– Возьму на себя бремя ее разочарования.
Пиппа права. Однако Барбара «Барби» Лоусон совершенно не обрадовалась бы, расскажи я ей, что у меня будет татуировка на всю руку. Хотя она сама исписала ими большую часть спины, икр и запястий. Цитатами, которые дороги ее сердцу. «Татуировки – это все равно что клеить обои на выкрашенный обычной краской дом», – всегда говорила она.
Родилась мама в Англии, в городке Ливерпуль, но в 16 лет сбежала в Сан-Франциско. Типичной матерью ее не назовешь. Поэтому я люблю ее не только как свою маму, но и как человека в целом.
– Эвер! – Пиппа топнула ногой. Меня зовут Эверлинн. Но давайте быть реалистами: жизнь слишком коротка. – Ну же.
Я изображаю указательными пальцами крест, будто пытаюсь изгнать из Пиппы нечисть.
– Уф, ладно, – Пиппа вскидывает руки в воздух, прежде чем взять упаковку презервативов, – никаких татуировок, но я собираюсь развратить тебя. Я устраиваю интервенцию. Эверлинн Беллатрикс Лоусон, ты была плохой, очень плохой девочкой. И под «плохой» я подразумеваю «хорошей». Очень хорошей. Тошнотворно хорошей. Мы – поколение Z! Испорченность заложена в нашем ДНК, ясно? Мы выросли на социальных сетях и семье Кардашьян.
– Я уже достаточно испортилась, ни с кем не трахаясь, – заявляю я, хотя мы обе знаем, что это ложь. Когда приходит время бунтарских поступков, со мной становится откровенно скучно.
– О татуировке я забуду, если пообещаешь во время нашей поездки воспользоваться хотя бы одной из этих малышек. – Она размахивает презервативами. Я сейчас просто рассыплюсь на мелкие кусочки от смущения. Только одно меня останавливает – буянить и скандалить здесь совсем не хочется.
Из прохода рядом с нами доносится смешок. Похоже, у нас зрители. Йо-хо-хо.
– Я не девственница. – Выхватываю презервативы, засовываю их в самую глубь корзины, под тампоны и зубную пасту.
– Ну, это было с Шоном Данэмом, считается ли вообще? – съязвила Пиппа.
До нас снова доносится фырканье, но я не могу разглядеть, кто это, потому что все перекрывает стена из упаковок с презервативами. Болтать на английском – отстой. Неважно, в какой точке мира ты находишься, все равно все поймут, о чем ты говоришь.
– Эй! Мы прошли весь этот путь.
– Скорее, доползли, как черепахи. Было так невпечатляюще. И вы расстались через полсекунды после этого, – возражает Пиппа.
Точно. Пугающе точно. Не могу с этим поспорить.
– Что если мне никто не понравится? – Я сложила руки на груди.
– Тебе никто никогда не нравится, – вздыхает она. – Я не рассчитываю на то, что ты здесь влюбишься. Просто делай это ради удовольствия.
Человек по другую сторону уже вовсю смеется. Голос определенно принадлежит мужчине. Низкий и грубоватый.
Не хочешь ли попкорн с маслом, приятель?
– Тебе нужно научиться работать в команде, Эвер. Это и есть твое испытание на всю поездку: оттянуться с абсолютно незнакомым человеком. Но без последствий. Никаких отношений, просто перепихон в другой стране.
Ну точно, тот парень уже достаточно наслушался о моей сексуальной жизни (или же ее отсутствии), я поворачиваюсь к Пиппе с убийственным взглядом.
– Я не буду трахаться с незнакомцем.
– Нет, будешь.
– Ни за что.
– Значит, мне придется уломать тебя сделать татуировку вместе со мной.
Устав от ее выходок, я со стоном отвечаю:
– Как скажешь. Я воспользуюсь одним. А ты иди пока раздобудь нам чего-нибудь перекусить. Мне нужно сделать звонок.
– Если ты звонишь Барби за эмоциональной поддержкой, можешь даже не стараться. Ты же знаешь, она всегда на моей стороне. – Пиппа упорхнула от меня, словно фея, оставляя за собой звездную пыль смеха.
Я достаю свой телефон из рюкзака и жду, пока на экране не отобразится хотя бы одно деление на значке сигнала мобильной связи.
Набираю маму. Она берет трубку на первом же гудке, хотя в Калифорнии сейчас ночь или что-то в этом роде.
