Злой судьбе и этого было мало. Дернув удочку, Миша свалился с мостков в воду.
Рыболов катался по траве от смеха. Но, когда Миша, барахтаясь у мостков, заблеял, как ягненок, он вытащил его из воды за шиворот.
Мокрый Миша дрожал на берегу от злости. Рыболов поймал удочку, отцепил шляпу, положил ее в ведро и любезно подал Коробкину.
— С уловом! — поздравил он.
15
Придя домой, Боря и Лева прежде всего посадили Шарика на Борину кровать.
Лева требовал, чтобы Боря сразу начал учить Шарика говорить «ку-ку». Но Боря ответил, что прежде всего он хочет видеть тот Левин топорик, который сейчас выиграет. А Лева сказал, что он тогда хочет видеть тот насос, который скоро возьмет себе.
Они еще раз перевернули комнату, и без того перевернутую. Топорик нашли среди банок с крупой.
Лева сказал:
— Теперь можешь учить!
Но Боря сказал:
— Кон на кон!
Пока насос не будет лежать против топорика, он учить не может.
Насос нашелся под вешалкой, в папином сапоге.
Тут Шарик начал лаять — как всегда, когда не надо. Мальчики испугались: сейчас явится ябеда Серафима Ивановна и прошипит:
«Так и знала: эти бандиты опять притащили какую-то пакость! Имейте в виду, все доложу отцу!»
— Тубо! Пиль! Апорт! — кричали Шарику наперебой Лева и Боря.
Но щенок не был так образован, как они, и не понимал этих красивых слов.
— Учи его скорей говорить «ку-ку» вместо лая! — зашептал Лева.
— Если ты ничего не понимаешь в профилактике (откуда он взял это слово?), то лучше молчи, — сказал Боря. — Как по-твоему: может голодная собака говорить «ку-ку»?
— Не может, — признал Лева.
— Вот то-то и оно! Тогда не спорь, а тащи кусок колбасы!
Теперь они перевернули кухню. Колбасы не было. Правда, была морковка, уксус и винегрет, но они для профилактики не годились. Вдруг с улицы донесся вопль:
— Борилева-а!!
Боря перегнулся в окошко. Внизу стояли мальчики с их двора с мячом.
— Не. Мы заняты, — сказал Лева.
— Заняты! — крикнул Боря.
И вдруг Боря увидел: под ним, на балконе третьего этажа, среди цветов стоит накрытый столик. А на столике — кофейник, чашка, сахарница и на тарелочке — две сосиски!
Внезапная мысль озарила Борю.
— Ага! — сказал он.
Таисия Петровна любила иногда попить кофе на балконе среди цветов. Там он ей казался вкуснее.
Выпив чашечку, она вспомнила, что из-за сегодняшних переживаний и ловли мух она до сих пор еще не успела прочесть газету.
И она спустилась вниз, к ящику. Она любила читать газеты. Прежде всего она искала что-нибудь в защиту лесов и рек. Таисия Петровна очень сердилась, когда ломали деревья и лили в реки всякую гадость. И, когда находила хорошую статью, всегда писала письмо в редакцию, что согласна с автором, обличающим эти безобразия.
Вернувшись с газетой в комнату, она застыла на пороге: на ее балкон откуда-то сверху, медленно вращаясь, опускалась на веревке авоська. А в авоське вращалась маленькая черная собачка. Сверху высовывалась ее голова, а хвостик и лапы торчали сквозь петли.
Таисия Петровна безмолвно смотрела, как авоська с собакой опустилась на столик, опрокинула чашку и взвилась вверх. Потом снова опустилась — на этот раз на горячий кофейник. Собачка взвизгнула, авоська взлетела и снова начала опускаться.
— С чего бы я летала в авоське? — задумчиво сказала Таисия Петровна.
На этот раз авоська опустилась прямо на тарелку. И щенок, урча, вцепился в сосиску.
— Ах, окаянные! — воскликнула Таисия Петровна. Она давно знала своих милых соседей сверху. — Несчастная мученица! Ну, погодите у меня!
Она сбегала в прихожую и принесла единственную галошу Сергея Васильевича. Потом быстро вытащила Шарика из авоськи и сунула туда галошу.
— Вот вам сюрприз! — ехидно сказала она.
А Лева и Боря сидели на корточках, под окном, хихикая и радуясь своей выдумке. Боря держал конец веревки. Когда они точно попали Шариком на сосиску, они на всякий случай спрятались: у них были старые счеты с Таисией Петровной.
Они спорили о том, сколько времени нужно Шарику, чтобы съесть сосиску, и когда его можно тащить обратно.
— Я говорю — пора! — сказал Лева.
— А я говорю — не пора! — сказал Боря. Они посидели еще немного.
— Теперь пора, — сказал Боря и начал потихоньку тянуть веревку…
Они оцепенели от ужаса. Вместо Шарика в авоське лежала галоша! Та самая галоша, которая осталась в саду вместо собаки!
…Как и все события в их жизни, и это кончилось дракой. В результате у Бори появился под глазом такой же синяк, как у Левы, и братьев опять нельзя было различить.
16
Всё больше и больше хотелось Шершилиной провалиться сквозь землю или превратиться в Шарика.
Даже о балконе и террариуме она теперь вспоминала, как о чем-то приятном. Тогда, по крайней мере, она еще не обманула свою бригаду, не утащила чужое ведро, не обидела маленькую девочку, не потеряла чужую собачку…
Так горестно думала Лида, таща за руку безутешную Алису.
Голова ее гудела. Что делать с девочкой? Оставить дома одну без Шарика — невозможно! А ее мама вернется только в пять. А в шесть начнется школьный вечер… без писателя!
А в четыре надо быть у подворотни, хотя она охотнее встретилась бы с тигром, чем с Коробкиным.
Тут Алиса села на асфальт:
— Не пойду! Отдавай мне Шарика!
И тогда Шершилина, сама не понимая, что говорит, протянула ей галошу:
— Вот твой Шарик!
Алиса открыла рот и перестала плакать. А Шершилина вдохновенно сочиняла:
— Злой колдун Черномор заколдовал нашего Шарика и превратил его в эту галошу. Понимаешь?
— Почему? — пролепетала Алиса.
— А потому что… вот потому что… Шарик загнал на дерево его волшебную кошку!
— Он не загонял, — сказала Алиса.
— Загонял, загонял, только ты не видела.
Алиса схватила галошу и прижала ее к груди.
— Насовсем? — спросила она, готовясь зареветь.
— Нет, что ты! — сказала Лида. — Вот мы сейчас пойдем к Черномору, и я ему скажу такое слово, что он тут же перевернется!
— И я ему скажу такое, что он перевернется!
— Правильно! — сказала Лида, и они, взявшись за руки, пошли.
Остался еще один поворот. Вот уже зоомагазин. Еще несколько шагов…
«Наверно, он меня сейчас убьет, — подумала Шершилина. — Ну пускай, так мне и надо».
У подворотни стоял Коробкин.
— Это Черномор? — спросила Алиса.
Ничего странного не было в ее вопросе. Посмотрели бы вы на Коробкина сами! Перед ними стоял мокрый, измятый и грязный мальчишка, и за ухом у него почему-то висела водоросль.
