Я ее очень любила.
— Почему вы все время говорите в прошедшем времени? — продолжал допытываться Савушкин.
— Вы какие-то странные люди! — возмутилась Шпонка. — Придираетесь к словам, вместо того чтобы немедленно броситься на поиски.
— Бросимся, только покажите, в какую сторону, — мрачно отреагировал Савушкин. — Но ведь вы не знаете ни ее знакомых, ни даже родственников — полагаю так, по линии мужа?
— Да, по линии моего покойного мужа. Они все отвернулись от меня после того, как Олег семь лет назад умер от инфаркта.
— Мы, конечно, найдем и опросим всех ее родственников и знакомых, — уже другим тоном продолжил Савушкин. — Да, и принесите нам ее школьный альбом.
— Хорошо, если найду…
— И запишите, пожалуйста, номер ее мобильного телефона в заявлении.
Шпонка торопливо написала заявление, протянула Савушкину.
Никита в свою очередь дал посетительнице квадратный листок.
— Если что-нибудь вспомните, позвоните по этим телефонам.
— А если Маша найдется, не забудьте сообщить, — добавил Кошкин.
Савушкин бегло прочитал заявление.
— Значит, так, Мария Олеговна Лихолетова. 19 лет. У вас разные фамилии. Дочь неродная? — резко спросил Савушкин.
— Ну, как же, неродная? — возмущенно воскликнула Шпонка. — Когда умер Олег, я заменила ей мать. Какие же вы черствые люди!
— Работа у нас грубая, так что извиняйте, — холодно заметил Савушкин. — Общаемся с убийцами, насильниками, живодерами. Специфический контингент.
— Вы найдете ее? — Голос женщины дрогнул.
— Будем искать, только принесите хоть какую-нибудь ее фотографию, — сказал Савушкин.
Шпонка спохватилась.
— Ой, в самом деле… Сейчас принесу…
Женщина тихо вышла.
— Что-то ты сегодня, Никита Алексеевич, не просто черствый, а вообще как рашпиль, — заметил Кошкин.
— Изя Рашпиль, которого на заре лейтенантской юности я посадил за кражу скрипки из школьного оркестра, был, кстати, милейшим юношей, — заметил Савушкин. — А вот эта мадам, поверь мне, терпит падчерицу лишь потому, что она обладает правами на квартиру, в которой они живут… Давай зови Андрюху, сейчас раскидаем, кому чего отрабатывать. Чует мое сердце, здесь не все ладно.
Заглянул в кабинет самый юный и разбитной из оперативников — Андрюха Ряхин.
Савушкин показал на диван:
— Падай.
Андрей уселся, положил блокнот на колени. Савушкин покосился на блокнот.
— Фабулу Серега тебе расскажет. Значит, пойдешь в школу, где она училась, там найдешь адреса ее одноклассников. Девятнадцать лет девчонке, связи с одноклассниками еще поддерживает. И по списку — всех опроси… Ты, Серега, пойдешь к соседям, аккуратно выясни, как они там — жили не тужили… Ссорились, нет, имеется ли кавалер у мадам? У старушек на лавочке поспрашивай… В наше гнусное время не только прав на квартиру лишают, но и права на существование. И всех их, убиенных, везут из Москвы закапывать к нам в область. А у нас их раскапывают, и мы получаем глухие «висяки» нераскрытых убийств. Несправедливо…
Кошкин сурово констатировал:
— Зажрались эти москвичи.
— Это мы — обожрались их трупами, — уточнил Ряхин.
— Что-то по тебе не видно, — продолжил тему Кошкин.
— Ну, все, ребята, за дело! — прервал треп Савушкин.
Опера ушли. Савушкин в задумчивости потер нос. Он давно заметил за собой, что после этих манипуляций его как бы осеняет и в голову приходят неожиданные идеи. Никита решительно набрал номер телефона.
— Здравствуйте, это Анастасия Иванова? — серьезно вопросил он. — Это из милиции. Майор Савушкин. Что вы делаете сегодня вечером?
— Привет, Никита, — отозвалась из трубки Настя. — Что ты сегодня такой официальный?
— Хочу неофициально пригласить тебя на тихий ужин в преддверии запутанной истории, которая, похоже, свалилась на мою шею.
