— Ты в самом деле думаешь, что мы проигрываем войну?
— Мы проиграли ее, Елена Владимировна. Господи, смилуйся над нами!
— Ты веришь в Бога, Олег? Советский офицер, выпускник Академии Фрунзе?
— Да, после сражения под Минском верю. Он — единственная наша надежда. Я люблю тебя, Елена Владимировна! Я полюбил тебя, как только ты пришла в полк и была направлена в мой взвод. Кончай ты, девочка! Идет война. Кто знает, доживем ли мы до вечера?
— Перестань! Я не могу! У меня есть жених!
— Нет у тебя никакого жениха, — отвечает он насмешливо. — Я знаю о твоих шашнях с капитаном Анной Скрябиной. О них знает вся бригада. Говорят, плодом этой любви будет Т-34. — Он с громким смехом запрокидывает голову. — Ты любовница Скрябиной. Все знают, что эта корова помешана на девушках. Но знаешь, что девушки быстро исчезают после того, как эта ведьма пресытится ими? Она скоро перестанет быть замполитом. Полковник Потапов терпеть ее не может.
— Анна ему не по зубам. У нее есть связи в Ставке.
— Ты влюблена в нее!
— Ну и что? На это нужно получать разрешение командира взвода?
— Что вы делаете друг с другом?
— Думаешь, я извращенка?
— Нет, просто-напросто лесбиянка. Меня тошнит от тебя, Елена Владимировна
— Отлично, тогда пусти меня, товарищ лейтенант! В Суомиссалми, выдавая награды, явно не обучали манерам.
— Ты потешаешься над орденом Красного Знамени?
— Донеси на меня, если хочешь. Я могу за себя ответить! Если меня поставят к стенке, я позабочусь, чтобы ты составил мне компанию.
— О, Ленок, я уверен, что ты вывернешься. Просто-напросто залезешь в постель к Анне. Это ведь она занимается всеми доносами.
— Скотина! Я трижды проклинаю тебя — клянусь Святой Казанской Богоматерью!
— Извини, Лена. Я не хотел обижать тебя, но ты сводишь меня с ума. И я заполучу тебя любой ценой!
— Говорю тебе — нет! С тобой я ничего иметь не буду!
Неожиданно он наваливается на нее. Кукуруза раскачивается. Толстые стебли громко трескаются.
— Я возьму тебя сейчас, даже если это будет последним, что сделаю в жизни! Фрицы еще до вечера будут здесь, и нам конец. Приказано стоять насмерть! — Одним движением он срывает с нее гимнастерку. — Потом можешь побежать к Анне и сказать этой ведьме, что проделывать это с мужчиной гораздо лучше!
— Чертовы недотепы! — ругается низким нутряным басом Малыш.—Так можно распалить даже кастрированного негра! Смотрите, как этот изменник Родины теперь ее лапает! А сам сомневается в окончательной победе. К стенке нужно ставить таких псов! Пронзать штыками!
— Это он ее будет пронзать, только не штыком, — довольно посмеивается Порта. — Если б они знали, кто лежит здесь, обмочились бы со страху! Жуткая штука война! Один потрясающий эпизод за другим!
— Теперь он лезет ей под юбку, — возбужденно шепчет Штеге, утирая пот со лба.
— Кончайте вы, похотливые обезьяны, — отрывисто бросает Старик, придвигая свой ручной пулемет нового образца, со штыком для рукопашного боя.
Барселона Блом сладострастно посмеивается и отвинчивает колпачок гранаты.
— Этому охламону нужно бы пошевеливаться. Трахнуться напоследок перед тем; как мы постучим в дверь.
Девушка высвобождается снова. Груди ее обнажены. Тяжело дыша, она дает лейтенанту звонкую пощечину. Но это лишь еще больше возбуждает его. Она пытается нанести ему удар ногой в пах.
— Ей надо было бы пройти курс в школе дзюдо, — говорит Порта. — Тогда она смогла бы швырнуть этого самчика прямо к нам.
— Тут бы запал у лейтенанта сразу прошел, — усмехается Малыш. — Его офицерский пистон скукожился бы при виде нас.
Краткая борьба среди раскачивающихся кукурузных стеблей. Юбка у девушки сорвана. Большой наган и белые трусики с оборками по контрасту выглядят нелепыми.
Тяжело дыша, оба валятся в траву. Что-то белое, трепеща, взлетает в воздух и повисает на длинном листе.
— Это ее чехол для задницы, — ликующе сообщает Малыш.
Все мы, кроме Старика и Легионера, восторженно улыбаемся. Порта издает протяжный, пронзительный свист.
— Что это? — нервозно спрашивает Лена.
— Самец камышовки подзывает самку, — успокаивает ее Олег.
— Это рыжий воин тоскует по самке, болван, — широко усмехается Малыш, крепко прижимаясь лицом к земле.
