II
Сильвен пришел в ярость от такого неповиновения. Он схватил собаку за ошейник, грубо отдернул ее назад, едва не задушив, и с такой силой отбросил в сторону, что несчастное животное скатилось в глубокий ров, где и осталось лежать неподвижное и дрожащее. После этого он стал внимательно прислушиваться, надеясь снова уловить долетевший до них звук. Но больше ничего не было слышно… Всей троицей стало овладевать смутное беспокойство.
– Все это как-то неестественно, — первым заговорил Сильвен.
– О да! Весьма неестественно, — подтвердила Колетт.
– Жак Ландри, — продолжал Сильвен, — всегда на ногах с раннего утра, зимой и летом, это всем известно… Часто, проходя мимо парка еще до рассвета, я слышал, как он, старый моряк, посвистывает и разговаривает сам с собой, осматривая со всех сторон ограду…
– Мариетта тоже не ленива, — прервала его Колетт, — и не любит, когда ее корове, козе и курам приходится дожидаться своего утреннего корма…
– А Мунито!.. — вдруг воскликнул Сильвен. — Мы о нем совсем забыли… Мунито, который на летающую муху, бывает, лает так долго и громко, что хрипит до следующего вечера! И он даже не шевелится!.. Я звонил так, будто за мной гонится целая толпа разбойников, а Мунито хоть бы что!.. Раважо ворчит и сердится, а Мунито молчит!.. Что бы это могло значить? Разве только Жак с Мариеттой ушли куда-нибудь, взяв с собой и собаку?
Колетт отрицательно покачала головой.
– Ушли?.. — переспросила она. — Оба?.. И куда им идти?.. Но Мариетта по крайней мере осталась бы в замке, чтобы дождаться нас! Ведь она знала, что мы придем… И наконец, даже если бы Жак с Мариеттой ушли вместе, они наверняка оставили бы Мунито стеречь дом…
– Все это правда, — проворчал Сильвен, — но тем не менее никто не шевелится… Уж не случилось ли чего ночью? — прибавил он, понизив голос. — Нужно посмотреть… Раз нам не отпирают, попробуем войти сами.
– Попробуйте, — сказала Колетт, — быть может, получится отпереть решетку, просунув через нее руку и приподняв засов.
Сильвен попробовал сделать это, но безуспешно.
– Невозможно! — сказал он, пожимая плечами. — Посмотрите сами, тут цепь с висячим замком… Нужна пушка, чтобы сломать это!
– Скажите, Сильвен, разве Жак Ландри обычно принимает столько предосторожностей против воров?
– Я в первый раз вижу эту цепь и замок, и это меня удивляет тем более, что в наших краях уже давно не слышно разговоров о каких-либо негодяях… Какого же черта, прости меня, Пресвятая Богородица, он опасается, старый моряк?..
– Сильвен, я боюсь…
– Ну, не будем заходить слишком далеко в своих предположениях… Быть может, ничего и не случилось. Но нужно проверить это. Вперед, на стену!.. — И, уперев свое ружье в стену, Сильвен обеими руками схватился за железную перекладину и с удивительной быстротой и ловкостью забрался на самый верх стены.
– Спрыгните на ту сторону и сразу бегите к замку! — крикнула ему Колетт.
Сильвен, однако, не последовал ее совету, а возвратился к ней.
– Странное дело! — проговорил он.
– О мой бог!.. Что еще?..
– В десяти шагах отсюда к стене приставлена лестница… Очевидно, что ею воспользовались для того, чтобы перебраться через стену ночью…
Девушка хотела ответить, но Сильвен вдруг прошептал:
– Тише! Слушайте!
Послышался тот же самый неопределенный шум, на который Раважо опять ответил глухим и сердитым ворчанием. Теперь уже сомнений не оставалось: это был чей-то хриплый стон.
– Я вижу, там, в глубине аллеи, что-то шевелится, — проговорил Сильвен. — Можно подумать, что это животное. Оно поднимается, опять падает, еще раз поднимается… Собака… Я узнаю ее… Это Мунито! Без сомнения, он ранен, быть может, умирает…
– Идите же и посмотрите, — взмолилась Колетт. — Я изнываю от страха и неизвестности.
Сильвен проворно взобрался наверх и сел верхом на решетчатую дверь. Потом проворно и ловко спустился вниз по железной перекладине, рискуя содрать всю кожу с рук. Как только ноги его коснулись земли, он пустился бежать к замку по аллее, пока не наткнулся на неподвижное и почти бездыханное тело Мунито.
