Другим значимым принципом систематики коммуникативных процессов является их разделение в зависимости от механизмов передачи информации на невербальные и вербальные (языковые) коммуникативные системы [Корнетов А. Н., Самохвалов В. П. 1990]. Невербальные коммуникации исторически предшествуют вербальным и содержат многие элементы, аналогичные таковым у филогенетических предшественников человека, в связи с чем при их описании возможно использование этологического инструментария. Невербалика по мере нарастания структурной сложности включает в себя элементарные единицы поведения (единицы двигательных актов), простые комплексы поведения и сложные комплексы поведения (ансамбли поведения) [Е. Н. Панов, 1978]. Показано, что в ходе коммуникаций более половины от общего количества информации передаётся посредством невербальной семиотики, представленной в различных модальностях [Козьяков Р. В., 2002]. Невербальное поведение создаёт разнообразный контекст, в котором разворачивается речевое высказывание, за счёт экстралингвистических структур (речевые паузы, плач, вздох и т.п.) и паралингвистических компонентов (громкость, темп, ритм и т.п.), причём вербальные и невербальные потоки могут быть разнонаправленными [Корнетов А. Н., Самохвалов В. П. 1990]. Фило- и онтогенетически более поздние вербальные (языковые) коммуникативные системы реализуются через речь человека. Структурная лингвистика позволила осуществить глубокий анализ вербальных коммуникаций, показав их чрезвычайную сложность и непрозрачность [Виноградов В. А., 1990]. Рассматривая вновь аспекты развития коммуникативных процессов, связанные с их многослойностью, стоит отметить, что речь и мышления имеют разный генезис, речевые формы (внутренняя структура речи) в ходе индивидуального развития формируются значительно раньше, чем способность к логическому мышлению; подобные онтогенетические моменты обуславливают сохранность грамматической и распад логической структуры при явлениях разорванного мышления [Жмуров В. А., 1986].
Зрелые коммуникативные процессы характерны для гармоничной личности, которая описывается как адаптивная и самоактуализирующаяся, в свою очередь адаптивность подразумевает реализм в восприятии окружающей действительности, желание адаптироваться к окружающей обстановке и способность адаптироваться, а самоактуализация – спонтанность, простоту, автономность и проблемную центрацию [Менделевич В. Д., 2007]. Эффективная коммуникация функционирует в соответствии с принципом диалогизма, т.е. обращённости как облигатного свойства высказывания, необходимости наличия адресата [Бахтин М. М., 1986].
В нынешней ситуации подобные нормативные характеристики коммуникации подвергаются существенной ревизии в условиях постмодернистских тенденций. Перенасыщенная информацией антропогенная среда современного человека снимает необходимость спонтанности, простоты и реализма для осуществления коммуникативных процессов. Новая антропологическая картина уже не предъявляет требования для коммуникаций быть обращёнными к кому-либо, контакты становятся всё более виртуальными, замыкаются на себе и порой теряют характер осмысленности; со всё большей настойчивостью коммуникация замещается «посткоммуникацией» [Дугин А., 2009]. Коммуникативное пространство вырождается в аструктурную и непредсказуемую ризому – нелинейный способ организации целостности без единого центра [Ильин И. П., 2004]. В этих условиях коммуникативные аномалии при психических нарушениях уже не являются однозначно девиантными, более того, ситуация постмодерна предполагает их интенсивное тиражирование, симуляцию и неконтролируемое высвобождение, отбрасывая вышеуказанную классическую психодинамику как некую внутреннюю «диктатуру» [Делёз Ж., Гваттари Ф., 1972]. Таким образом, нормоцентрические подходы переживают кризисное состояние, вероятно, связанное с определённой «усталостью» традиционных парадигм и необходимостью их ревизии и преодоления.
Подобной ревизии подвергаются и классические представления о шизофренических расстройствах. Нозологический конструкт шизофрении теряет свои границы в текущих классификационных трендах, в частности, в понятии о шизофреническом спектре [Ketty S.S., 1968; Rosenthal D., 1975]. В частности, последняя версия североамериканской классификации психических расстройств DSM-V включает в себя раздел «Шизофренический спектр и другие психотические расстройства», из названия которого сознательно удалён сам термин «шизофрения», а в самом разделе исчезает выделение отдельных форм шизофрении и ослабевает нозоспецифичность кататонии [Шмуклер А. Б., 2013]. Некоторые авторы предлагают наиболее радикальную операцию по отказу от казалось сакрального для психиатров термина «шизофрения» и замене его на более абстрактные концептуализации патофизиологического плана – синдром «дизрегуляции салиенса» [van Os J., 2009]. «Салиенс» понимается как механизм приоретизации стимулов, объектов восприятия, что осуществляется посредством дофаминовой нейротрансмиссии в мезолимбической системе [Мосолов С. Н., 2010]. С этой точки зрения, «дизрегуляция салиенса» может рассматриваться и как патофизиологическая основа нарушений коммуникативной деятельности при шизофрении.
