идет ураганная волна, срывая крыши, ломая тополя и акации, как падают глыбы и комья, но все это было там, где Юрка и мать могли быть минут через пять, не останови их немецкий часовой.
— Юра, это они отступают и город хотят взорвать. Пошли домой. Погибнем хотя бы вместе.
Они вернулись домой. И опять один снаряд, другой, третий… В конце дня где-то далеко послышалось «ура». Но слабое, ничего за этим не последовало.
Вечером прибежал Жорка Калабаш. Он побывал в тех складах.
— Брехня! Они все вывезли. А людей, которые пришли, загнали в пустые помещения и заперли. Сидим и вдруг слышим: «Ура!» Вверху ворот решетка железная. Мужики меня подняли на плечах. Смотрю, наших человек сто среди белого дня через реку бежит. До середины их подпустили, а потом как дали из пулеметов. Видно было, как пули в наших входят. Двое бросились к барже во льду. Полшага каких-нибудь оставалось — достали и их. Я упал на пол. Ну и, значит, ясно, что надо нам как-то выбираться. Мужики придумали. У одного ремень, у другого крепкое полотенце. Палки нашли, два прута в одном месте растянули, просвет такой получился, что я во двор вывалиться смог. Ворота без замка на засов были закрыты, мы разбежались в момент.
Зрачки у Жорки были расширены, дышал, как после долгого бега, руки дрожали, вообще все в нем дрожало.
— А взрыв ты слыхал?
— Какой взрыв?
— Ну, когда весь город затрясся. Они нас взорвать хотели.
— Наши?
— Да немцы!
— Не знаю…
Кроме того, что случилось в порту, все из Жорки вылетело.
На чердаке школы Юрка, Жорка и Витька Татош припрятали в расширительном баке отопления ружья, пулемет ручной, патроны. У них была мечта, когда враги побегут, бить им в спины. Все было не так. Наши стояли за рекой и, не двигаясь с места, разбивали город. Немцы им почти не отвечали, но и бежать как будто не собирались. Как и осенью сорок первого, когда наши отступали, а потом наступали, как и в июле сорок второго, теперь, в феврале сорок третьего, им оставалось только ждать.
С наступлением темноты бомбардировка не утихла, как это было вчера, наоборот, усилилась. Точно над их домиком, и справа, и слева свистели, завывали снаряды и мины самых разных калибров. Светопреставление! И вдруг в какой-то момент стало ясно, что в этой неразберихе есть порядок, кто-то все видит и направляет. И сжиматься от страха стало незачем. Ведь это кончится! Обязательно кончится. Бой кончится. Сама война кончится… Так долго продолжаться не может. Пусть! Пусть в их дом влетит снаряд.
* * *
После трехдневной бомбардировки завоеватели скрылись из города ночью. Утром, когда Юрка еще спал, пришли Жорка Калабаш и Витька Татош.
— Они драпанули!
У Юрки вечером была высокая температура, бросало то в жар, то в холод. Он забыл про болезнь, под протестующие крики матери выскочил из дома.
На окраине было тихо и пусто. Всюду змеились обрывки телефонных проводов, валялись пустые консервные банки и ящики из-под галет, всюду следы сапог, глубокие колеи от автомашин и танков.
Первым делом побежали к реке. Покрытая снегом река вся темнела телами красноармейцев. Две совсем молодые девушки («Разведчицы!» — решили они) лежали недалеко от берега. Им бы еще немного — и зона пулеметного обстрела осталась бы за спиной. У одной полушубок был распахнут, гимнастерка, юбка, нижняя рубашка разорваны. Впервые они, тринадцатилетние, видели женские груди, живот. Крови на белом теле не было. Только запекшиеся, размером с пятак, следы пуль. Другая, видимо пытавшаяся помочь первой, лежала скорчившись на боку и смотрела туда, откуда пришла.
Скоро стало стыдно рассматривать разведчиц.
— Ладно, — сказал Жорка, и они побежали к середине реки, где шестеро коней волокли тяжелое орудие. Лед под орудием трещал. Пару передних коней вел пожилой ездовой, а перед упряжью шагал молодой командир. Увидев мальчишек, командир закричал:
— Назад!
— Мы поможем! — крикнул Жорка просительно.
— Назад! — яростно ответил командир.
Они побежали вдоль реки. Много наших лежало в снегу. Особенно напротив электростанции. Все с монгольскими лицами, откуда-то из Средней Азии, все в новеньких овчинных полушубках, валенках, шапках, они лежали не так, как русские, вразброд, кого где пуля застала, а кучками от пяти до пятнадцати человек.
— Чего это они так? — гадали мальчишки. — Это у них вера такая, чтоб всем вместе?..
На реке все было кончено, и они бросились в город и вышли как раз на Театральную площадь. Здесь уже немцев лежало без счета. Немцы взорвали театр (тот самый страшный взрыв, когда Юрка с матерью шли в речной порт), и их трупы на обширном пространстве, покрытом пылью, копотью и обломками взорванного здания, казались жертвами взрыва. Но нет, лица мертвых были сравнительно чистые, легли они здесь уже после.
— Шмон мы им разве не имеем права устроить? — сказал Жорка.
Документы, фотографии отбрасывали, сигареты, марки, галеты, сахар брали себе. На противоположной стороне площади показался наш танк, за ним поспешали автоматчики. И хоть мальчишки были уверены, что с немцами, живыми или мертвыми, имеют право сделать что угодно, затаились.
Танк и автоматчики ушли по Первой Советской, в ту сторону, где мальчишки жили.
— Айда следом!
Вооружились «шмайссерами» немецких солдат. Но побежали не за автоматчиками. Правее, ниже к реке, может быть, за городом, стреляли. И они бросились туда.
И ведь им пришлось участвовать в освобождении города!
У Александровской рощи по шпалам железнодорожного полотна бежал немецкий офицер.
— Держи! А-а-а-а… — закричали мальчишки. Каждый пустил очередь в сторону немца, но не в него, а повыше — стрелять они умели из любого оружия.
Офицер вообще-то не бежал, а тащился и| последних сил, хватая ртом морозный воздух, как выброшенная на берег рыба. Немолодой, грузный, был он без шинели и шапки, с пистолетом в руке. Увидев бегущих к нему с автоматами ребят, немец выронил пистолет, рухнул на колени, вытащил из нагрудного кармана пачку фотографий, пополз навстречу, как икону, показывая своих детей.
— Подымайся!
Никто еще не знал, что будет делать с немцем. Только радовались возможности кричать на него: подымайся, гад, такой-то, такой-то и такой-то… — немцы знали русские ругательства, с удовольствием их повторяли.
Однако немец с колен не подымался, молил.
— Мы тебя в плен на руках нести должны? — засмеялся Жорка. И вдруг рассвирепел: — Чего показываешь? Они у тебя живы. Все живы! А где наши?.. Пацаны! Расстрелять его надо. Кто хочет?
Совсем недавно немцы казались всесильными. Прошедшим летом в этом же примерно месте два немецких автоматчика, стоя в полный рост
