то и отправимся туда вместе. А сейчас полдень на носу, общая трапеза и вроде бы снова в дорогу.
Мерри зевнул и потянулся. Спал он всего ничего, усталость не прошла, и тоска одолевала пуще прежнего. Пина теперь не было, не с кем словом перемолвиться, а кругом все спешат, и каждый знает куда – один он дурак дураком.
– Арагорн-то хотя бы где? – спросил он.
– Он наверху, на башне, – отвечал Леголас. – Отдыхать не отдыхал, какое там, и глаз-то не сомкнул. Пошел наверх – ему, мол, поразмыслить надо; и Гальбарад с ним. Трудные у него, видать, мысли: мрачные сомнения, тяжкие заботы.
– Темный они вообще-то народ, эти пришельцы, – сказал Гимли. – Витязи, конечно, на подбор, могучие, статные, ристанийцы рядом с ними сущие дети, а они суровые такие, обветренные, что твои скалы, – ну, наподобие Арагорна, и уж слова лишнего от них не услышишь.
– На Арагорна они похожи, это ты верно, – подтвердил Леголас. – Такие же молчаливые, но если скажут слово, то учтивые, как и он. А братья-то – ну, Элладан и Элроир? Эти и одеты поярче, и держатся по-другому: шутка сказать, сыновья Элронда, не откуда-нибудь, из Раздола!
– Чего это они вдруг приехали, не знаешь? – спросил Мерри. Он наконец оделся, накинул на плечи серый плащ, и все они втроем вышли к разрушенным воротам крепости.
– Позвали их, вот и приехали, сам же слышал, – отозвался Гимли. – Говорят, в Раздоле послышался голос: Арагорн ждет родичей. Дунаданцы, спешите в Ристанию! – а уж откуда и кто их позвал, это неизвестно. Гэндальф, наверно, кто же еще.
– Нет, не Гэндальф, это Галадриэль, – возразил Леголас. – Она же, помнишь, устами Гэндальфа возвещала прибытие Серой Дружины?
– Да, это ты в точку попал, – согласился Гимли. – Она это, она, Владычица Зачарованного Леса! Вот уж кто читает в сердцах и выполняет заветные желания! А мы с тобой дураки, Леголас, – что ж мы не позвали своих-то на помощь?
Леголас, стоя у ворот, обратил свои ясные глаза на север и на восток, и лицо его омрачилось.
– Наши не придут, – сказал он. – Что им ехать на войну за тридевять земель, когда война у них на пороге?
Они еще немного погуляли, обсуждая происшествия давешней битвы, потом вышли через разрушенные ворота, миновали свежие могильники у дороги, выбрались на Хельмову Гать и поглядели на излог. Уже воздвиглась Мертвая гора, черная, высокая, обложенная камнями, а кругом были видны следы гворнов, истоптавших траву, избороздивших землю. Дунландцы и защитники Горнбурга вместе восстанавливали Гать, разравнивали поле, возводили заново стены и насыпали валы; повсюду царило странное спокойствие – казалось, долина отдыхала после налетевшей бури. Они повернули назад, чтобы успеть к полуденной трапезе.
Завидев их, конунг подозвал Мерри и усадил его рядом.
– Здесь, конечно, не то, что в златоверхих чертогах Эдораса, – сказал он. – Да и друга твоего нет с нами, а он бы не помешал. Однако за высоким столом в Медусельде мы воссядем еще не скоро: если и доберемся туда, боюсь, нам будет не до пированья. Впрочем, что загадывать! Ешь и пей на здоровье, заодно и побеседуем. И поедешь со мною.
– Я – с тобою? – обрадовался и восхитился Мерри. – Вот здорово-то! – Он был как никогда благодарен за теплые слова. – А то я как-то, – запинаясь, выговорил он, – только у всех под ногами путаюсь, неужели совсем уж ни на что не пригожусь?
– Пригодишься, – заверил его Теоден. – Для тебя подыскали отличного пони местной породы: на горных тропах как раз такой нужен, не отстанет. Мы ведь в Эдорас горами поедем, через Дунхерг, где меня ждет Эовин. Хочешь быть моим оруженосцем? Эомер, доспех для него найдется?
– Оружейня здесь небогатая, государь, – отвечал Эомер. – Легонький шлем на его голову, пожалуй, подберем; но кольчугу и меч по росту – едва ли.
– А меч у меня и так есть, – сказал Мерри, вскочив на ноги и выхватив из черных ножен яркий клинок. Тронутый чуть не до слез лаской старого конунга, он внезапно опустился на одно колено, взял его руку и поцеловал. – Конунг Теоден, – воскликнул он, – позволь Мериадоку из Хоббитании присягнуть тебе на верность! Можно, я возложу свой меч тебе на колени?
