— Я помою посуду, — говорит Джордж, вставая.
— Нет, я сделаю это, — возражаю я, кладя ладонь на его руку, которая уже тянется к моей тарелке. — Сегодня среда, разве «Маленький домик в прериях» еще не начался? — спрашиваю его, потому что знаю, что этот сериал — его страсть. Иногда он, ругаясь, рассказывает мне, что, по его мнению, не было должным образом отображено.
— Хорошо, — говорит он. — Тогда я пошел.
Я встаю, ставлю посуду в раковину и начинаю вручную мыть. Кухня такая же старая, как и само ранчо: девяносто семь лет. Все здесь в доме минимум так же старо. Сначала я думала о модернизации. Новая мебель, возможно, телевизор, посудомоечная машина или современная ванная комната. Но единственными современными вещами, которыми я оснастила дом были стиральная машина, мой ноутбук, моя камера для блога и душ. Как бы все здесь не беспокоило меня вначале, теперь я поняла, что именно эти вещи составляют очарование моего уединения.
Я вытираю руки, когда вдруг раздается стук в дверь. Джордж никогда не стучит, поэтому я сразу настораживаюсь. Не так много людей забредает сюда: курьер, потому что он должен, если посылки слишком большие для нашего почтового ящика в городе, ветеринар, потому что его никто не удержит, когда животное нуждается в нем, мой бывший муж, потому что он может. Поскольку уже слишком поздно для почты и я не звонила ветеринару, остался только один человек: мой бывший муж. Я тяжело вздыхаю, вешаю полотенце на металлический крючок рядом с раковиной и иду к двери.
Тень, которую я вижу сквозь стекло — это не Джордж или мой бывший, эта тень слишком высока и широкоплеча. Я бросаю взгляд на место у двери, где стоит ружье. Джордж настаивает, чтобы оно там стояло, чтобы я могла использовать его в любой момент, если здесь появится «идиот бывший». Одну секунду размышляю, понадобится ли мне сейчас дробовик, здесь может быть опасен для меня не только мой бывший. Все в этом районе знают, что я живу одна со стариком, живущим в квартире над гаражом, и дружелюбной по натуре овчаркой. Трикси стоит рядом со мной, выжидающе глядя на дверь и виляя хвостом. Она тихо скулит и радуется посетителю гораздо больше, чем я.
— От тебя никакой помощи, — шепчу я ей.
Собака отвечает протяжным укоризненным поскуливанием.
Я открываю дверь, передо мной стоит мужчина, чье лицо мне кажется смутно знакомым. В руке у него темно-зеленый солдатский вещмешок. Он смотрит на меня серьезным, слегка сердитым взглядом ярко-голубых глаз. И он дышит взволнованно, что, также как и напряженные желваки на скулах, вероятно, является проявлением его гнева. Ворот его футболки потрепан, а джинсы настолько узки, что я ясно вижу его мускулистые бедра, его руки такие же накачанные, у него широкие плечи и темная трехдневная щетина. В общем, мужчина выглядит угрожающе, и мрачный блеск в его глазах, которые так сильно выделяются на фоне темных волос, определенно не успокаивает меня.
— Это мой дом, — угрожающе говорит он.
Я глотаю воздух и пораженно смотрю на него. Мой взгляд возвращается к ружью, но он хватает его прежде, чем я даже успеваю подумать о его использовании.
— Джордж всегда придавал большое значение тому, чтобы оно стояло здесь, — скупо утверждает он.
Трикси, громко скуля, протискивается мимо меня и прыгает на мужчину. Она скачет вокруг него не для того, чтобы защищать меня или напасть на него, а чтобы поприветствовать его душераздирающим визгом. Он опускается на колени перед ней, гладит и обнимает псину, которая облизывает его, лая и подвывая.
— Вы внук Роуз, — напряженно говорю я, вспоминая, откуда мне знакомо его лицо. Роуз показывала мне свои фотоальбомы и рассказывала о своем внуке — морском котике, который пропал без вести на задании.
Он снова встает, его рука покоится на голове Трикси, которая садится рядом с ним и смотрит на него, как будто рядом с ней стоит Бог.
— Да, и именно поэтому этот дом принадлежит мне, — говорит он твердым, решительным тоном, сердито глядя на меня.