Мунито был прекраснейшим чистопородным бульдогом средних размеров и совершенно белым, за исключением черного пятна вокруг левого глаза, которое придавало ему поразительное сходство с каким-нибудь английским кулачным бойцом. Господин Домера приобрел его в Лондоне. Хозяева любили Мунито не только за его своеобразную красоту и исключительную силу, но и за необыкновенную понятливость и безупречную верность. Едва ли можно было в рошвильском округе и в соседних округах найти другую такую же безупречную сторожевую собаку. Однажды, увидев в парке вора, задумавшего обобрать яблони, Мунито схватил его за подол куртки и, несмотря на сильное сопротивление, привел его, или, скорее, притащил к Жаку Ландри.
В настоящую минуту бедное животное билось в предсмертной агонии. Вся его шерсть снежно-белого цвета была покрыта кровью, вытекавшей из многочисленных глубоких ран. Распростертый на траве, окрасившейся вокруг него алым цветом, он едва дышал. Все его тело содрогалось, бледный и сухой язык был высунут из полураскрытого рта, глаза уже помутнели, у него не было больше сил даже стонать.
– Мунито!.. Бедный Мунито!.. — воскликнул Сильвен, наклоняясь над ним. — Что за негодяй сотворил это?.. Так вот почему Раважо ворчал так яростно! Он почувствовал твою беду! О, и зачем я был так жесток с ним!..
Услышав знакомый и ласковый голос — ибо, несмотря на свою внешнюю грубость, Сильвен в душе был предобрым малым и очень любил собак, — издыхавшая собака как будто ожила немного. Мунито приподнял большую круглую голову, и как будто свет разума блеснул в его глазах… Пес попытался было подняться на ноги, но не смог.
Сильвен опять наклонился, чтобы взять его на руки, но не успел исполнить своего намерения. Собака опять упала. Какой-то глухой свист вырвался из ее перерезанного горла. Мунито весь вытянулся и больше не шевелился.
– Все кончено!.. — пробормотал Сильвен. — Вот черт побери! Есть же злодеи на свете… Но что же твои господа, бедный Мунито? Что стало с ними? Погиб ли ты, защищая их? — И Сильвен, смахнув слезу, бросился бежать к замку.
Дом был мрачен и молчалив, словно необитаем. Открытые решетчатые ставни бельэтажа пропускали лучи восходящего солнца, но прочные ставни нижнего этажа были закрыты. К главной входной двери вело крыльцо с пятью или шестью ступенями, украшенное вазами из старинного руанского фарфора, в которых стояли разнообразные цветы.
Сильвен взбежал на крыльцо и взялся за ручку двери. Она оказалась заперта. Охотник дважды постучал изо всех сил и стал звать Жака и Мариетту. Ответа не последовало, только эхо повторило его крик. Сильвен обогнул замок и подошел к нему сзади, где было еще две двери. Но и те не уступили его усилиям, и там не ответили на его призывы. Только в стойлах и в птичнике царило оживление: корова мычала, коза блеяла, а куры кудахтали. Было ясно, что животные давно уже напрасно ждали, пока их покормят.
III
Сильвен побледнел. «Есть ли кто-нибудь живой в этом большом доме, который похож на безмолвную могилу? — спрашивал он сам себя. — Какая ужасная тайна скрывается за этими толстыми стенами и плотно запертыми ставнями?» Охотник быстрым шагом направился опять к решетке и отвернулся, проходя мимо того места, где лежал окровавленный и уже похолодевший труп Мунито. Чтобы перебраться через стену, он не стал снова прибегать к гимнастическому упражнению, а воспользовался лестницей, приставленной к стене. Взобравшись по ней на стену, Сильвен спрыгнул на землю по другую сторону.
– Наконец-то, Сильвен! — воскликнула с нетерпением ожидавшая его Колетт. — Ай-ай! Что это с вами?.. Вы белее полотна!.. Неужели произошло несчастье?
– Да, несчастье!.. Или, скорее, преступление… — глухим голосом ответил охотник.
– Несчастье!.. Преступление!.. — повторила девушка, вся дрожа. — Великий Боже!.. Что же вы там видели? — спросила она.
– Я видел мертвого Мунито со множеством ран на теле…
– А Жак Ландри?.. А Мариетта?..
– Я не знаю… Все двери заперты.
– Нужно сломать ставень, разбить окно…
Сильвен нетерпеливо покачал головой.
– И попасть в руки жандармов? — с горечью в голосе прервал он ее. — Нет-нет! Прочь отсюда! Пусть те, кто имеет право входить всюду, войдут сюда первыми, — прибавил он.
– То есть кто же?
– Власти, конечно!.. Представители закона и правосудия!.. Нельзя терять ни минуты! Я должен как можно скорее увидеть мэра. Пойду к нему!
– А что же нам делать в то время, пока вы ходите, — мне и Жаку?
– Оставайтесь здесь и стерегите. Если вы заметите какого-нибудь шатающегося тут бездельника, всмотритесь в него хорошенько, чтобы вы смогли признать его потом…