— Сегодня? Ну, никак не могу, Никита. Я ответственная по номеру.
— Обещаю эксклюзив.
Настя вздохнула.
— Согласна, но завтра.
— Есть еще одна эксклюзивная информация для моей журналисточки.
— Ну, говори, — поторопила Настя.
— Я тебя люблю…
— Никита, извини, мне тут полосы притащили. Созвонимся…
Настя отключилась первой.
2‐е число. Дело было днем
Оперуполномоченный Андрей Ряхин, или, как его звали в УВД женщины, «уполномоченно озабоченный Андрюша», шел в школу, в ту самую, которую сам заканчивал лет семь или уже восемь назад. Он показал удостоверение безликому охраннику, в котором едва узнал выпускника какого-то… года, прошел в кабинет директора.
— Разрешите, Клавдия Порфирьевна? Здравствуйте, я из уголовного розыска. Андрей Ряхин.
Директор вскинула брови, усмехнулась.
— Вижу, что Ряхин. С этого бы и начинал, товарищ выпускник… Из уголовного розыска. Ну, что там случилось, Андрей? Что-то натворили наши дети?
— Нет, ситуация другая, Клавдия Порфирьевна. Пропала ваша выпускница Маша Лихолетова.
— Ну, а мы чем помочь можем? — недоуменно спросила директриса.
— Дело в том, что мачеха, которая ее воспитывала, абсолютно не знает, кто ее друзья, знакомые, одноклассники.
Клавдия Порфирьевна задумалась.
— Да, помню эту девочку. У нее родители рано умерли. Сложный характер… Но очень способная.
Директор повернулась к компьютеру, открыла файл с адресами и телефонами учеников, распечатала на принтере.
— Вот, пожалуйста. Но под вашу личную ответственность, товарищ оперативник.
— Да, конечно… Скажите, а с кем из преподавателей я смог бы побеседовать? Но не сегодня…
— Пожалуй, с классным руководителем — Ларионовой Светланой Васильевной.
— Тогда вы ее предупредите? Приду я или мой коллега.
— Хорошо… Но только обязательно позвони, когда Маша найдется.
— Конечно, Клавдия Порфирьевна.
Все то же 2‐е число; и вечер, однако
Кошкин, лениво оглядевшись для приличия, вошел в подъезд. В этом типовом доме и проживала пропавшая девушка Маша. Сергей достал блокнот и стал вполголоса читать выписку из домовой книги: фамилии жильцов и номера их квартир.
— Квартира № 33 — Кухаркин Роман Евгеньевич. Квартира № 34, проживают Шпонка Варвара Борисовна, Лихолетова Мария Олеговна. Мария, Маша, Машенька… Заглянем-ка к товарищу Кухаркину.
Кошкин коротко нажал на звонок. Дверь слепая, «глазка» нет. В напряженной тишине послышался скрип половицы. Кошкин еще раз даванул на электрическую «пуговку». Стало еще тише. И тогда Кошкин по наитию постучал «условным» стуком: тук-тук… тук-тук-тук. И чудо свершилось: дверь тут же распахнулась. На пороге стоял, щурясь, сосед Маши, Роман Евгеньевич — небритый мужчина лет сорока пяти, в клетчатых шортах до колен и темном свитере под горло.
— Ты кто? — подозрительно спросил Роман.
— Свои… — небрежно ответил Кошкин.
— Ну, заходи. Чего-то не припомню тебя.
— Серега я…
— А-а, без очков не узнал. Принес чего-нибудь? А то у меня как в боулинге.
— Это как?
— Шаром покати, — пояснил Роман.
— Так я схожу сейчас.
— Может, и бутылки заодно сдашь? — спросил Роман.
Кошкин отмахнулся от такой перспективы:
— Да у меня хватит…
Ромка тихо прикрыл дверь. Кошкин вздохнул:
— Уцелевший образчик социалистической общности…
В стандартной кухне Ромки Кухаркина имелась видимость холостяцкого уюта: чисто, красиво, никакой грязи. Даже цветочки на подоконнике… Интеллектуальные пристрастия хозяина выдавали лежавшие горкой на полке видеокассеты с надписью на корешках: «Криминальные истории».
