Ее осанка была безупречной, так же как и висящая на сгибе локтя сумочка от «Луи Виттон», откуда выглядывала крошечная ухоженная чихуахуа. Валери д’Орсе воцарилась в зале, как Клеопатра — в Египте; достигнув подножия лестницы, она пренебрежительным жестом отвела объектив камеры в сторону, словно избавляясь от назойливого папарацци.
«Какой выход», — подумал Ричард, до этого видевший ее только мельком, поздним вечером, когда она въезжала. Прибыла Норма Десмонд, и на этот раз обмельчали именно фильмы[2].
В летнем костюме цвета сливок, с огромными солнцезащитными очками, поднятыми на лоб, она одарила зал неопределенно-вежливым bonjour, прежде чем разместить свою собачку на кресле и, успокоив ту несколькими ласковыми словами, устроиться напротив. И снова в памяти Ричарда всплыли бабушка и ее Винс, хотя вся эта картина была из совершенно другой жизни, нежели «Пеббл Милл в час пополудни»[3], сигареты «ротман» и диваны, знававшие лучшие времена. Собака перевела взгляд с хозяйки на Ричарда, который стоял столбом, слегка ошеломленный грандиозным появлением, а затем на чету Риззоли, не донесшую до ртов ложек с хлопьями. Из-за стола выглядывала лишь голова псины, чей украшенный камнями ошейник, словно диско-шар, пускал по потолку цветные блики. Казалось, она чего-то ждет; как, впрочем, и все остальные.
— С вами все в порядке, мсье?
Как и большинство француженок средних лет или, вероятнее, любых женщин средних лет, а возможно, просто всех француженок, Валери д’Орсе интересовалась здоровьем человека тоном, в котором участие мешалось с долей пренебрежения, как у полицейского при допросе слабоумного свидетеля. Она смотрела прямо на него тяжелым, пронизывающим взглядом, наверняка повергнувшим к ее ногам немало мужчин.
Прибыв вчера поздним вечером, она сыпала сожалениями из-за того, что заставила его ждать, и жалобами на пробки при выезде из Парижа. Было темно, и он к тому времени успел слегка выпить, поэтому просто показал ей номер и ушел. И даже не заметил, что она с собакой, что, по правде сказать, являлось нарушением правил гостиницы. Пусть даже псинка оказалась не больше Винса-попугайчика, но правила есть правила, а правило «без животных» четко прописывалось на всех веб-сайтах. Тут требуется деликатный подход, решил он, поглядывая на постоялицу, пока подогревал молоко для четы Риззоли.
Она олицетворяла собой классическую элегантность в типично французском стиле: волосы, подстриженные в короткий боб, выкрашены в темно-каштановый, под цвет глаз, теплых и в то же время отстраненных, пронизывающих острым взглядом. В уголках ее глаз скопились морщинки, указывающие на готовность посмеяться и веселый нрав, но темный омут радужки не располагал к глупостям. Они мало что пропускали, предположил Ричард, ощутив некую неловкость. Он не считал себя тщеславным; его радовало то, что он выглядит на свои годы и, как он убеждал себя, вполне неплохо смотрится среди мужчин одного с ним возраста. В волосах вполне уместно проглядывала седина, пусть даже виски чуть поредели, словно отлив открыл побережье. Едва наметившееся брюшко можно было легко, по крайней мере пока, убрать, втянув в себя воздух и выпрямившись. Да, есть и похуже него, причем немало, заключил он так, словно оценивал самого себя перед продажей. Что, впрочем, ему, весьма вероятно, и предстояло скоро сделать. Возможно. В данный момент собственный семейный статус казался ему довольно неясным. На прошлой неделе дочь сказала ему, что «в терминах социальных сетей, пап, у вас с мамой все сложно», так, будто это было вполне удовлетворительным объяснением, а не замаскированной дверцей в ловушку неопределенности. Как бы то ни было, в глубине души он смирился с мыслью о возвращении в стан холостяков в обозримом будущем и, случись так на самом деле, в свои пятьдесят три был к этому готов. Пусть он уже и не мог похвастаться внешностью главного героя, но вот на персонажа с приятным характером вполне тянул.
— Мадам д’Орсе, — произнес он с самым французским своим акцентом, выпрямившись во весь рост и слегка втянув живот, — боюсь, нам необходимо поговорить о вашей собаке.
— Паспарту?
— Да, м-м-м, Паспарту.
Паспарту, надо отдать ему должное, одарил Ричарда взглядом из разряда «зря тратишь время, приятель».
— О, не беспокойтесь о Паспарту. — Она грациозно махнула рукой. — Достаточно миски воды.
Ее ответ прозвучал на английском с долей пренебрежения, напомнив о высокомерных парижских официантах и принеся раздражение и облегчение в равных долях. Но сопровождался он дружеским пожатием плеч, а тон в единственной фразе проделал путь от насмешницы до роковой женщины и обратно. Ричард еще немного втянул живот, что не осталось незамеченным.
— А вот я, напротив, хотела бы еще немного теплого молока в мой горячий шоколад. И, возможно, круассан.
— Да, сей…
Паспарту улегся в своей переноске, настраиваясь на долгий сон.
— И, пожалуйста, зовите меня Валери, Ричард. Я планирую задержаться здесь как минимум на несколько дней, и, думаю, нам ни к чему все эти формальности. Терпеть не могу церемоний. — Эти слова она адресовала чете Риззоли, которые, казалось, вцепились друг в друга еще крепче.
Ричард открыл было рот для ответа, но понял, что не знает, с чего начать, что сказать в середине и как вообще должен звучать конец. Его затуманенный винными парами разум пытался оценить ситуацию; да, она привлекательна, да, впервые за практически вечность привлекательная женщина назвала его по имени, а не «мсье» или «эй», однако меньше чем за минуту его легко и ненавязчиво заставили отступить от собственного свода правил.
— Так, теперь, значит, эти чертовы собаки? Господи Иисусе! — раздался свистящий шепот с лестницы, где на том же самом месте, что и Валери недавно, стояла мадам Таблье. Ее крахмально-белый, девственно-чистый фартук резко контрастировал с грязными словами, швабра с ведром несколько терялись в крепкой хватке ее крупных, как у мужчины, рук, к поясу был прицеплен громоздкий старомодный, годов 80-х, кассетник «уокман»[4] с оранжевыми поролоновыми наушниками, висящими на шее. Можно было с легкостью расслышать, как Джонни Холлидей[5] хрипло тянет очередную рок-балладу.
— Будто бы тут и без того работы не до черта, — пробурчала она достаточно громко, чтобы быть услышанной, несмотря на песнопения Джонни. — Взять хотя бы этих людей, что расшвыривают свое дерьмо повсюду. А теперь еще и собаки, да? — Она с трудом преодолела последние ступеньки лестницы и обратилась к замершей комнате. — Можно подумать, мне мало того, что приходится оттирать кровавые пятна с мокрых стен.
Глава вторая
— Да, понимаю, но, думаю, тут… ну, тут же не так много крови, правда? — неубедительно начал Ричард и обернулся, чтобы увидеть Валери и мадам Таблье, стоящих за его спиной в дверях одной из спален верхнего этажа.
Две
