– Господи, Лиза, если это единственная причина, то я завтра же закажу путевку на Мальдивы, – мне сложно винить Меньшова в непоколебимой вере в то, что все в этом мире решают деньги ну и немного – связи, только вот сдавать билеты я не планирую. Особенно когда возвращаюсь мыслями к контракту, который благополучно ожидает моей подписи в офисе.
– Алик, мне кажется, мы все уже обсудили, – я выдавливаю сквозь зубы, радуясь приближающейся к нам журналистке. Хорошенькой брюнетке в элегантном брючном костюме, судя по хищному выражению лица, спешащей засыпать звезду вопросами.
– Извините за беспокойство, можно на два слова? – два слова успешно превращаются в две тысячи двадцать два: акулу пера интересует все, начиная от деталей нашего знакомства, заканчивая цветовой гаммой, в которой будет проходить свадьба.
И если Меньшов оседлал любимого конька, отвечая многословно и вдохновенно, то я с трудом прячу зевок в кулаке, понимая, что устала от приема, пробыв на нем жалкие пятнадцать минут. Так же ясно я понимаю, что спустя полчаса сошлюсь на невыносимую мигрень и оставлю жениха отдуваться перед гостями за двоих.
– Я пока поздороваюсь с отцом, – очень кстати в толпе появляется спасительный силуэт, и я бросаюсь к родителю, оставляя небрежный поцелуй у Алика на виске и не замечая, как неодобрительно смотрит на меня молоденькая журналистка.
Минуя вереницу шапочных знакомых и невольно ускоряя бег, я все-таки добираюсь до папы, остановившегося рядом со столиком с закусками и подозрительно изучающего разнообразие «морских гадов», как он называет мидии, креветки и прочие морепродукты. В очередной раз потоптавшись своими ярко-розовыми кедами по правилам приличия, я висну у него на шее и прижимаюсь щекой к гладко выбритой коже. Вдыхаю терпкий запах сандала и обретаю почти буддийское спокойствие.
– Привет, па, – я обвиваю его руками за талию и громко смеюсь, нахально игнорируя злобное «И что только Меньшов в ней нашел?!».
– Привет, дочь, – отец делает шаг назад и наступает на бежевую лакированную туфлю, отчего осуждающая меня девица затыкается и обиженно взвизгивает. Таким способом избавившись от ненужных ушей, папа указывает на Алика и спрашивает: – не передумала?
– Помолвка – это ведь еще не свадьба, – рассеянно произношу я, лишний раз радуясь, что до церемонии бракосочетания целый год, за который может случиться и потоп, и землетрясение, и конец света. После чего актуальность союза хоть с Меньшовым, хоть с кем-либо в принципе отпадет.
– Тоже верно, – не выпуская меня из объятий, родитель нацеливается на безопасный, с его точки зрения, бутерброд с ветчиной и сыром, мимоходом делясь: – а я почему-то всегда был уверен, что ты выйдешь замуж за Сашку…
Бесхитростный в своей прямоте, папа заставляет меня закашляться, из-за чего уборщицам прибавляется работы. Потому что бокал с шампанским я не удерживаю, так же, как и демонстрируемое ранее равнодушие. Слишком много сегодня напоминает о Волкове: и злосчастный договор, от которого до сих пор немеют пальцы, и бодрый голос радиоведущего, сообщивший, что в Краснодаре откроют какой-то новомодный парк, по всем стандартам не уступающий европейским. И, наконец, собственный горячо любимый родитель, буравящий меня пристальным взглядом.
– Скучаешь по нему, да? – продолжает допытываться отец, пока я пристегиваю ремень безопасности и смотрю на Алика сквозь боковое стекло черного джипа. Четко осознавая, что Меньшов не проводит меня на рейс в аэропорт. Потому что это «бессмысленная трата времени» и «ну проще же взять такси».
– Скучаю, – произношу беззвучно, впиваясь короткими ногтями в кожаную обшивку сидения, и стараюсь не рассуждать, отчего так сильно жжет в груди.
Глава 2
Лиза
Возвращение домой – забавная штука:
знакомые картины, звуки, запахи…
единственное, что изменилось –
ты сам.
