запястью, и я поспешно выпрямила руку со стаканом. Представьте, если бы в «Ноттинг-Хилле» Хью Грант, вместо того чтобы пролить сок на Джулию Робертс, просто тыкнул ей в грудь пустым стаканчиком.
— Пожалуйста, дайте пройти, — тихо взмолилась я.
Дети улыбались.
— Прошу вас! — проговорила я чуть громче, покосившись на парня в футболке с «Рамоунс», чтобы убедиться, что он еще тут.
Одна из мамаш, блондинка в ироничных «маминых» джинсах с высокой талией и кроссовках, оторвалась от разговора с подругой и окинула меня оценивающим взглядом.
— Какие-то проблемы?
У меня тут же вспыхнули щеки.
— Никаких! Извините. Мне просто нужно пройти.
Люди за соседними столиками начали поднимать головы.
Подруга воинственной мамаши, особа с блестящим конским хвостом, покачала головой.
— Наши дети сами решат. Вендетта, Джастис[1], что вы собираетесь делать?
Боже милостивый! Дети посмотрели на меня и взялись за руки.
Проклятие рыжих волос, бледной кожи и веснушек заключается в том, что при малейшей провокации ваше тело вас тут же выдает. Я не видела себя, но прекрасно знала, что грудь и шея пошли алыми пятнами.
— Ты как морковка! Смотри, мамочка, она морковка! — воскликнула девочка (Джастис?).
Мальчик сморщился и завопил:
— У нее сыпь? Она заразная?
— Какие умные слова ты знаешь, Детти! Нет, просто эта леди немного застеснялась!
— Я боюсь, — проговорила Джастис.
Теперь уже все пять мамаш смотрели на меня, и я выдавила улыбку, жалея, что не имею достаточно смелости сказать им, что с таким воспитанием в старшей школе их дети начнут травить одноклассников.
Со все еще пылавшими лицом и грудью я повернулась, чтобы обойти их столик с другой стороны. Мамаши дружно пялились на меня, а Джастис, Вендетта и другие детишки (могу только догадываться, как их звали) громко хихикали.
Парень в футболке с «Рамоунс» снова оказался в поле моего зрения. На этот раз я была настроена решительно. Я направилась прямо к его столику, не отрывая глаз от телефона и намереваясь как бы случайно натолкнуться на него. И тогда у нас будет своя очаровательная история романтического знакомства.
Ясное дело, когда не смотришь, куда идешь, обязательно в кого-нибудь впилишься. Просто не всегда можешь выбрать в кого.
Следующие мучительные пять секунд прошли как в замедленной съемке.
Пять. Не отрывая глаз от экрана и высоко подняв стакан, я набрала скорость.
Четыре. Улучила последнюю возможность поднять глаза.
Три. Застенчиво улыбнулась; в его же взгляде застыл ужас.
Два. Потому что к нему только что подошла его миниатюрная бабуля, которую он теперь притянул к груди, пытаясь защитить.
Один. Я врезалась в него, зажав бабулю между нашими телами, и в этот момент апельсиновый сок выплеснулся из стакана.
Замедленная съемка кончилась. Я с бешено колотившимся сердцем отшатнулась и с облегчением обнаружила, что внук и бабушка оба сухие. Милая старушенция была спасена.
— Простите, ради бога! С вами все в порядке? — Благодаря тебе — нет, раззява, — прошипела бабуля.
Парень в футболке с «Рамоунс» смотрел волком. Я вздохнула. Что-то подсказало мне, что нам не суждено быть вместе.
Я уже собиралась предложить помощь, но, к сожалению, то, что взлетело, когда-нибудь обязательно упадет. Внезапно раздавшиеся возмущенные крики подсказали, куда именно оно упало.
— Джастис! Все хорошо? Скажи что-нибудь!
О, нет! Все еще сжимая в руке пустой стакан, я обернулась.
Белокурые волосы малышки Джастис были теперь ярко-оранжевыми; мамаша исступленно вытирала мокрые пряди, с заостренного личика стекали струйки сока. Детти с ухмылкой таращился на свою рыдавшую подружку.
— Мне очень, очень жа… — забормотала я.
— С ней все в порядке? — перебила меня мать Детти с безопасного расстояния.
— Нет, с ней не все в порядке. Черт возьми, Дженет, дай мне влажную салфетку.
Вдруг мать Джастис будто что-то торкнуло, и она резко повернулась к тому месту, где, сжимая обеими руками стакан, стояла обомлевшая я. Женщина растерла капли сока между пальцами.
— Что в нем было? — спросила она меня.
— Только апельсины, — сдавленно проговорила я. Мать Джастис слегка расслабилась. — И яйцо.
Мамаша взвизгнула и начала еще исступленнее оттирать дочь, встряхивая светлыми прядями.
Другая мамаша воскликнула:
— О боже, Сьюз. Она веган?
Меня бросило в жар.
— Я могу хоть чем-то помочь? Давайте принесу салфетки!
Я бросилась обратно к своему столику, чувствуя, что начинаю слегка впадать в истерику. Отец и дочь, опустив головы, читали. Они единственные во всем кафе не обращали на происходящее ни малейшего внимания. Их салфетки лежали на ближайшем ко мне краю стола. Я поставила стакан и схватила их. Девочка подняла глаза… и подмигнула мне. Я была слишком взбудоражена, чтобы ответить.
Сьюз без единого слова выхватила у меня салфетки и поднесла их ко рту дочери.
— Высунь!
Джастис высунула язык, и, клянусь, в этот момент она смотрела прямо на меня. Сьюз начала вытирать ей язык, судорожно приговаривая:
— У нее… аллергия… на… яйца. Если она… проглотит… ей…
Как по команде, Джастис побледнела, а затем икнула.
— Джастис, скажи маме, что ты не глотала.
Малышка рыгнула. Потом еще раз.
Ведь этого не должно случиться, правда? Я затаила дыхание и уже начала подумывать, не смыться ли из кафе прямо сейчас, оставив ноутбук и сумочку.
— Мамочка, она заразная? — спросил ангелочек Детти.
У Джастис был такой вид, словно она вот-вот зайдется кашлем, но… этого не произошло.
Вместо этого изо рта у нее вырвался сверкающий фонтан, иначе не скажешь, блевотины и с такой силой ударил Детти в лицо, что того отбросило назад.
В кафе наступила мертвая тишина, если не считать оглушительного стука капающей с Детти рвоты.
Несмотря на то, что это был сущий кошмар и я чувствовала себя поистине ужасно, когда в запрокинутое лицо Детти выстрелила очередная порция рвоты, в самой глубине души у меня все же мелькнула непростительная мысль: «Вот почему ее назвали Джастис».
Я вышла из туалета только после того, как возмущенные мамаши с детьми наконец убрались восвояси, пообещав никогда больше сюда не возвращаться. Зэн отмахнулся от моего предложения помочь убраться — кажется, мамаши несколько недель терроризировали его и остальных сотрудников, развернув кампанию против гендерно нейтральных туалетов. Он даже сварил мне кофе, который ждал меня за моим столиком. Я махнула ему рукой в знак признательности.
Папа с дочкой по-прежнему сидели в кафе — я надеялась, что они уже ушли и мне никому не придется смотреть в лицо. Единственная разумная вещь, которую я могла сейчас сделать, — это допить кофе, собрать свое барахло и никогда больше сюда не возвращаться.
Снова усевшись за ноутбук и заслонившись им, как щитом, я рискнула осторожно оглядеть