– С радостью позволяю, – ответствовал Теоден и в свою очередь возложил длинные старческие пясти на темно-русую голову хоббита. – Встань же, Мериадок, – отныне ты наш оруженосец и страж Медусельда. Прими свой меч – да послужит он на благо Ристании!
– Теперь ты мне вместо отца, – сказал Мерри.
– Боюсь, ненадолго, – отозвался Теоден.
За трапезой шел общий разговор; наконец Эомер сказал:
– Скоро уж пора нам ехать, государь. Прикажешь ли трубить в рога? Но где же Арагорн? Он так и не вышел к столу.
– Готовьтесь выезжать, – велел Теоден, – и оповестите Арагорна, что время на исходе.
Конунг с Мерри и охраною вышли из ворот Горнбурга на просторный луг, где строились воины; многие уже сидели на конях. В крепости конунг оставил лишь небольшой гарнизон; прочие все до единого отправлялись в Эдорас, на войсковой сбор. Уже отъехал ночью отряд в тысячу копий, но и сейчас с конунгом было около пятисот, большей частью вестфольдцы.
Поодаль сомкнулся конный строй молчаливых Следопытов с копьями, луками и мечами, в темно-серых плащах; капюшоны закрывали их шлемы и лица. Кони у них были могучие, статные и шерстистые; и без седока стоял приведенный с севера конь Арагорна, по имени Рогерин. Ни золото, ни самоцветы не украшали их доспехи и сбруи, не было ни гербов, ни значков, только на левом плече у каждого звездой лучилась серебряная брошь – застежка плаща.
Конунг сел на своего Белогрива, Мерри взобрался на стоявшего рядом пони, звали его Стибба. Вскоре из ворот вышли Эомер с Арагорном и Гальбарад, который нес обмотанный черной тканью шест, а за ними еще двое – ни молоды, ни стары. Сыновья Элронда были до того похожи, что и не различишь: оба темноволосые и сероглазые, сияющие эльфийской красой; оба в блестящих кольчугах и серебристых плащах. Следом шли Леголас и Гимли. Но Мерри не мог отвести глаз от угрюмого, землистого, усталого лица Арагорна: он за одну ночь словно бы состарился на много лет.
– Я в большой тревоге, государь, – сказал он, остановившись у стремени конунга. – Дурные вести дошли до меня: нам грозит новая, нежданная беда. Я долго размышлял, и сдается мне, что надо менять планы. Скажи, Теоден: ты ведь держишь путь в Дунхерг – сколько времени он займет?
– Уже час пополудни, – отозвался Эомер. – На третьи сутки к вечеру, должно быть, доедем до Укрывища. Полнолуние будет накануне; сбор конунг назначил еще через день. Быстрее не поспеют съехаться со всей Ристании.
– Стало быть, через три дня, – задумчиво проговорил Арагорн, – войсковой сбор только начнется. Да, быстрее не выйдет, спешка тут ни к чему. – Он поднял глаза, и лицо его прояснилось, точно он окончательно принял трудное решение. – Тогда, государь, с твоего позволения, пути наши расходятся. У нас с родичами своя дорога, и поедем мы теперь в открытую. Мне больше незачем таиться. Поедем на восток кратчайшим путем, а дальше – Стезей Мертвецов.
– Стезей Мертвецов! – повторил Теоден, вздрогнув. – Что ты говоришь?
Эомер изумленно взглянул на Арагорна, и Мерри показалось, что конники, которые расслышали эти слова, стали белее мела.
– Если и правда есть такая стезя, – продолжал Теоден, – то она начинается за воротами близ Дунхерга, но там никто еще не бывал.
– Увы, Арагорн, друг мой! – горестно молвил Эомер. – А я-то надеялся, что мы с тобой будем биться бок о бок. Но если жребий влечет тебя на Стезю Мертвецов, то мы расстаемся и едва ли увидимся на этом свете.
– Другой мне дороги нет, – отвечал Арагорн. – И все же, Эомер, на поле брани мы, быть может, еще и встретимся, прорубившись друг к другу сквозь все полчища Мордора.
– Поступай как знаешь, государь мой Арагорн, – сказал Теоден. – Видно, и правда таков твой жребий – идти нехожеными путями. Как ни горько мне с тобой расставаться, как ни тягостно, однако нас ждут горные тропы и медлить больше нельзя. Прощай!
– Прощай, государь! – сказал Арагорн. – Скачи навстречу великой славе! Прощай и ты, Мерри! В хороших руках ты остаешься, я и надеяться не смел на такое, когда мы гнались за орками до Фангорна. Леголас и Гимли, наверно, и теперь последуют за мною; но мы тебя не забудем.
– До свидания! – проговорил Мерри. Других слов у него не нашлось. Он чувствовал себя совсем крохотным; его смущали и угнетали услышанные мрачные речи. Эх, сюда бы сейчас неунывающего Пина! Конники стояли наготове, лошади перебирали ногами: скорей бы в путь – и дело с концом.
