Она лучилась в глазах подобно северному сиянию и проступала на татуированной коже, точно пустивший корни загар.
– На самом деле я хотел обсудить кое-что, – признался Флойд, когда они выруливали из бухты.
– Знаю, – сказал Майло.
Сразу за волнорезом Лаудермилк подхватил и опустил вал, из тех, что сулят хороший серфинг. Оставалось рассчитывать, что Флойд быстро выговорится.
Терпение, напомнил его боа. И снисхождение.
Кивнув, Майло сложил мудру большим и указательным пальцами, открыл на полную дроссельную заслонку и лег на курс.
* * *
Флойд Гамертсфелдер оказался не из болтливых.
Расчет Майло, что суть таинственной проблемы разъяснится, пока они не отплыли слишком далеко, не оправдался. Объявив о желании поговорить, Флойд нахохлился и уныло разглядывал горизонт.
Что ж, неудивительно. Все требует времени. Люди пытаются решить глубоко личные головоломки, и чтобы открыться, нужно сперва покачаться на волнах. Заглянуть в бездонные глаза океана и услышать его хриплый просоленный голос.
Практически всегда Майло возил клиентов в одно и то же место. В часе пути, неразличимое с берега, о котором знал только он. На тридцатиметровой глубине он бросал якорь прямо на обломки давно затонувшей субмарины, искусственного рифа, где собиралась любая обитавшая в заливе живность.
– Здесь и мертвецу посчастливится с уловом, – говорил Майло клиентам.
Уже часа два они болтались над субмариной, вытаскивая бонито и солнечников.
Флойд распатронил прихваченную сумку-холодильник и достал каждому по пиву.
– Ты был женат, Майло? – спросил Флойд.
Значит, дела семейные. Восемьдесят процентов его второго заработка.
– Угу, – пробурчал Майло. (Девять тысяч шестьсот сорок девять раз.)
– Да, – сказал Флойд, – так вот, жена со мной не очень ласкова.
Майло сочувственно хмыкнул.
– Не изменяет, нет. Дело в другом. Как ни глупо звучит, ей даже в голову не приходит разок меня ублажить, пусть такой малостью, как вынести стакан лимонада, пока я подстригаю газон. Может, я старый зануда? Как там говорится про маленькие семейные радости? Мне их испытать не довелось.
Флойд запнулся. Майло не перебивал. Только потянулся закрыть заслонку, чтобы не тарахтел движок.
– Может, я с ней не ласков? – продолжал Флойд. – Черта с два! Мы вроде как хозяйничаем на пару, и не реже раза в неделю я все делаю за нее. Скажем, обед дома готовит она. А на прошлой неделе я взял и сделал спагетти, сюрприз, значит. Она и ухом не повела. Ух ты, гляди! Клюет!
Изрядный желтохвост схватил наживку Флойда, и пришлось возиться с ним с четверть часа.
Ветер понемногу крепчал. Внизу, между ржавых ребер старой субмарины, тысячи рыб наблюдали за изменчивой тенью Дженни Энн Лаудермилк, скользящей по морскому дну. А вдалеке, пока в миле отсюда, акула, которой выпало съесть Майло, преследовала косяк макрели вдоль океанского свала.
– А с другими жена полюбезнее? – спросил Майло.
– Не сказал бы, – ответил Флойд.
– В чем же, по-твоему, дело?
Выдохнув, Флойд признался:
– По-моему, она просто стерва. Всех вокруг ненавидит.
– Отчего тогда не развестись? – спросил Майло.
Флойд размышлял добрых пять минут.
– Я привык все взвешивать, – наконец сказал он. – Вот и подумал, может, повременить. Семья – дело серьезное. И может… – тут он в первый раз заглянул Майло в глаза, – может, на самом деле, вновь постараться изменить все к лучшему. В нашей семье не растили шалопаев.
Майло тем временем что-то высматривал в море.
– Минутку, – попросил он, забросил приманку ооочень далеко, проследил всплеск и отсчитал до четырех. Резкий рывок, борьба, треск фрикциона – и громадная свирепая барракуда забилась в катере прямо у ног Флойда.
– Господи! – взвизгнул Флойд. – Ты спятил??
Барракуда извивалась (сплошь челюсти и острые клыки-кинжалы), разом исполосовала подвернувшийся резиновый шланг.
Флойд отчаянно заметался по катеру.
– Будь мужиком, – посоветовал Майло.
Барракуда подпрыгнула, клацнув пастью у самых рук Флойда.
– Пусть бесится, – продолжал Майло. – Ты же не старый зануда.
Барракуда разделалась с пустой пивной банкой и нацелилась на Флойдову лодыжку.
