— Понятно. Веселуха еще та…
— Но это ведь хоть какое-то дело! — возмутился Седой. — Ты вот здесь сидишь и пиво сосешь.
— Я лежу! — уточнил я.
— Тем более! Скоро уже больше центнера весить будешь… А так хоть развеешься, с людьми пообщаешься. Люди у нас там, — Седой закатил глаза, — интересные до жути! Необъятное поле для психиатров и любителей созерцания жизни. Если я буду писать мемуары, боюсь, что идиотам от газетного мира придется посвятить, как минимум, треть книги!
— Заманчивое предложение, черт возьми! Мне вообще нравится сегодняшняя профилактика моей психики в твоем исполнении. Сначала что-то предложит, а потом все раскритикует, хотя говорит, что это мне подходит. Приглашает поработать, пообщаться с коллективом и тут же сообщает, что там одни ненормальные.
— Нет, люди они хорошие, интересные, — возразил Седой. — Я думаю, тебе там понравится. Работа, конечно, не очень денежная, но, я думаю, для тебя это не главное. Так что давай, соглашайся!
— Ну, уговорил, — сказал я, вставая с дивана. — Пойдем пожрем чего-нибудь.
Седой протянул мне пакет и сказал:
— Вот тебе продукты, иди готовь, а я пока своему главному позвоню, чтобы вакансию для тебя забить…
И, взяв трубку радиотелефона, Борисов решительно пошел вместе со мной на кухню.
— Алле, Василий Борисович? Это я, Леонид… Ты мне сегодня говорил насчет колумниста — так я нашел тебе новую рубрику и человека, который будет ее вести… Какую? Медицинскую… В нашей газете в самый раз… Нет, я не шучу. Есть профессиональный медик, сейчас без работы… Но по крайней мере медицинскую рубрику он может вести вполне, — Седой посмотрел на меня с усмешкой. — …Нет, ему много не надо. Семьсот рублей в месяц платить будешь — и хватит. Его согласие я получил… Хорошо, договорились, завтра он приедет.
Седой попрощался с начальником и положил трубку на стол.
— В общем, завтра в три часа подруливай к нам, — сказал он. — Шестой этаж, я сижу в кабинете шестьсот пятом. При входе вахтеру назовешь мою фамилию.
Я кивнул и поставил на стол яичницу с беконом. Открыв две банки джина с тоником, которые стояли со вчерашнего дня в холодильнике, мы приступили к трапезе.
— Слушай, а у меня получится? — спросил я. — Я ведь никогда ничего не писал.
— Все у тебя получится, — ответил Седой, запихивая в рот большой кусок яичницы. — Во-первых, чтобы делать колонку, не обязательно быть журналистом. Это скорее работа для узкого специалиста, который пишет о том, чего другие не знают. Главное — писать ясно, доступно.
— А во-вторых?
Седой прожевал кусок яичницы.
— В журналистику вообще идут те, кто не нашел своего места в жизни. Иными словами, всякий сброд. Работа журналистом же окончательно превращает их в инвалидов умственного труда. Это как в жизни — один умеет излагать свои мысли красиво, другой — однообразно. Но в газетах пишут и те и другие.
— А как же талант писателя?
— Писатель — одно, а журналист — другое. Написать книгу может не каждый, а написать статью может практически любой. В космонавты же не всех берут, а в автомобилисты практически всех, даже инвалидов… Так что журналист — не профессия, а скорее стиль жизни, — закончил Седой.
— Спасибо, Леня! Просветил… — сказал я, приканчивая свою яичницу. — Значит, я с завтрашнего дня могу причислять себя к тому сброду, который занимается журналистикой.
— Угу, — сквозь пережевывание буркнул Седой. — Но ты особенно-то не огорчайся. Я вот, например, давно к этому сброду принадлежу — и ничего, живу… Порой даже весело.
— Вот давай за это и выпьем! — сказал я, поднимая баночку с джином. — За веселую жизнь…
— Поехали! — сказал Седой и залил в себя джин.
После обеда Борисов откланялся, напомнив мне о том, что я завтра должен быть как штык в три часа у него в кабинете.
Остаток дня я провел в размышлениях о целесообразности этого шага. Я же все-таки уже не мальчик, чтобы начинать заниматься чем-то новым, неизвестным, к тому же тем, к чему меня никогда в жизни не тянуло. Но я уже настолько утомился от зимнего сидения дома, что попасть в новую среду, пусть и незнакомую, для меня все же было, несомненно, полезно. В конце концов я же оставляю за собой право в случае чего покинуть работу, хлопнув дверью… Ради справедливости надо бы сказать, что в своей жизни я делал это несколько чаще, чем нужно.
