– Да туфта всё это лечение, – лениво выговорил конвоир.
– Слушай сюда, умник. Если я отпущу пульт, он упадёт. Не зависнет в воздухе, не полетит к потолку. Нет, он упадёт. Потому что есть закон всемирного тяготения. И есть препараты, которые, вступая в реакцию с алкоголем, дают ацетальдегид (метаболит спирта), вызывающий отрицательные ощущения.
СО2 (углекислый газ)
С2Н5ОН – СНОН
(спирт) (ацетальдегид)
Н2О (вода)
Вот этот ацетальдегид и даёт похмелье. Спирт сам по себе не токсичен. Токсичен ацетальдегид. Человек поддал водки, ему хорошо и забавно. А наутро ему плохо, это вредный ацетальдегид отравляет похмельной головушке жизнь. Бедолагу тошнит, голова трещит, слабость, потливость. Первый вариант: похмелиться и перевести ацетальдегид обратно в спирт. И опять всё замечательно и превосходно. На какое-то время. А потом скотина – ацетальдегид опять даёт о себе знать и как в России говорят: «похмелка та же пьянка». Второй вариант: ждать пока ацетальдегид полностью не распадётся. И вот бедняга бродит по квартире, пьёт жадно воду, прислоняется пылающим лбом к холодной плитке. Глядишь, к обеду отпустило. Это ацетальдегид распался. Так вот, у русских ацетальдегид в среднем распадается через 8 -10 часов. А у басков – 40 минут. А у кавказцев – 2 часа. А у чукчей, эскимосов, эвенков, алеутов – 16 суток. Поэтому законодательно запрещено продавать северным народам спиртное. Они за огненную воду всё отдадут. Хотя виноват в этом всего лишь недостаток ферментов. А у басков ни один случай алкоголизма не зафиксирован. Потому что у них ферментов много. Я все, конечно, упрощаю, научно популярно рассказываю, зато понятно. Понятно, вертухай?
– Понятно, только чего ты обзываешься?
– А чего ты ноги на стол закинул? Не дома. Продолжаю. Северным народам нужно быть очень осторожным со спиртным. Сознательно урежать употребление спиртного, чтобы не приучить организм к дешёвой энергии. Потому что если подсадил на другую энергию тогда труба – запои неизбежны.
Другая проблема: экспериментаторы. А дай-ка я попробую, что будет? А будет одно и тоже: капля дешёвой энергии, попадая в организм, заводит процесс на уровне клетки. Организм переключается на дешёвую энергию, и получаем недельный запой, а может двухнедельный, а может даже и трёхмесячный. Это зависит, насколько у развязавшего хватает здоровья, денег и терпения окружающих. Теперь о лекарствах. Слушай и запоминай.
Пациенту вводятся препараты, которые, вступая в реакцию с алкоголем, дают уже нам знакомый ацетальдегид, только в концентрации в 5, 10, 20 раз больше, чем с самого крутого похмелья. Вот и всё. Вся наркология держится на этой реакции. Чтобы препарат, вступая в реакцию с алкоголем, давал ядовитый ацетальдегид. И никаких чудес. Как антибиотиков миллион. Суть одна и та же: плесень пожирает бактерии. Так и здесь: тетурам, дисульфирам, торпедо, эспераль, колме, фаргилен, налонг…, вступая в реакцию с алкоголем, дают токсичный ацетальдегид. А пациенты с упорством, достойным лучшего применения на этих препаратах пьют, сажая печень и почки. Да ещё бахвалятся, какие они крепкие, а все препараты «туфта и обманство». Только потом замечают, что похмелье стало более тяжёлым и выходить из запоев всё сложнее. Дурашки, от ацетальдегида ещё никто не уходил. Вы пользуетесь сотовыми телефонами, торчите в Интернете, считаете себя умными, но так глупо и бездарно разбазариваете собственное здоровье. Ау, мужики, кроме вас на самом деле никто не страдает. Жена вас привела, но препарат вводят вам. Доктор честно вас предупредил и взял расписку. Но своим здоровьем в случае употребления алкоголя рискуете только вы.
Спрашиваю: «Зачем пробовал»?
Отвечает: «Я экспериментатор».
Спрашиваю: «Машина есть, экспериментатор»?
Отвечает: «Есть».
Говорю: «Залей в бензобак воды, экспериментатор. Может, поедет. И не надо на бензин тратиться. И не надо в очереди на бензоколонке стоять».
Отвечает: «Я не дурак машину гробить».
Говорю: «Нет, ты очень умный. Машину тебе жалко, а себя нет. Машина, тьфу, железка какая-то. А ты свою печень, свои почки и другие собственные органы под монастырь подводишь. Заметь, находясь в ясном уме и твёрдой памяти».
Пыхтит, экспериментатор, думает. Потом выдаёт: «Да что же мне раньше никто этого не говорил»?
Отвечаю: «Говорили тысячу раз. Предупреждали тебя, дурака, не экспериментируй со своим здоровьем, не торопись на тот свет».
