чердак и за небольшую плату получали гороскопы, которые Нушаин составлял с великим тщанием, то и дело обращаясь к потрепанным книгам по астрологии.
Когда, что случалось нередко, после изучения потрепанных книг он все еще пребывал в недоумении относительно того, как следует трактовать то или иное небесное сближение или противостояние, Нушаин советовался с Ансаратом, извлекая глубокие прозрения из хаотичных движений облезлого собачьего хвоста или того, как пес ловил блох. Некоторые из таких предсказаний сбывались, что сильно поднимало авторитет астролога в глазах местных жителей. Люди, прослышав о его славе прорицателя, стали захаживать чаще; к тому же в Ксилаке были разрешены любые виды колдовства и ворожбы, и никто не преследовал его по закону.
Казалось, что впервые в жизни благоприятные звезды его судьбы сошлись, вытеснив недоброжелательные планеты. За привалившую удачу и монеты, что сыпались в его кошелек, Нушаин благодарил Вергаму, которого на всем континенте Зотика почитали как самого могущественного и таинственного из духов, что правил на небесах и на земле.
Однажды летней ночью, когда звезды, словно огненные песчинки, густо усеивали черно-лазурный небесный свод, Нушаин поднялся на крышу. Как часто случалось, он взял с собой негра Музду, чей единственный глаз обладал удивительной зоркостью и порой сильно выручал близорукого астролога. При помощи хорошо продуманной системы знаков и жестов немой сообщал Нушаину о своих наблюдениях.
В ту ночь созвездие Большого Пса, под которым родился Нушаин, было в асценденте на востоке. Астролог разглядывал его подслеповатыми глазами, и вдруг что-то в конфигурации созвездия его насторожило. Однако что именно было не так, он долго не понимал, пока изрядно взволнованный Музда не привлек его внимание к трем новым звездам второй величины, появившимся в непосредственной близости от задних лап небесного Пса. Эти удивительные карликовые новые, которые Нушаин различал только в виде красноватых пятен, образовывали небольшой равносторонний треугольник. Нушаин и Музда могли поклясться, что в предыдущие вечера их на небе не наблюдалось.
– Клянусь Вергамой, удивительные творятся дела! – воскликнул ошеломленный астролог.
Не сходя с места, он принялся вычислять, как повлияют эти новшества на будущие прогнозы, прекрасно понимая, что, согласно закону астральных эманаций, новые звезды самым кардинальным образом изменят его собственную судьбу, которая во многом управлялась созвездием Большого Пса.
Впрочем, не сверившись с книгами и таблицами, Нушаин не мог определить, каковы будут эти изменения, хотя сознавал, что от них зависят его будущее благополучие или злосчастие. Оставив Музду наблюдать за небом в поисках новых чудес, он немедленно спустился на чердак. Там, сопоставив мнения астрологов старых времен о могуществе новых, он занялся составлением собственного гороскопа. В великом волнении трудился он всю ночь и не закончил чертить, пока не забрезжил рассвет, смешав мертвенную серость с желтоватым светом свечей.
Переменам в небесах существовало единственное толкование. Треугольник в Большом Псе неоспоримо свидетельствовал, что вскоре Нушаину предстоит отправиться в путешествие, которого он не планировал, через по меньшей мере три стихии. Музда и Ансарат будут его сопровождать; три проводника, по очереди и каждый в свой срок, приведут астролога к намеченной цели. Ничто, однако, не предсказывало, благоприятным или погибельным окажется путешествие, и его начало, цель и направление также оставались тайной.
Странное и двусмысленное предсказание сильно встревожило астролога. Перспектива неминуемого отъезда не радовала, ибо ему не хотелось покидать Уммаос, где он успел завоевать уважение доверчивых граждан, а множество условий и неясный исход путешествия пробуждали сильные опасения. Все это наводило астролога на мысль о тайном вмешательстве грозных сил; к тому же обычное путешествие не потребовало бы тройного руководства и преодоления трех стихий.
В последующие ночи они с Муздой наблюдали, как таинственные новые уходят на запад, удаляясь от пылающего Пса. Нушаин ломал голову над своими таблицами и томами, надеясь найти в собственном прочтении ошибку, но неизменно возвращался к единственной интерпретации.
Время шло, и астролога все больше тревожила мысль о нежеланном и таинственном путешествии, которое ему суждено совершить. В кои-то веки он процветал, и казалось, что нет никакой разумной причины покидать Уммаос. Он словно ждал тайного и зловещего приглашения, не подозревая, в какой час и откуда оно поступит. С тревогой и страхом всматривался астролог в лица желающих получить гороскоп – он опасался, что первый из трех проводников может явиться без предупреждения и остаться неузнанным.
Бессловесные создания, негр Музда и собака Ансарат, подспудно ощущали странное беспокойство, охватившее их хозяина, и разделяли его чувства: негр – демонически гримасничая, пес – забиваясь под стол или бегая взад-вперед с поджатым плешивым хвостом. Подобное поведение домочадцев, в свою очередь, усиливало беспокойство Нушаина, который считал его дурным предзнаменованием.
Однажды вечером Нушаин в пятидесятый раз перечитывал свой гороскоп, который нарисовал цветными чернилами на листе папируса, и был поражен, когда на чистом нижнем поле увидел любопытный иероглиф, который явно нацарапал не он. Темно-коричневый иероглиф изображал мумию, чьи ножные покровы были ослаблены, а ступни расставлены так, словно мумия собиралась сделать шаг. Иероглиф был обращен к той четверти таблицы, где располагался Большой Пес, который в Зотике считали зодиакальным созвездием.
Нушаин разглядывал иероглиф, и удивление уступило место страху, ибо астролог был уверен, что накануне вечером поля папируса были чисты. В течение дня астролог не покидал чердака, а Музда не осмелился бы прикоснуться к таблице, да и писать негр не умел. К тому же у Нушаина не было чернил того тусклого коричневого цвета, которым был написан иероглиф, выделявшийся печальной загогулиной на белом папирусе.
Столкнувшись со зловещим и необъяснимым явлением, Нушаин встревожился. Не подлежало сомнению, что не человеческая рука начертала иероглиф в виде мумии, точно знак чуждой планеты, которая собиралась вторгнуться в его гороскоп. Как и в случае с появлением трех новых, речь, несомненно, шла о потустороннем вмешательстве. Тщетно много часов подряд пытался астролог разгадать тайну – ни в одной из книг он не нашел ничего, что могло бы его направить, ибо подобные события не имели прецедента в астрологии.
Весь следующий день астролог трудился над составлением небесных карт жителей Уммаоса. Завершив свои, по обыкновению, тщательные и кропотливые вычисления, он снова развернул папирус, и руки его дрожали. Паника охватила Нушаина, когда он увидел, что коричневый иероглиф переместился с поля папируса в одно из нижних созвездий, однако по-прежнему был обращен в сторону находящегося в асценденте Большого Пса.
С любопытством и благоговейным трепетом наблюдал астролог за роковым, но неотвратимым предзнаменованием. Ни разу в часы размышлений над папирусом он не замечал в нем никаких изменений, однако каждый вечер, когда разворачивал папирус, мумия, поднимаясь от одного созвездия к