Помимо этого, шизофрения в современных классификациях деконструируется на отдельные дименсии (измерения) с последующей количественной оценкой каждой из них, что имеет определённый прагматический смысл [Кирпиченко А. А., 2012]. Выделяют такие дименсии, как бред, галлюцинации, дезорганизация речи, дезорганизованное поведение, негативная симптоматика, когнитивные нарушения, депрессия и мания. В ряду данных дименсий относительно новым и активно изучаемым доменом являются когнитивные нарушения и симптомы нейрокогнитивного дефицита, вносящие значительный вклад в формирование социотоксичности шизофрении [Софронов А. Г., Спикина А. А., Савельев А. П., 2013]. Анализ проявлений нейрокогнитивного дефицита позволяет раскрыть характеристику коммуникативной деятельности при шизофреническом процессе. К нейрокогнитивному дефициту относят совокупность нарушений в когнитивной сфере – памяти, внимании, исполнительных функций, традиционно оцениваемых количественно с помощью нейропсихологических тестов и не достигающих уровня дементирующих процессов. Уже Э. Крепелин в перечне симптомов «раннего слабоумия» обозначал нарушения когнитивных функций и способности к суждениям [Kraepelin E., 1919]. Длительное время проявления нейрокогнитивного дефицита оставались на периферии поля зрения психиатра, за фасадом флоридной психотической и грубой дефицитарной симптоматики. По мере лекарственного патоморфоза всё более деликатные проявления патологии становились доступными для описания, «обнажаясь» из общего психотического массива. Различные исследователи приводят характерный когнитивный профиль пациента с шизофренией с нормальным результатом теста на чтение, нижней границы нормы тестов, оценивающих простые сенсорные, моторные и речевые функции, снижением коэффициента IQ в среднем на 10 пунктов, снижением на 1.5 – 3 стандартных отклонения тестов, оценивающих память и сложные моторные, пространственные задания, а также низкие результаты тестов по оценке устойчивости внимания и проблемно-решающему поведению [Gold J.M., Harvey P.D., 1993]. Подобный глобальный дефицит, очевидно, вовлекает большое количество нейроанатомических структур, в связи с чем ряд авторов предлагают концепцию т.н. «когнитивной дисметрии» [Andreasen N., 1997].
В рамках нейрокогнитивного дефицита при шизофрении возможно выделение отдельного клинически значимого кластера дисфункции – нарушений так называемых социальных когнитивных функций, во многом определяющих социотоксичность эндогенного процесса [Бурова В. А., 2012]. Под социальной когницией понимается способность обрабатывать информацию с учётом социального контекста, личностная переработка происходящего, построение причинно-следственных связей в отношении себя и других, оперирование социальными правилами при принятии того или иного решения [Penn D.L., Sanna L.J., Roberts D.L., 2008], что позволяют выстраивать представления об отношениях между собой и другими, а также гибко использовать эти представления для управления социальным поведением [Adolphs R., 2001]. В социальных когнитивных функциях описывают такие домены, как восприятие эмоций, «Theory of Mind» («внутренняя модель сознания другого»), атрибутивный стиль и социальное восприятие [Бурова В. А., 2012]. Данные процессы позволяют «считывать» намерения окружающих лиц, определять тонкие нюансы и оттенки социальных ролей, распознавать эмоциональный контекст, обеспечивая «обратную связь» при реализации собственного поведения. Социальные когниции имеют определённую нейроанатомическую основу, представленную на макроскопическом уровне амигдалой, верхней височной бороздой и префронтальной корой [Pinkham A.E., Penn D.L., 2003], а на микроскопическом – т.н. «зеркальными нейронами» [Rizzolatti G., 2004]. Очевидно, что именно нарушения социальных когнитивных функций вызывают коммуникативную дисфункцию при расстройствах шизофренического спектра, фактически выключая пациента из контуров эффективных социальных интеракций.