Сзади послышался храп. Сева оглянулся и увидел спящего охранника.
«Караул устал», – тоскливо подумал доктор, – «я пытаюсь объяснить дальтоникам, чем различаются цвета. Это бесполезно. Они выслушают, и всё равно сделают по-своему. Единственная радость – надолго всех не хватит. Население сразу возьмёт такой разбег, что быстро устанет и на коленях приползёт с просьбой о новом лечении. Им только кажется, что они будут квасить месяц, большинство уже на третий день запросит о пощаде. Мы все обещаем больше, чем можем. Если за три недели планета Земля не взлетит на воздух, можно считать что угроза мирового дебоша миновала».
Наутро квартирка Севы была переполнена. Журналисты, возбуждённые чередой ярких событий, пролетарии вдоволь натешившееся разгоном богачей, младшие менеджеры довольные тем, что не стало старших, бездомные крестьяне из отдалённых деревень, прикидывающие в каких освободившихся хоромах им лучше поселиться. Вся эта братия торжественно из рук в руки передавала заветный диск и предвкушала первые глотки живительной влаги. Диск проплыл над головами и исчез где-то в коридоре. Затем он проследует в Останкино, чтобы через час явить себя народу во всей красе. Он будет очень внимательно просмотрен. Чем занять себя оставшиеся 26 часов также вопросов не вызывает. Бей и круши, жги и ломай, грабь и мародёрствуй. Ну и конечно занимай освободившуюся жилплощадь, пока это не сделал кто-нибудь другой. Толпа вывалилась на лестничную клетку с криками и хохотом. Их путь лежал в сторону оставшихся особняков и офисов, а Сева лёг на диван и отвернулся к стене. Всё что мог, он уже сделал.
Глава 3
Сева проснулся от звона бьющегося стекла. Осторожно выглянул в окно и увидел Ушанкина и Троекурова, метающих камни в стёкла. Два брата – акробата пьяные в стельку проверяли на прочность новые пластиковые пакеты.
– Что ж вы делаете, сволочи?! – истошно заорала какая-то тётка.
– Молчи, корова, – пошатываясь, отрезал Троекуров, – я свои окна на прочность проверяю. Мне фирма год гарантии давала.
– Да ты же по чужим попадаешь, ирод! – разорялась соседка.
– Што я шнайпер что ли? – усмехнулся Серафим, – но всё равно Витюха мне в подмётки не годится. Меткий глаз, косые руки.
– Да я тебе сто очков вперёд дам, – возмутился Ушанкин и тщательно прицелился.
Бэмц и камень угодил в окно Игоряхи. Через три секунды Игорёк в семейных трусах, майке и шлёпанцах вылетел из подъезда. Схватив двух нарушителей спокойствия как шкодливых котов за шкирку и приподняв их над землёй, внушительно спросил:
– Ну, что с этими гадами сделать?
– В мусорный бак их! – заорали разъярённые соседи, – отмутузить до полусмерти!
– Что же вы натворили, аспиды? Вам же в этом доме жить, – прошепелявила бабулька из соседнего подъезда.
– А вот это выкуси, старая, – болтающийся в воздухе Троекуров смастерил из пальцев синюю фигу, – мы с Витюхой в особняк переезжаем на 5-ой Парковой, где раньше банкир гужевался. Теперя всё нашенское.
– Да? – Игоряха задумался, и два престарелых хулигана шлёпнулись на землю, – а я могу туда с вами въехать?
– Конечно, – щедро разрешил Витюха, – но если у тебя окна целые могут не пустить. Скажут: «пока у себя поживёшь». А ко мне придут, увидят, что все окна раскоканы и милости просю в новые хоромы.
Игорек, недолго думая, схватил самый большой бульник и запустил в своё окно. «Началось» – подумал Сева и, пригибая голову, метнулся на выход. Картина, представшая перед ним, поражала размахом, роскошью и убожеством одновременно. Вся песочница была утыкана дорогущими бутылками и деликатесами. «Вдова Клико» соседствовала с осетриной, «Хеннеси» с килькой в томате. Серое ноябрьское утро с дымчатым, низким небом и грязной жижей под ногами озарялось светом свободы, равенства и братства. Бутылки с холёными этикетками катались под ногами, а французские сыры безропотно валялись в лужах, вопия о старых добрых временах.
– О, Андреич! Спаситель наш! – заорал незнакомый мужик с окладистой серой бородкой, сидящий на качелях, – предлагаю выпить за твоё здоровье. За то, что ты освободил нас от кровопийц и рабовладельцев. За то, что нарушил естественный ход вещей, когда сильный и богатый давит слабого и бедного. Ещё вчера хозяин вытирал об меня ноги, а я боялся лишний раз пикнуть, чтобы не оказаться на улице. А тут раз и квас: кто был никем, тот стал всем. Такое было только в семнадцатом году: хозяева медицинских холдингов и банков, издательств и риэлтерских компаний драпают в одних подштанниках за кордон, а мы как та кухарка будем управлять государством. Хорошо.
