— Ах ты мерзкая, старая ведьма, я достаточно наслушался твоих нравоучений и насмешек. Сам умру, но и тебе не будет места на этом свете.
Я вцепился в горло ведьмы и почувствовал, как хрустнули её позвонки. А потом всё исчезло. Меня будто закрутило каким-то вихрем, унося в темноту. Вспышки света мелькали перед глазами, стало дико страшно и холодно. И больше я ничего не помню.
Очнулся я и долго не мог понять, на каком свете нахожусь. По мне что-то лазало, раздавались какие-то странные звуки. Я боялся открыть глаза и только сильнее смеживал веки, надеясь, что скоро всё кончится и наступит покой. Но ничего не менялось слишком долго, как мне показалось и я решился. Открыв глаза, я обнаружил себя лежащем на земле, под деревьями, обвитыми лианами. Это был лес этого континента. «Значит, я жив» промелькнуло в голове и я поднялся во весь рост. Куда идти, в каком направлении, я не знал, но делать что-то надо было и я сначала пошёл, потом, побежал, продираясь сквозь заросли. Машинально отодвигая ветки, бьющие по моим щекам, я двигался вперёд по какому-то наитию. Но никакого намёка на свет сквозь густопереплетённые ветки не было, навалилось отчаяние и страх. Я рухнул на землю.
Сколько прошло времени, сказать трудно, может часы, может дни, но видимо мои ангелы не оставили меня. Родилось отчаянное желание жить, видеть белый свет и я рванул на сумашедшую дистанцию под названием «жизнь». Я полз на четвереньках, отдохнув, поднимался на ноги и снова шёл, шёл вперёд. Меня не мучали ни голод, ни жажда, словно физиологические потребности остались там, где я пришёл в себя. Копаясь в памяти, я пытался предположить, как оказался в столь плачевном состоянии, но память не открывала мне эту тайну. Я только твёрдо знал, как меня зовут и где моя родина. Неистово хотелось жить и увидеть людей. И я выбрался! Выбрался на знакомую дорогу, по которой мой отряд пришёл в наш форт. Окраина городка встретила меня тишиной и безлюдностью. Высокие стены нашей крепости, за которыми я мог найти спасение и приют, возвышавшиеся над жалкими хижинами, были уже близко и я прибавил шаг, хотя силы были на исходе.
Постовой встретил меня крестясь, выпучив от удивления глаза, но внутрь пропустил. Все, кто попадался мне на пути не скрывали своих эмоций, почти страха. Я шёл по дорожке к зданию, опустив лицо, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Дойдя до своей комнаты, я толкнул дверь и сразу бросился к зеркалу. На меня, моими глазами смотрело чудовище. Заросший, грязный, с расцарапанной кожей, невероятно истощённый, в лохмотьях, я представлял жуткое зрелище.
В дверь тихо постучали и в комнату вошёл мой адъютант.
— Хвала небесам, вы живы, — после длительного молчания, сказал он, — мы искали вас две недели и уже потеряли надежду. Что с вами произошло?
Но что я мог ему ответить, ведь я сам ничего не знал! Я дал ему распоряжение приготовить принадлежности для умывания и позвать цирюльника. Щетина моём лице была настолько грубой, что больше походила на шерсть животного.
Когда после усилий мастера стрижки я приобрёл человеческий облик, навалилась такая усталость, что не было желания шевелиться. Я отправил подчинённых и, как подкошенный, упал на кровать. Спасительный сон пришёл сразу, я провалился в забытьё.
Моё пробуждение было радостным и безмятежным. Я вернулся в обычную жизнь. Бродя по коридорам, я прекрасно ориентировался. Но вот что странно, я помнил приезд, словно это было только вчера и… всё. Словно небыло этих нескольких месяцев, не было моего преступления, не было скитания по джунглям. Я познавал жизнь в форте заново.
А через три месяца нас сменили. Пришёл новый отряд и мы вернулись на родину. Вот тут всё началось заново. Вернулась память, которая теперь стала ещё искусней на кошмары. Вернулись мои видения, но теперь в них, кроме девушки, её мужа и призраков сотен человек, была ещё и старуха. Сначала от этих кошмаров меня спасало вино. Пьяный угар выключал моё сознание, но это счастье длилось недолго. Чем больше я вливал в себя горячительного зелья, тем мучительнее становились мои видения. Пересказывать их я не буду, вам это ни к чему, да и всё довольно неприглядно.
Когда вино перестало быть мои помощником, в одном из видений старуха, с видом самого лучшего друга, сообщила, что в моём походном сундуке, в чулане, есть чудная травка, способная унести меня в мир прекрасных грёз, где нет места страху и отчаянию. Перерыв весь чулан, я сам нашёл то, о чём она говорила и не обманула. Но и это продлилось недолго, уже и волшебная трава перестала быть моим спасением. Тогда я соеденил всё вместе и вино и курительную смесь. В очередном, пьяно-наркотическом угаре, я поведал моему брату о том, что случилось в далёкой стране. А потом смерть вычеркнула меня из списка живущих.
