в силах с собой бороться; и пускай путь его предопределен звездами, человеческая плоть не в состоянии вынести таких тягот! Движимый внезапным порывом, он схватил одну из свечей длиной в ярд; держа ее в левой руке, а правой по-прежнему сжимая папирус, Нушаин вместе с Муздой и Ансаратом двинулся в обратный путь, надеясь при свете свечи отыскать дорогу в Уммаос.
Мумия их не преследовала. Однако смоляная свеча время от времени страшно вспыхивала, обнажая ужасы, которые раньше милосердно скрывала тьма. На бегу Нушаин видел человеческие кости, сваленные грудой вместе с костями каких-то отвратительных тварей, а также расколотые саркофаги, откуда торчали полуразложившиеся части тел, и это не были головы, руки или ноги. Склепы разделялись и ветвились, и Нушаину пришлось выбирать дорогу наугад, не зная, выведет ли она в Уммаос или заведет в нехоженые глубины.
Вскоре на пути им попался огромный скошенный череп какой-то дикой первобытной твари, что лежал на земле, уставив вверх глазницы; за черепом виднелся заплесневелый скелет, который полностью перегораживал проход. Ребра скелета упирались в сужающиеся стены, как будто неизвестная тварь заползла сюда и, застряв в проходе, сдохла во тьме. Белые пауки с головами демонов и размером с обезьяну заплели паутиной пустые арки костей; стоило беглецам приблизиться, и паучья масса зашевелилась, а когда она вздыбилась и хлынула на землю, скелет как будто заколыхался вместе с ней. Навстречу троице, теснясь и покрывая собой каждую косточку скелета, устремилась несметная армия пауков. Нушаин со спутниками был вынужден отступить и, бегом вернувшись к перекрестку, выбрать другой коридор.
Там его не преследовали демонические пауки, но вскоре путь преградила пропасть от стены до стены, до того широкая, что человеку не перепрыгнуть. Учуяв запах, исходивший из пропасти, собака Ансарат отпрянула, огласив пещеру безумным воем; подняв свечу, Нушаин различил далеко внизу, как по черной маслянистой жидкости пробежала рябь и в ее центре возникли и закачались над водой две кроваво-красные точки. Затем до него донеслось шипение, точно из громадного котла, подогреваемого колдовским пламенем; чернота словно вскипела, устремившись вверх с явным намерением выплеснуться наружу, а красные точки злобно пялились из мрака, будто горящие глаза…
Нушаину ничего не оставалось, как развернуться и бежать со всех ног обратно, и, добежав до перекрестка, он снова встретил мумию.
– Похоже, о Нушаин, ты не слишком-то доверяешь собственному гороскопу, – промолвил его проводник не без иронии. – Впрочем, даже плохой астролог порой верно читает небесные знаки. Так подчинись звездам, которые предсказали тебе это путешествие.
После этого Нушаин следовал за проводником безропотно. Вернувшись в склеп с саркофагом, мумия велела ему вставить в подсвечник украденную свечу. И дальше астролог пробирался сквозь зловоние дальних оссуариев только при фосфоресцирующем свете погребальных покровов. Наконец через пещеры, где во мраке забрезжил тусклый рассвет, они вышли под затянутые небеса на дикий берег моря, шумевшего в тумане и пенных брызгах. Отшатнувшись от света и резкого морского воздуха, мумия попятилась во тьму и промолвила:
– Здесь кончается моя власть, и я оставляю тебя ждать второго проводника.
С едким запахом морской соли в ноздрях, с развевающимися на ветру одеждой и волосами, Нушаин услышал металлический лязг и увидел, как закрылась ржавая бронзовая дверь в пещеру. Пляж с обеих сторон окружали крутые скалы, так что ждать пришлось волей-неволей; вскоре прилив расступился, и астролог увидел сине-зеленого водяного с наполовину человечьей, а наполовину обезьяньей головой; позади водяного плыла маленькая барка, которой никто не правил. Тут Нушаин вспомнил иероглифы, изображавшие морское существо и лодку, и, развернув папирус, с удивлением увидел, что оба рисунка исчезли. Теперь он не сомневался, что они, подобно мумии, прошествовали через все зодиакальные созвездия прямиком к тому, что управляло его судьбой, а там воплотились в телесном облике. Но теперь напротив Большого Пса виднелся иероглиф, изображавший огненную саламандру.
Водяной комичными жестами подозвал Нушаина, широко ухмыляясь и показывая белоснежные и зазубренные акульи зубы. Астролог, повинуясь этим знакам, забрался в лодку, а верные Музда и Ансарат последовали за ним. Водяной бросился в бурлящий прибой и поплыл, а барка сама, словно по волшебству управляемая рулем и веслами, развернулась и, ловко борясь с ветром и волнами, вышла в мрачное безымянное море.
Едва различимый среди морской пены и тумана водяной уверенно плыл впереди. Очевидно, законы времени и пространства утратили над путешественниками власть; Нушаин, словно перестав быть смертным существом, не испытывал ни жажды, ни голода. Зато душа его дрейфовала по морям сомнений и отчуждения; и туманный морской хаос пугал его не меньше зловонного сумрака пещер. Время от времени он пытался расспросить морское создание о цели их плавания, но ответа не дождался. Ветра, дующие с неведомых берегов, перешептывались с волнами, стремящимися к неведомым заливам, и в шепоте этом слышался благоговейный ужас.
Нушаин ломал голову над тайной своего путешествия, и его посетила мысль, что, пройдя через смертную долину, он пересекает серый лимб несотворенных вещей; о третьем отрезке путешествия думать не хотелось, да и рассуждать о его цели астролог не осмеливался.
Внезапно туман рассеялся, и сверху водопадом обрушились солнечные лучи. Совсем рядом, с подветренной стороны, возвышался высокий остров с зелеными деревьями и легкими куполами в форме раковин, а его цветущие сады парили в ослепительном свете полудня. Там прибой с сонным журчанием замирал на низком травянистом береге, не знавшем гнева штормов, а над водой нависали виноградные лозы и ветви в цвету. Казалось, остров источает чары забвения и дремоты, и тот, кто высадится на нем, будет жить там, ничего не страшась, словно в ярких солнечных снах. Нушаина охватила тоска по зеленому тенистому приюту; он не хотел больше плыть в пустоте окутанного туманом моря. Среди этого ужаса и тоски он совершенно забыл о судьбе, предначертанной ему звездами.
Барка плыла вдоль острова, не отклоняясь от курса, однако все ближе к берегу; Нушаин увидел, что прибрежные воды чисты и неглубоки и высокий человек легко дойдет до пляжа вброд. Он выпрыгнул из лодки, подняв над головой папирус, и побрел к берегу; Музда и Ансарат последовали за ним и поплыли бок о бок.
Длинное одеяние намокло и несколько мешало идти, но астролог надеялся благополучно добраться до манящего острова; к тому же водяной, кажется, не намеревался ему мешать. Сначала вода доходила Нушаину почти до подмышек, потом до пояса, и вот она уже плещется в складках мантии у колен, а виноградные лозы и цветочные ветви склоняются над астрологом, наполняя воздух дивным благоуханием.
Всего в шаге от зачарованного пляжа астролог услышал громкое шипение и увидел, что виноградные лозы,
