Может он приснился? Да, это был сон. Кошмар, но с хорошим концом. Не иначе».
Ангелина взяла визитку, сунула в сумочку, и медленно поплелась к выходу. Она шла домой, туда, где её никто не ждал. Где вечная бытовуха, серость и мрак.
Она шла по давно знакомым местам. По дороге, которой ходила много лет. Изгибы которой знала, как свои пять пальцев. Сначала попадаются маленькие частные домики, старые, неухоженные, подворье которых ограждено деревянным, покосившимся частоколом. Вот у этого дома, с синей крышей, обязательно залает собака, охраняя свою территорию от проходящих мимо. Ещё немного пройти и будет слышен шум машин, значит уже близко федеральная трасса. Перебежишь через пешеходный переход, где вечно неработающий светофор мигает, как сумасшедший, — и ты на своём, родном районе. Одинокий фонарь, стоящий на бетонной ножке, мерцающий тусклым светом, будто подмигивает и зазывает домой. К подошве обуви прилипает грязь, смешанная с коричневыми, засохшими листьями. Хочется найти сухой асфальт, чтобы чуть её почистить, иначе невозможно идти дальше. Голые, без единого листочка, уснувшие до весны деревья, тоже не прибавляют яркости в этот скучный осенний день. И вот они, — дома, дома, дома.
Одинаковые, будто сделанные для плохого пластилинового мультфильма, одним и тем же мультипликатором. Серые, тусклые, абсолютно однотипные панельные пятиэтажки гнездились беспорядочно. Штукатурка облупилась на многих из них, что выдавало давно не видавший капитальный ремонт этих строений. Облезлые ступеньки подъездов, к тому же заплеванные шелухой от семечек и обкиданные бычками сигарет, были частенько заняты сидящими на скамейках старушками. Они промывали косточки всем соседям, что было излюбленным занятием на протяжении всего пенсионного возраста местных жителей. Не поздороваться с бабушками означало страшный грех, после которого тебя предадут анафеме.
— Здрасьте! — по инерции крикнула Ангелина.
— Здрасьте, — сквозь зубы процедили сидящие на скамейках бабуси.
— Как там твоя мама? — спросила одна из неравнодушных, очень любопытная женщина лет шестидесяти пяти. Звали её Зинаида Фёдоровна.
— Всё хорошо, не волнуйтесь! — ответила Ангелина, стараясь побыстрее забежать в подъезд и закрыть за собой дверь, чтобы избежать дальнейшего подробного разговора.
Быстро поднявшись по ступенькам на второй этаж, по инерции вытащила из кармана ключ и, вставив в дверную скважину замка, повернула. Щелчок — и вот ты дома.
— Где ты шляешься, за матерью нужно убрать?! — грубо проорал, прямо с порога мужик с обросшей бородой в затасканном пиджаке и джинсах с отвисшими коленками. На вид ему около пятидесяти — шестидесяти, весь неухоженный и вонючий, от бомжа не отличить. Только рыжая борода могла доказать, что с этим человеком у нашей героини есть генетическая связь. Ни поведение, ни лексикон, ни его внешний вид не ассоциировались с Ангелиной никак. Читатель может подумать, что это её никчёмный отец. Но нет, это её родной брат, который старше на десять лет, то есть ему всего тридцать пять.
Почему, живя в одинаковых условиях, имея одних и тех же родителей, так можно отличаться друг от друга?
Ангелина была очень чистоплотной, даже слишком. Её перфекционизм сказывался на всём, что её окружало. Постоянная уборка, готовка, стирка вручную могла бы иссушить её нежные ручки, маленькие, с тонкими длинными пальцами художника или пианиста. Она и была по сути художником, но об этом мы узнаем позднее. Девушка всегда ухаживала за собой, смазывалась маслами, кремами, благоухая, как нежный цветок полураспустившейся розы.
— Что ты вылупилась, иди убирай уже! — прокричал брат.
— А ты, что, совсем безрукий? Сам хоть раз бы убрал, — ответила грустно Ангелина.
— Я это делать не собираюсь, ты дочь, ты женщина, ты и делай.
— Хо-ро-шо.
При входе в маленькую комнатку с убогой обстановкой, в глаза бросаются яркие жёлтые шторы, на фоне которых выделяются только два предмета — старый коричневый сервант и односпальная кровать, покрытая пушистым, цвета пожухлой травы, покрывалом.
На кровати лежала старушка. Маленькая, сухонькая, сморщенная, с короткими, густыми, полностью седыми волосами. Это была мама Ангелины, парализованная после двойного инсульта и потерявшая частично память. Болезнь никого не делает краше. И некогда красивая женщина за годы лежания в постели превратилась в старуху. Так бывает, это горькая правда жизни.