— Что вы увидели, когда она пришла? — тихо спросила Альэра.
Тут произошло нечто неожиданное. Призрак продолжал ещё чтото рассказывать, но как не прислушивались Альэра и Гарни, слова перестали быть доступными для их слуха. Гарни, силой своего астрального виденья, пытался удержать фантом, но тщетно… Призрак, не замечая своего исчезновения, продолжал говорить, пока его призрачно-прозрачный силуэт не исчез совсем.
— Гарни, господи, почему ему не дали договорить? — всплеснула руками Альэра.
— Незнаю, дорогая, может он хотел сказать то, о чём нам пока знать не надо, — голос Гарни был задумчивым и тихим, — но я думаю, это не самое плачевное в этой истории. Этот человек нуждается в помощи, которую, судя по всему, мы можем ему оказать. Надо только подумать и посоветоваться со знающими людьми.
— У тебя есть такие на примете? Как и где ты их нашёл? — с интересом спросила Альэра, — расскажи, ты так мало говоришь со мной на эти темы.
— Я обязательно расскажу тебе всё, что знаю, но чуть позже, — Гарни встал со скамейки, — прости, дорогая, мне надо срочно коечто сделать, иначе мы ничем не сможем ему помочь.
Гарни быстро пошёл по дорожке аллеи, твёрдо зная конечную цель своего пути.
Садовник Руден— Юлиан был занят работой и словно не замечал приближающего Гарни. Но это только на первый взгляд. Когда ученик поравнялся с кустом роз, который нежно, почти с трепетом, подстригал садовник, сторонний наблюдатель мог бы заметить, как дрогнули в улыбки губы Рудена— Юлиана.
— Мальчик мой, осторожно, не спугните миг очарования, рождённого моими руками. Взгляните, как этот нежный бутон начинает раскрываться под лучами солнца, которое скрывали от него эти отцветшие, потерявшие свою прелесть, соцветия.
— Глазам не верю, вы дома? — чуть с ехидцей, произнёс Гарни, — просто чудо, что я вас застал на месте. Последнее время наши встречи столь редки.
— Ах, не надо сарказма, друг мой, уверяю вас, в нашем постоянном общении нет надобности. Что привело вас ко мне встоль возбуждённом состоянии?
— Как?! Разве вы не помните наш астральный разговор? — с недоумением спросил Гарни.
— Ну почему, прекрасно помню и что? — Этот человек, ужасная история, разве я в силах помочь ему хоть чем-нибудь?
— Разумеется, ведь только вам удалось его увидеть и что же привело вас в такое замешательство?
— Да господи, объясните же наконец, что я должен делать?! Мне некогда копаться в своей памяти, ему не дали договорить и почти стёрли!
— И вы решили, что это чудовищная несправедливость? Это, увы, закономерность. Как вы считаете, заслуживает ли он прощения или всё-таки должен оставаться в таком положении до тех пор, пока Высший суд не придумает оправдание его действиям? За то, что совершил этот человек, неприкаянность — ещё не самое худшее. Я бы, например, вообще убирал их. Но, как говориться в народе «бодатой корове бог роги не дал». Теперь он находиться в таком отрезке пространства, куда сможете проникнуть только вы. И честно признаться, я весьма удивлён столь неожиданному повороту в ваших талантах. Но ИМ виднее. Я скажу вам, к кому обратиться за поддержкой. Помните, девушка, горничная графини, была в церкви? Идите к этому пастору и расскажите ему всё. Уверен, он даст хороший совет в этой ситуации. А сейчас, прошу простить, ко меня вот-вот должны подъехать покупатели на эти чудные кустики, которым я посвятил много времени. Вот, возьмите это, — садовник протянул Гарни увесистый конверт, — прочтите на досуге, эти документы помогут вам. Что делать, мы живём в материальном мире и должны соответствовать статусу.
Садовник поклонился Гарни, приложив руку к груди. Гарни ловил себя на мысли, что не узнаёт своего учителя и решил сказать об этом вслух:
— Вы стали совершенно другим, будто чужой человек, словно мы никогда не встречались. Ваше отношение ко мне претерпело столь разительные перемены, я просто в растерянности.
— Зачем мои уроки-наставленья,тому, кто сам ученье в мир нести готов,учёного учить — бессмысленно стремленье,испортить можно всё излишком громких слов.
До Гарни дошёл смысл этого четверостишья тогда, когда за ним закрылась калитка сада. «Как странно, он говорит со мной так, будто я действительно больше не нуждаюсь в его советах. Но почему же?! Разве для обучения есть какие-то пределы? Всё происходит будто не со мной, словно я сторонний наблюдатель чей-то жизни. Если судить по словам Юлиана— Рудена, всё уже давно пройдено. Но ведь должны быть какие-то воспоминания или хотя бы предпосылки для этого?! Господи, ведь я действую по какому-то наитию и всё?! А может это самое наитие и есть память прошлых жизней? Или?» рассуждал Гарни, возвращаясь в усадьбу графини.