(с) Загадочная история Бенджамина Баттона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Краснодар встречает меня безоблачным небом, вежливой стюардессой с чудовищными синяками под глазами и статным пилотом с другого рейса. Который представляется Олегом и предлагает скрасить время до следующего вылета за чашкой кофе. Он настойчиво просит номер телефона «очаровательной москвички» и обещает вернуться через три дня.
Я отрицательно машу головой и выскакиваю на улицу, ища прибывшее за мной такси. Перекидываю через плечо небольшую спортивную сумку с минимумом необходимых вещей и с наслаждением подставляю лицо порыву теплого ветра. Несмотря на конец октября, погода стоит замечательная, и застегнутую до подбородка куртку даже приходится расстегнуть.
Спустя, кажется, вечность я снова шагаю по узеньким улочкам города, в котором прошло мое детство. С щемящим чувством отпираю дверь принадлежавшей покойной бабушке квартиры и замираю на пороге, рассматривая до боли знакомые очертания предметов. Ненароком смахиваю пыль с крышки старого, наверняка расстроенного пианино, чудом уместившегося в небольшой однушке. Открываю настежь окно и впускаю свежий воздух взамен затхлого.
Я утопаю в удобном поскрипывающем кресле и до двух ночи перечитываю сухие юридические формулировки практически заученного наизусть контракта, проклиная эти правоведческие конструкции. Потому что содержание обычно понятных фраз утекает, глаза то и дело останавливаются на одной строчке, а мозг отказывается воспринимать что-либо, кроме «в лице исполнительного директора Волкова Александра Владимировича».
Волков. Сашка. Мужчина, от притяжения к которому я бежала семь лет назад, растеряв по пути гордость и самообладание. Кричала, что ноги моей больше здесь не будет, и все-таки вернулась на малую родину. Потому что в столице внезапно стало трудно дышать, огромные расстояния надоели, а люди, спешащие на работу с потухшими взглядами, так и вовсе начали удручать.
В то время, как тепло и вечное солнце провинциального Краснодара манили с непреодолимой силой. А уж близость моря сметала оставшиеся несчастные «против». И даже с совестью удалось заключить сделку, убеждая ее, что Сашкой я давно переболела и избавилась от пагубной зависимости в нем.
Я отрубаюсь прямо в кресле, не добредя до кровати, и просыпаюсь поутру в весьма и весьма неудобной позе. Спина стоит колом, и я с кряхтением потягиваюсь, разминая адски затекшие суставы. Я собираю разлетевшиеся по полу листы, а потом сонно топаю в ванную, долго изучая отражение в зеркале. К моему удивлению, оно кажется достаточно бодрым и веселым, как будто не было ни перелета, ни одолевавших меня вчера воспоминаний.
Я пробегаюсь щеткой по волосам и, закончив с легким макияжем, спускаюсь в любимую кофейню на первом этаже дома. К моей радости, за исключением персонала, в ней ничего не изменилось. Круассаны с творожным сыром такие же нежные и пушистые, капучино по-прежнему с высокой пенистой шапкой, а за полтинник можно выбрать любую песню в музыкальном аппарате.
Я расправляюсь с сытным завтраком и отправляюсь покорять царство стекла и бетона. Гадая, как обустроен офис преуспевающей строительной компании. И как на мое появление отреагирует его хозяин, учитывая, что в приемной мне вовсе не рады. С раздражением, написанным крупными буквами на лбу, секретарь отрывается от невероятно важного обсуждения, какого оттенка платье стоит взять на корпоратив, и невыносимо долго сверяет записи, пока я с трудом подавляю порыв отчитать девушку за некомпетентность. От цунами в моем исполнении ее отделяет ровно одна секунда, за которую она успевает указать на дверь и пояснить, где именно расположен кабинет директора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
С каждым шагом по глушащему звуки ковру я теряю решимость и все больше нервничаю, закусывая до крови нижнюю губу. В итоге я застываю перед бронзовой табличкой с черными буквами, осознав, что ни внушительный опыт ведения переговоров, ни сотни заключенных сделок мне не помогут. Потому что за деревянной преградой сидит мой Сашка, о котором я не забывала ни на день.