Ангелина тихонько подошла к кровати и посмотрела с грустью на лежащую маму.
«Как мне больно смотреть на тебя, мамочка. Я так скучаю по твоим добрым рукам, по советам, что ты мне давала. Мне так плохо без тебя жить. Скольких врачей я обегала, сколько я пролила слёз, сколько молитв всем богам было произнесено в отчаянии. Господи, я так хотела, чтобы ты выздоровела! Я так об этом мечтала. Особенно больно слышать, когда ты меня не узнаёшь и называешь другим именем. С этим я никак не могу смириться. Я хочу, чтобы у меня была мама. Я хочу слышать слова поддержки, хочу чувствовать твою любовь».
Ангелина молча поменяла памперс, аккуратно повернула на бок, постелив свежую простыню. Ловким, выученным движением положила маму на спину, укрыла одеялом, затем покрывалом.
— Сейчас будем кушать, мамуль. Ты хочешь есть? — спросила ласковым тоном Ангелина.
— Нет.
— Поесть нужно, иначе никогда не встанешь.
— Я итак не встану больше никогда.
— Пойду принесу овсяную кашу с бананом.
В ответ Ангелина услышала лишь мычание.
«Как всегда, ещё уговорить надо поесть. Вот придёт Зинаида Фёдоровна и скажет, что я тебя не кормлю и виновата только я, что довела до такой худобы свою мать. И что я, вообще, плохая дочь, и должна ни на минуту мать свою не оставлять, мало ли что. А я ещё куда-то хожу, небось за женихами бегаю. А что Игорёк ничего не делает и не ухаживает, это нормально. Он же мужик. Ему всё сходит с рук. Да и вообще, он же тоже инвалид по зрению, значит твоя забота и за ним смотреть. Я бы дала ему инвалидность по мозгам за такое поведение по жизни. Боже, как я от всех устала, и физически, и морально.
Ладно, пойду готовить кушать, кто же, кроме меня это сделает». Не успела Ангелина зайти на кухню, как услышала привычные, надоедливые слова:
— А что у нас есть пожрать? — вопрошал Игорь. Ему вторили мяукавшие пронзительно три кота. Самые любимые и дорогие существа, смотрящие умными глазками и просившие покушать. С ними Ангелина отдыхала, с ними она «жила». «Обнимешь, погладишь пушистика, и слышишь вибрируещее мурлыканье в ответ. Им можно рассказать обо всём и пожаловаться на жизнь. Они точно не предадут и не пойдут разводить сплетни. Самый старший — рыжий Амур. Так назвала его, думая, что привлечёт любовь в мою жизнь. Привлёк, но не того, кого нужно. Влюблённых придурков мне хватало всегда. А вот любящих по-настоящему, никогда и не было.
Второй — чёрный, с серебристым отливом и белой грудкой с белыми же сапожками, — флегматичный Бакс. Его назвала так, чтобы деньги приносил в дом, а именно баксы. Так сложилось, что за свою жизнь я в глаза такие купюры не видела.
Третьего, самого пушистого серого котёнка, с такой милой мордочкой, что его толстенькие щёчки хочется целовать, а глаза полны любви и преданности, назвала Бася, просто Басичка. Потому что, когда он был маленький, то был очень похож на девочку, и имя дала девчачье — Буся. Так и повелось звать Бусинку Басей, после того, как со временем обнаружилось выросшее под хвостом достоинство, указывавшее на принадлежность к мужскому полу.
И как я их оставлю? Вот котики точно беззащитные существа, не справятся без меня, не выживут просто. Кому они нужны, эти нежные души, любящие так непосредственно и бескорыстно свою хозяйку? — никому.
Вот я глупая, как могла я не подумать о них, стоя на мосту?! Слава богу, всё позади. Я вас не брошу никогда, мои кото-зайцы». Ангелина села на корточки, потрёпывая ласково своих котодетей, поглаживая нежно их бархатную шёрстку.
Накормив всех своих питомцев, и не только, Ангелина решила побыть одна в своей комнате, благо, такая имелась. Закрылась на защёлку и откинулась на диван, уставшая, но с чувством непонятного волнения. Такого ещё с ней не было. Чувство, что что-то важное должно произойти в её жизни. Что-то, что изменит её жизнь навсегда. Предчувствие больших перемен. Связано ли оно с предыдущими событиями? Возможно — да, возможно — нет. Она знала одно, что образ мужчины, спасшего её, она не забудет никогда. Его невозможно забыть, потому что он герой. Или просто он так хорош собой?