И все же в конце вечера я однозначно решил, что попробовать силы в новом деле и проветриться для меня будет полезно. Ведь и работа детектива, которой я зарабатывал на жизнь в последние годы, когда-то тоже была новым делом. Никто и представить себе не мог, что такой обычный человек, как я, в чем-то даже ленивый, мог достичь на этом поприще определенных успехов.
Я вспомнил, как проходили мои первые дела. Все начиналось с расследования каких-то малых, на первый взгляд, незначительных вещей и заканчивалось громкими разоблачениями — была обнаружена подпольная типография, где печатали фальшивые деньги, раскрыта сеть пиццерий, в которых продавали пиццу с наркотиками… Немало убийц понесли заслуженное наказание. И что особенно приятно — удалось доказать невиновность многих людей, и с них были сняты обвинения. Кто бы мог подумать, что такой осторожный домосед, как я, попадет по доброй воле в экстремальные ситуации, связанные с риском для жизни.
На этой мажорной ноте своих воспоминаний о славном прошлом я и погрузился в сон.
Утро следующего дня было обычным. Май вовсю царствовал в городе, и улицы окрашивались в яркие зеленые тона, дачники потянулись на природу, на свои огороды.
Никогда не понимал этого идиотского увлечения дачами! Если когда-нибудь я и ездил туда, то только для того, чтобы выпить с товарищами ящик пива или чего покрепче…
Неспешно сделав все привычные для себя утренние процедуры, как-то: умывание, завтрак, просмотр газет и утренних новостей по спортивному телеканалу, — я вышел в полдень из дома, погулял, а около трех часов дня очутился возле восьмиэтажного стеклянно-бетонного здания, где в прежние времена размещался «Советский пропагандист», а теперь это превратилось в Издательский дом «Дело».
Войдя в вестибюль, я по своей старой привычке совершенно не замечать вахтеров отправился внутрь помещения. Вахтерша, которая в этот момент приканчивала свой обед, решила не портить себе аппетит дурацкими вопросами о том, куда и зачем я направляюсь, и проигнорировала мое появление в стенах здания.
Поднявшись на лифте на шестой этаж, я быстренько отыскал комнату шестьсот пять и, постучав, зашел внутрь. В принципе, я мог бы и не стучать, так как в комнате был лишь один Седой. Он занимал один из двух столов, стоящих у окна. Всего же в кабинете насчитывалось три рабочих стола. В момент моего появления в кабинете Борисов активно стучал пальцами по клавиатуре компьютера, набивая, конечно, свою очередную журналистскую «нетленку». Содержание «нетленки», видимо, сводилось к тому, как важно, чтобы почта работала бесперебойно, или к описанию того, какие блестящие перспективы откроются у нашего города, если он согласится принять у себя межрегиональную выставку овощных и бахчевых культур.
Заметив меня, Седой кивнул головой на стоящее рядом с ним кресло и сказал:
— Посиди пока… Мне надо срочно материал добить в верстку, а то меня уже целый час Савраскин за яйца дергает.
Я уселся в кресло и, оглядевшись, заметил на столе рядом с собой список сотрудников газеты. Фамилию Савраскина я нашел в строке, где было написано: ответственный секретарь.
— А что, в обязанность ответственного секретаря входит стимуляция сотрудников к работе таким варварским способом? — спросил я.
— Угу, — ответил Седой, не отрываясь от работы. — И еще он целыми днями должен изображать из себя человека, на котором в газете держится все.
— Это на самом деле так?
Седой бросил на меня мельком насмешливый взгляд и сказал:
— К счастью, далеко не так. Иначе здесь бы все давно рухнуло. А вообще, — Седой, видимо, вспомнил, что перед ним сидит начинающий журналист, и заговорил более серьезно. — Ответственный секретарь вообще должен делать газету. Он отвечает за размещение всех газетных текстов по полосам, на так называемых оригинал-макетах.
— Как это?
— Ну, скажем, вот эту статью о развитии паркового хозяйства в нашем городе я отнесу ему, — Седой ткнул пальцем в компьютер, — а он уже даст распоряжение верстальщикам, каким кеглем ее поставить.
— Куда поставить? И как понимать «поставить кеглем»?
— Статью поставить в полосу… А кегль, попросту говоря, определенный размер шрифта… В общем, потом все объясню, — Седой повернулся снова к компьютеру и затарахтел клавишами.
— А верстальщики ставят, значит, эту статью, как он скажет?
— Угу. Но на самом деле верстальщики ставят так, как она поставится, — пробубнил Седой, продолжая стучать по клавиатуре.
