нет, — я игриво подмигнула пацану и потрепала его по макушке.
— Надо тебе хоть имя какое пока придумать.
— Зови меня Манька, — в шутку рассмеялась я.
Но тетке и ее сыну имечко пришлось по душе.
К ночи меня уложили на сеновал. Почему-то туда мне не хотелось, хотя других вариантов не предлагали. Скривившись, я залезла в темное логово ночных кошмаров, огромных насекомых и скребущихся грызунов.
Глава 2. Ведунья
— Ма-а-анька, вставай! — громогласно звала меня Оксения. А мне подниматься совсем не хотелось. Ночью я наткнулась рукой на отвратительного гладкого, как моя лысина, жука. Потом в сене подо мной пробежало что-то, норовя забраться под ночную рубаху любезно предоставленную теткой. В общем, ночка не из легких. Уснула я под утро. И, стоило закрыть глаза, как эта мышиноволосая женщина уже завопила мое выдуманное имя.
— Ну что, Манька, пошли к бабке.
Я сняла ночную рубаху и потянулась к своей мужицкой одежде.
— Уф, — скорчила рожу Оксения. — Бог с тобой!
Иглы непонятных видений на мгновенье проскользнули в голове.
Женщина в строгом богатом и оттого красивом костюме сорвала с меня цепочку с кулоном в виде солнца.
— Мы поклоняемся другому богу, — стальной стрелой разрезал ее голос мои перепонки.
— Манька, — Оксения щелкнула пальцами перед глазами.
— Какому богу ты поклоняешься? — беззастенчиво спросила я.
— Единому Праотцу, — смутилась женщина.
— Он как-то связан с солнцем?
— Праотец один, но некоторые считают, что его не существует, — Оксения обидчиво надула губы. — Считают, что нас другой бог бережет! И один из них — Соло — Повелитель Солнца.
— Расскажи еще! — возбудилась я. Хотелось проглатывать новые знания. Мало ли, сколько времени мне жить без памяти. А знать хоть что-то нужно.
— Не вовремя ты, — отмахнулась женщина. — Мы опаздываем. На, — она протянула оливковое платье в мелкий белый цветок. — Это подчеркнет твои глаза. Одно из моих лучших.
Вот я странная. Уже почти сутки с момента моего внезапного появления черти где, а я даже не удосужилась взглянуть на себя в зеркало. Чуть не перевалившись через порог, я бросилась в комнату, где могла взглянуть на свое отражение. С замиранием сердца я ожидала увидеть «образину», как назвали меня деревенщены. Да все, что угодно, но только не это.
Драгоценные изумруды, оправленные в глазное яблоко, испуганно смотрели на худое веснушчатое лицо. Ах, какие у меня изумительные щеки! При беге болтаться не будут. Пугало, конечно, отсутствие ресниц и бровей. Сегодня узнаем у бабки, поправимо это или нет. Я напялила на себя платье-палатку и выпорхнула на крыльцо, где меня уже заждалась Оксения.
— Где отец Пётки? — спросила я пока мы шли к неизвестной старухе.
— Нет у него ни отца, ни матери.
— А ты кто такая тогда?
— Вторая мать.
— Тогда так. Где у Пётки второй отец?
— А не было его, — горделиво вздернула голову Оксения. — Безотцовщина он. А мне и не надо, — взъерепенилась женщина. — Я и сама неплохо по хозяйству управляюсь. Вот и Пётка, между прочим, помогает!
— Расскажи про богов, а? — решила сменить тему я, а то сейчас начнет рассказывать, как без мужиков хорошо, так и не остановишь.
— Семь их было, — недовольно буркнула женщина, видимо, расстроилась, что я слетела с крючка. — Праотец — самый главный из них.
— Давай только без фанатизма.
— Это что за слово такое ты сказала, иностранное?
Я отмахнулась, предлагая продолжить.
— Шесть детей у него, значит, было, — Оксения начала загибать пальцы. — Соло — солнце, Унгель — луна, Шрея — земля, Кай — воздух, Гарелий — огонь, Англеаз — вода. Дети попытались свергнуть своего отца, за что получили поднебесный облик. И живут теперь среди нас — смертных. Нашли же почитателей среди живых, и создали культы свои, изверги.
— Почему изверги?
— Да управы нет на них никакой! У всех свои правила, законы, король наш молодой, неопытный, ничего сделать не может!
— Что же ему, по твоему опытному мнению, сделать нужно?
— Казнить, конечно, или склонить к богу единому!
Я тяжело вздохнула. Оксения, может, и добрая, но мозгов с гулькин нос.
— Допустим, скажут тебе, выбирай: жизнь Пётки или вера в Шраю, Шрею, как ее там… Что выберешь?
— Ересь говоришь, Манька. Никто меня перед таким выбором не поставит!
— Ну, а поставит если.
— Отстань, покуда хочешь иметь ночлег!
— Скучная ты, — я привычным движением отбросила прядь. Стоп! Привычным? Прядь? Конечно, никаких волос у меня внезапно не появилось, но этот взмах такой легкий, такой естественный, он мой.
— Пришли, — Оксения указала на вполне приличный домишко, правда, с облупившейся синей краской, но с аккуратными резными белыми ставенками.
— Баб Донь!
— Кого холера принесла? — в мутное окошко высунулся морщинистый глаз.
— Оксенья это, пришла с девчонкой, про которую сегодня на базаре рассказала.
Старуха вышла и пригласила лишь за ограду, в дом пускать не стала. По раскиданным во дворе доскам во всю бегали, кудахтали и гадили пестрые жирные курицы — пок-пок. Черный пес, здоровый как лошадь, прятался в тени своей будки размером с баньку. Он вяло глянул на меня и коротко выдохнул сухим пупырчатым носом в знак приветствия.
Старуха причмокнула и сказала:
— Сядьте!
Мы послушно присели на занозную лавчонку, старушенция откуда-то вытолкала стол и села напротив.
— Рыжая, — она кивнула на меня.
— Не мудрено догадаться, — сверкнула я редкими веснушками. Старуха недовольно зыркнула.
— Хгляди в хглаза.
— Хгляжу, — передразнила я противную бабку Доню.
— Пакось она. Тебе, — она тыкнула в Оксению, — принесет несчастье.
— Врешь ты все, — не побоялась я нагрубить «ведунье».
Бабка многозначительно посмотрела на тетку.
— Есть что-то более конкретное на меня?
Оксения кивнула, давая понять, что тоже готова слушать дальше.
— Тьфу, — старуха плюнула себе на ладони и растерла эту мерзость по своим рукам. — Давай сюда свою.
— Нет, спасибо!