– Эвер! – сказала она воркующим голосом. – Как там в Барселоне?
– Только прилетели, а Пиппа уже успела повздорить с местным жителем, купить презервативы и пыталась убедить меня сделать татуировку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я так полагаю, ты в ужасе от всего этого? – в мамином голосе звучит улыбка.
– Ну мам, мы же все-таки не первый день знакомы.
– Что ж, для Пипперленда это в порядке вещей. – Пипперленд = Пиппа + Эвер. Мне так нравится, как она сложила два наших имени в одно. Барби Лоусон крутая мама.
– Уже соскучилась по тебе. – Впиваюсь зубами в нижнюю губу.
– На самом деле, – посмеиваясь, говорит она, – я не могу уснуть потому, что просматриваю твои старые фотоальбомы. Просто не верится, что мой ребенок сейчас по ту сторону моря, где-то в Европе, на девичнике.
Эх. Я не собираюсь плакать в отделе «Сексуального времени». Ни в коем случае.
– Сама поверить не могу, мам. Ладно, мне пора. Люблю тебя.
– И я тебя, до Луны и обратно.
На этом я заканчиваю разговор.
Только мне стоило убрать телефон обратно в задний карман, как тут же передо мной возникает тень и загораживает проход. Я поднимаю глаза. Это тот самый Курильщик с улицы. Все-таки Пиппа не ошиблась, он и правда горяч. Но так сразу и не заметишь. Кажется, он создан по моему вкусу. Нарисован резкими мазками угля, как персонаж манги. Он довольно высокий, внешне весьма привлекательный и худощавый. Его поза напоминает поникший подсолнух. Голова наклонена вниз, как будто он изо всех сил пытается расслышать людей нормального роста. Глаза у него темно-синие, челюсть квадратная, а нос слегка длинноват и заострен. За счет умеренной формы носа его и без того безупречные черты лица выглядят наиболее выразительно. Это финальный и самый гениальный штрих природы, сделавший его одновременно притягательным и располагающим к себе.
– Водяные бомбочки, – невозмутимо произносит он с американским акцентом.
– Э-э, что?
Он кивком головы указывает на полку с презервативами. Верно. В голове крутится это нелепое предложение Пиппы использовать хотя бы один презерватив.
– Наполни его чем-нибудь и стукни ей по голове.
– Это подло, – говорю я.
– Подло? Нет. Справедливо? Да.
– Я не умею их делать. – Вынимаю пирсинг из-под носа. – Это же нечестно по отношению к ней.
Хочу, чтобы он обратил внимание на мой пирсинг. Сама не знаю, зачем я это делаю. Возможно, потому что на нем пара выцветших Levi’s, подвернутые на лодыжках и поношенные кеды от Chucks. А может быть, потому, что у него взъерошенные темные волосы, футболка с надписью Anti Social Social Club: Applicant Need Not Apply[1] привлекают меня с таким же успехом, с каким вас привлек бы незнакомец в поезде, читающий вашу любимую книгу.
– Не думал, что мы тут меряемся своим моральным превосходством. – Его лицо расплывается в диковатой улыбке. Что-то внутри меня тает. В животе становится тепло и приятно. Боже мой! Теперь я понимаю, почему Пиппа помешана на парнях. Это почти как катание на американских горках после того, как набил рот буррито.
Я вдруг зациклилась на своих руках. Неужели они всегда были такими длинными? Такими тяжелыми и неуклюжими?
– Ты все это время подслушивал? – спрашиваю я, пытаясь увидеть себя в отражении его глаз, в клетчатой юбке и с невероятно яркими рыжими волосами. Их цвет не сравнится даже с цветом идеально высушенного осеннего листа. А поскольку рыжеволосые составляют менее двух процентов всего населения Земли, то мне совершенно не хотелось бы их перекрашивать.
Он приподнял руку, указывая на небольшой пакетик в своей руке.
– Я пришел, чтобы купить это.
– Карандаш для губ? – Я вздернула бровь. – К своим накладным ресничкам, что ли?
В его улыбке проскальзывает темная нотка, которая так и зовет меня придвинуться ближе, заглянуть внутрь.
– Хорошо, – он пожимает плечами, – я зашел, чтобы высказать твоей подруге все, что о ней думаю, но остался ради зрелища. Подай на меня в суд.