— Совершенно верно, — похотливо смеется Порта и почесывает в паху кончиком боевого ножа.
— Нет! — истерично вскрикивает девушка. — С какой стати?
— Чтобы доставить мне удовольствие, — смеется Олег.
— Нет! Слышишь? Пусти меня!
— Один раз, что тут такого? — просит он.
Тишина. Потом среди стеблей раздаются предательские стоны. Сдавленный вскрик. Бестолковые слова.
Мы одурели от возбуждения, отрывисто дышим и жадно смотрим.
Порта подползает к Малышу.
— Пресвятая Богоматерь Казанская, — шепчет он с отдышкой, — вот это да! Мы воюем с красными, а на самом деле оказались не в той армии. Иван[5] понимает, что к чему. Берет с собой одетую в форму женщину прямо в гущу боя. Может нам, закаленным прусским ветеранам, махнуть рукой на полинявшего орла и последовать за коммунистической звездой? Эти люди сражаются за святое дело.
— Они святые? — разочарованно спрашивает Малыш. Его опыт общения со священниками в католической исправительной школе был далеко не из приятных.
— Какое там, — усмехается Порта. — Закоренелые грешники. Но сделаны из более крепкого материала, чем наши партийные бонзы, которые хотят служить Богу и дьяволу и пытаются скрыть связь с последним, как фарисеи в Библии. Я слышал, что у каждого сержанта-коммуниста есть пилотка[6], готовая ублажить его в любое время.
— Если это правда, — бормочет Малыш с жарким румянцем на щеках и сверкающими глазами, — то мы уже потеряли уйму времени в треклятой армии Гитлера.
— Позволим им кончить до того, как примемся за дело? — спрашивает шепотом Штеге.
Старик не отвечает, нервозно дергает себя за ухо и возится с пулеметом. Ему неинтересно, что происходит среди стеблей кукурузы перед нами.
Девушка встает и начинает приводить в порядок одежду. Надевает юбку. Теперь она вновь сержант гвардейской танковой бригады.
— Я должна идти, — улыбается она, обнажая белые зубы, — но после вечерней поверки приду к тебе.
— Нет, — отвечает лейтенант. — Ко мне ты уже не придешь.
— Черт возьми, должно быть, он предсказатель, — шепчет в изумлении Порта. — Может он знать, что мы здесь?
— Приду, — смеется девушка и идет к стоящим за кукурузным полем рядом с зарослями подсолнухов четырем русским танкам БТ-5. Будь они покрашены в желтый цвет, как наши, их было бы не видно.
В это время года Россия вся желтая. С концом сентября, кажется, даже лица людей приобретают легкий желтый оттенок. Теперь зеленые танки резко выделяются на желто-буром фоне.
— Им надо бы красить танки четыре раза в год, как делаем мы, — негромко говорит Порта. — Двух раз в боевых условиях недостаточно.
— По-хорошему, их нужно красить каждый месяц, — говорит Штеге. — Январский снег совершенно не похож на декабрьский, рассыпчатый ноябрьский невозможно сравнить со старым февральским, а в марте существуют пять оттенков белого. Так что сами видите, что даже зимой, когда все белое, красить танки имеет смысл всего один раз. С приходом весны оттенок зелени меняется чуть ли не каждую неделю. Какой смысл ездить в зеленом по-весеннему танке среди темной зелени в конце лета? Он бросается в глаза, как юная девушка среди толпы стариков. Нет, если б мы хорошо понимали, как нужно маскироваться, то жили бы дольше. Только посмотрите на наше обмундирование! Серо-зеленое! Где можно найти такой цвет? Только в дорожной пыли.
А русские продолжают носить зимнюю форму, когда уже давно наступила весна. Цвета обмундирования выбирают сидящие в кабинетах идиоты.
— А в прежние времена все носили красно-синюю форму, — говорит Малыш, покачивая головой.
— Это чтобы пугать противника, — объясняет Барселона. —Шеренги солдат с примкнутыми штыками, наступающих бок о бок в красных мундирах, достаточно, чтобы нагнать страху даже на самых смелых. Кажется, что на тебя катится волна крови.
— Если б у кого-то хватило дурости наступать таким образом, я бы сыграл на пулемете колыбельную песенку и уложил бы аккуратный ряд красных трупов, — язвительно усмехается Малыш.
— Олух, — презрительно фыркает Барселона, — тогда не существовало автоматического оружия, были только мушкеты, которые приходилось долго заряжать после каждого выстрела.
— Как, не было пулеметов? — удивленно спрашивает Малыш. — Странная, видимо, была война. Почти безопасная. И минометов не было?
— Нет! — снисходительно отвечает Барселона. — Ничего подобного не существовало.
— Ну, тогда, наверно, были зажигательные бомбы на тот случай, если придется туго?