Как и многие, продавец ковров проявлял отвагу в безнадежной ситуации. Он собрался с духом, наступил на рыбу, наклонился, крепко сжал ее двумя руками посредине и, не то крякнув, не то всхлипнув, швырнул за борт.
И остался дрожать и определяться, хватит ли смелости повторно обложить Майло.
– Проблема с барракудой не в том, что ты должен все взвесить, – сказал Майло. – Проблема в том, что это барракуда. И когда не хочешь быть с ней в одной лодке, кому-то приходится уйти.
Вот потому Майло и слыл непревзойденным мудрецом. Научить можно только наглядным примером, и никак иначе – в этом он оставался неизменным.
Флойд сел в рыболовное кресло. Через минуту он подал голос:
– Да.
Произнес это очень печально, но уверенно. Майло надавил на газ и рванул домой, надеясь захватить остаток вечера. Вот умри он теперь, какой был бы достойный и романтический финал. Но ведь нет. Не все еще было решено.
Он решил надраться у Бобо.
Визитной карточкой заведения было наряженное в спасжилет чучело оскалившегося бабуина, который, присев на корточки, сжимал свой горделиво выпирающий прибор. Каждую ночь после смены бармен забирал Бобо домой, иначе ребятишки непременно его бы стащили.
Уже примерно год Майло встречался с барменшей, работавшей там по выходным: сорокапятилетней бывшей футболисткой по имени Таня. Бар закрывался, он помогал расставить стулья, и они отправлялись в ее бунгало (с Бобо на заднем сиденье пикапа), где распивали бутылочку и занимались любовью.
За открытым окном бунгало волны с шипением накатывались на берег. Внезапно одна волна ударила, как большой барабан в полом стволе дерева: буум.
Голос прибоя.
– Идем, посерфингуем, – сказал Майло.
Она почти решилась, даже привстала. Но, увидев одним глазом лунный свет снаружи, а другим теплый домашний свет свечи, откинулась на подушку.
– Я, пожалуй, еще выпью и посплю.
– Вернусь и разбужу тебя, – сказал он, наклоняясь для поцелуя.
– С ума сошел? – возмутилась она. – Дай поспать. Мне с утра на работу.
– Ладно.
Ну разве не глупо? Последний человеческий разговор в жизни Майло.
Он быстро преодолел пенное мелководье, поднатужившись, проплыл по лунной дорожке через водяные гребни и скользнул к глубине, где перекатывались длинные, еще пологие валы.
Эти моменты он любил больше всего. Устроившись на доске, выжидать. Высматривать пламя свечи в окошке бунгало. Гадать, о чем она сейчас думает. Или чем занят Бэрт, дожидаясь его дома. Спит? Выслеживает по берегу Бог знает какую дичь?
Так было и теперь, за минуты до появления акулы. Чудесные минуты.
Даже удалось немного помедитировать. Он ощутил единство с луной, на миг отключился от реальности. Ночь, бриз и…
Акула атаковала.
Точно ракета, она вылетела из воды с доской для серфинга в раскрытой пасти. Майло показалось, будто в него врезался автобус. Внезапно, с дикой силой, а ты едва успеваешь сообразить – происходит что-то ужасное, но еще не знаешь, что.
А потом понимаешь, и приходит страх.
Для мудреца и старейшего жителя планеты быть съеденным акулой по ощущениям ровно так же, как для продавца обуви или трубкозуба. Он осознавал происходящее с поразительной ясностью, точно время остановилось, и он вопил и визжал, как любой бы на его месте, а что было с ним в последние несколько часов, уже ничего не значило.
Полная лажа. Вот так свыкнешься с мыслью, что встретишь смерть, как исследователь, в золотистой вспышке мирного единения, а на деле тебя пережевывают, как кусок ветчины.
Его последними словами были:
– Нет! Блин! Нет!
А дальше жуткое ощущение того, как ты разрываешься на части. Голос в его голове стал утихать, свет меркнуть.
Пока чернота не укрыла его целиком, Майло успел подумать, что Бэрт сможет найти нового друга, который будет заботлив и ласков. Хорошая, добрая и мудрая мысль, и тут же стремительная космическая ночь втянула его, как…
Махнув хвостом, акула ушла на глубину, оставив позади облако кровавой мути и куски доски для серфинга.
Она не задержалась, чтобы получше распробовать еду или для церемониальных почестей. Голод по-прежнему терзал ее, и она искала новую добычу.
Часть акульего мозга исследовала океан, звуки и биения глубин.
Другую часть наполняли удовлетворение от хорошей, теплой еды, мудрой и древней, и воспоминания о бытности морским окунем, макрелью, устрицей, китом, собакой, котом и Клубничной Королевой.
Глава 2. Сомнительное удовольствие катапультирования в вену
Умирать было делом привычным.
Майло проделывал это примерно десять тысяч раз.