Я смотрю на мужчину делая вид, что совершенно не впечатлена, но внутри распространяется нехорошее чувство. Он, в своих джинсах и футболке, стоит передо мной и требует свой дом обратно. Мой дом. Мужчина, вероятно, даже имеет право. Роуз наверняка оставила ему это ранчо в наследство, но так как все считали его погибшим, собственность была продана мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мне жаль говорить вам об этом, но в документе о праве собственности стоит мое имя. Я выкупила ранчо у банка.
— Продажа была незаконной. Как видите я все еще жив, и я бы никогда не продал ранчо моей семьи.
Он пристально смотрит на меня, и я не знаю, как реагировать. Я не юрист и не знаю, что делать в такой ситуации. Кто имеет право находиться здесь? У кого его нет?
Смотрю на мужчину, моя нижняя губа подрагивает, и я совершенно ошеломлена. Я понятия не имею, как на это реагировать. Конечно, я следила за его чудесным освобождением в средствах массовой информации — половина интернета была полна ими — но я и не задумывалась о том, что он будет требовать вернуть то, что когда-то принадлежало ему.
— Послушайте, я не знаю, что мы можем сейчас сделать. Все, что я могу сказать, это то, что я купила все это здесь законно.
Он кривится, поднимая правую бровь так высоко, что шрам над ней делает еще более крутой изгиб, чем сама бровь.
— Это мой дом. Я провел последние пять лет в аду и сейчас просто хочу домой.
Сглатываю, потому что хорошо его понимаю, но я тоже в растерянности. Может позвать Джорджа? Я сочувствую Лиаму, он выглядит уставшим. Мне не очень хочется представлять через что он прошел в плену. Ему должно быть столько же лет, как и моему бывшему мужу, тот мне рассказывал, что они с Лиамом были друзьями. Он часто рассказывал о нем. Еще в колледже, когда мы только познакомились.
— Давайте обсудим все в доме, — предлагаю я, отойдя в сторону и впуская его в мой дом.
У меня нет никакого желания думать, является ли это хорошим решением. Но по какой-то неясной пока причине я ему доверяю. Хотя мне, наверное, и не следует этого делать, потому что друзья Марка все одинаковые. И если Лиам когда-то был его другом, тогда мне должно быть ясно, что это может быть только ошибкой. Но я сочувствую ему и не могу оставить за порогом. Этому мужчине пришлось пережить много страшного. Вероятно, страшнее, чем кто-либо, подобный мне, смог бы себе представить.
Он коротко оглядывается, поглаживает Трикси по голове, а затем идет в ее сопровождении за мной на кухню. Кухня для местных — это помещение, где происходит половина жизни. Здешние жители проводят много времени и много разговоров на кухне. Я родом из Джеймстауна, где гостей обычно принимают в гостиной, но за два года, что длился брак с Марком, я переняла некоторые традиции сельской жизни. Кроме того, эта кухня также является моим самым важным рабочим местом. Здесь я выпускаю свое вдохновение на свободу и пытаюсь возродить старые деревенские рецепты, чтобы потом поместить их в свой блог или опубликовать в виде книги.
— Вы оставили все как было, — говорит он, прислоняя вещмешок к одному из ярко-желтых кухонных шкафов и садясь за стол.
С любопытством смотрит на мою дорогую камеру. Она стоит на штативе в углу и ждет, когда я сфотографирую свои творения.
— Да, оставила, — нервничая, отвечаю я.
Кухня сама по себе и так не очень большая, но с этим мужчиной она выглядит еще меньше, и это не только из-за его роста в метр восемьдесят, широких плеч и мускулистости, но и из-за того, что ему пришлось испытать. Данная мысль, не переставая, проносится в моей голове. Передо мной сидит человек, который, вероятно, пережил худшие годы, которые только можно себе представить. И это пугает меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не хотите ли чего-нибудь попить?
— Кофе, — коротко говорит он, скрестив пальцы на столе и выжидающе глядя на меня. — Простите что вваливаюсь таким образом, но я только что узнал, что ранчо было продано. Я понятия не имею, что делать сейчас. Если быть честным, то, что ранчо меня ждет, было единственным что позволило мне выжить.
